— Тогда нож.
— Что?
— Найди какой-нибудь нож, Грейс. О, господи. Найди…
Энджи выхватила телефон из моей руки и знаком, приложив палец к губам, приказала мне молчать.
— Грейс, это Эндж. Послушай. Возможно, ты в опасности. Мы еще точно не знаем. Поэтому оставайся пока на связи и не двигайся, пока не будешь уверена, что в твоей квартире нет посторонних.
Мимо проплыли щиты с названием районов — Эндрю Сквер, Массачусетс-авеню — и «линкольн», свернув на Франтедж-роуд, миновал свалку промышленных отходов и отходов от строительства Биг Диг[24] в виде большого темного пятна, вырулил в сторону Ист Беркли.
— Болтон, — сказал я, — она не приманка.
— Знаю.
— Хочу, чтобы по программе защиты свидетелей ее упрятали так далеко, чтобы сам президент не мог найти ее, если захочет.
— Понимаю.
— Возьми Мэй, — сказала Энджи по телефону, — и оставайся в комнате с запертой на ключ дверью. Мы будем минуты через три. Если кто-то попытается проникнуть через дверь, вылезай в окно и беги в сторону Хантингтон или Массачусетс-авеню и ори что есть мочи.
Мы проскочили первый красный свет на Ист Беркли, вынудив какую-то машину вильнуть в сторону, выскочить на тротуар и врезаться в фонарный столб у гостиницы «Пайн Стрит».
— Подсудное дело, — сказал Болтон.
— Нет, нет, — продолжала по телефону взволнованным голосом Энджи. — Не покидай дом, пока не услышишь, что кто-то внутри. Если он поджидает на улице, это как раз то, что ему нужно. Мы уже почти прибыли, Грейс. В какой ты комнате?
Молниеносный поворот на Коламбус-авеню стоил нам покрышки левого заднего колеса, налетевшего на бордюр.
— В спальне Мэй? Хорошо. Мы всего в восьми кварталах от вас.
Тротуар Коламбус-авеню был покрыт толстым слоем льда, такого черного и твердого, что, казалось, мы продвигаемся по полосе чистой лакрицы.
Когда колеса нашей машины забуксовали, то обретая стойкость, то вновь теряя ее, я не выдержал и стукнул кулаком по дверце.
— Успокойтесь, — сказал Болтон.
Энджи потрепала меня по колену.
Когда «линкольн» повернул прямо на Уэст Ньютон, в моем сознании, подобно вспышкам шаровой молнии, встали черно-белые образы.
Кара, распятая на морозе.
Голова Джейсона Уоррена, свисающая на электропроводе.
Питер Стимович с лицом, лишенным глаз.
Мэй пытается удержать собаку, играя с ней в траве.
Влажное тело Грейс, мягко качающееся на моем в духоте теплой ночи.
Кол Моррисон, запертый в глубине того грязного белого фургона.
Кроваво-красный хитрый взгляд клоуна, когда он произносил мое имя.
— Грейс, — прошептал я.
— Все в порядке, — говорила Энджи по телефону, — мы уже почти прибыли.
Мы свернули на Сент-Ботолф, и водитель включил тормоза, и мы плавно проскользнули мимо коричнево-кирпичного дома Грейс, пока, наконец, машина не затормозила на два дома дальше.
Остальные наши машины остановились позади нас. Я вылез и побежал к дому. На тротуаре поскользнулся и упал на одно колено. В этот момент из прохода между двумя машинами справа появился мужчина. Обернувшись, я уткнул ему пистолет в грудь, после чего он поднял руки в темноте дождя.
Мой палец почти нажал на курок, когда он вскрикнул:
— Патрик, стой!
Нельсон.
Он опустил руки, лицо у него было потным и испуганным. Подоспевший сзади Оскар ударил его и налетел, как поезд, отчего оба свалились на лед, и тщедушное тело Нельсона полностью исчезло под мощным торсом Оскара.
— Оскар, — воскликнул я, — все в порядке! Отбой. Он работает на меня.
Я взбежал по ступенькам к двери Грейс.
Энджи с Девином последовали за мной. Грейс открыла дверь и сразу защебетала:
— Патрик, что, черт возьми, происходит? — Она посмотрела поверх моего плеча, но, увидев, как Болтон, отдавая приказы, рычит на своих людей, округлила глаза.
Огни фар то и дело мелькали вниз и вверх по улице.
— Все в порядке, — сказал я.
Девин опустил пистолет и подошел к Грейс.
— Где ребенок?
— Что? В своей спальне.
Он вошел в дом в пуленепробиваемом жилете.
— Эй, подождите! — Она бросилась вслед за ним.
Мы с Энджи прошли за ней. Остальные агенты прочесывали двор дома с помощью ручных фонариков.
Грейс указала на пистолет Девина.
— Уберите его, сержант. Уберите…
Мэй начала громко плакать.
— Мама-а…
Девин то и дело заглядывал в подъезд, прижимая пистолет чуть выше колена.
Тепло и свет гостиной отнюдь не успокоили меня — меня подташнивало, а руки дрожали от прилива адреналина. Из спальни доносился плач Мэй, и я пошел на этот звук.
Мой мозг одолевала мысль — я чуть не убил Нельсона — она вызывала дрожь, но затем все-таки оставила меня в покое.
Грейс прижала Мэй к плечу, а та, открыв глаза и увидя меня, разразилась новым потоком слез.
Грейс взглянула на меня.
— Боже, Патрик, неужели все это так необходимо?
Лучи фонариков во дворе отскакивали от окон.
— Да, — сказал я.
— Патрик, — глядя на мою руку, сердито сказала она. — Убери это.
Я взглянул вниз, заметил пистолет в своей руке, осознал, что именно он стал причиной последнего взрыва слез Мэй. Я засунул его обратно в кобуру, затем, посмотрев на них, мать и дочь, лежащих в обнимку на кровати, почувствовал себя подлым предателем.
* * *
Пока Мэй переодевалась в своей спальне, Болтон беседовал с Грейс в гостиной.
— Первостепенная задача сейчас — обеспечить безопасность вам и вашей дочери. Внизу нас ждет машина, и я хочу, чтобы вы сели в нее и поехали с нами.
— Куда? — спросила Грейс.
— Патрик, — позвал слабый голосок.
Я обернулся и увидел Мэй на пороге спальни наспех одетой в джинсы и свитер, с незавязанными шнурками на ботинках.
— Да? — спросил я как можно мягче.
— Где твой пистолет?
Я попробовал улыбнуться.
— Выбросил. Прости, что напугал тебя.
— Он толстый?
— Что? — Я нагнулся и завязал ей ботинки.
— Он… — Она заволновалась, пытаясь найти нужное слово, и явно расстроилась.
— Тяжелый? — подсказал я.
Она кивнула.
— Да. Тяжелый?
— Да, Мэй. Особенно для тебя.
— А для тебя?
— Для меня тоже довольно тяжелый, — сказал я.
— Тогда почему ты его носишь? — Она наклонила голову налево и посмотрела вверх, прямо мне в глаза.
— Он необходим мне для работы, — сказал я. — Как стетоскоп для твоей мамы.
Я поцеловал ее в лоб.
Она поцеловала меня в щеку и обняла мою шею такими нежными ручками, что казалось невероятным, что они существуют в том же мире, что Алек Хардимен, Эвандро Аруйо, ножи и пистолеты. Она вернулась обратно в спальню.
В гостиной Грейс отрицательно качала головой.
— Нет.
— Почему? — спросил Болтон.
— Нет, — повторила Грейс. — Я не поеду. Можете взять Мэй, а я позвоню ее отцу. Уверена, да-да, что он возьмет отпуск и побудет с ней. Я буду навещать их, пока все это не кончится, но сама поехать не могу.
— Доктор Коул, это неприемлемо.
— Я первый год в хирургии, агент Болтон. Вам это понятно?
— Да, понимаю, но ваша жизнь в опасности.
Грейс тряхнула головой.
— Можете защищать меня. Можете следить. И можете спрятать мою дочь. — Она взглянула на спальню Мэй, и на ее глаза навернулись слезы. — Но я не могу бросить свою работу. Только не сейчас. Я никогда больше не получу такую возможность, если уйду посреди испытательного срока.
— Доктор Коул, — сказал Болтон. — Я не могу позволить вам это.
Грейс вновь тряхнула головой.
— Придется, агент Болтон. Защитите мою дочь. О себе я позабочусь сама.
— Человек, с которым мы имеем дело…
— Опасен, знаю. Вы мне сказали. И мне страшно, агент Болтон, но я не могу отказаться от того, к чему я шла всю жизнь. Никак не могу. Даже ради кого-то.
— Он найдет тебя, — сказал я, все еще ощущая на своей шее прикосновение ручонок Мэй.