Перед тем как вызвать «Коммунар», Чернобай довольно долго разговаривал с шахтой имени Сталина.

— У телефона начальник шахты Кукушкин.

— Слышу, слышу, — отозвался управляющий, — голос Кукушки мне хорошо знаком. Кукует себе, а яйца за нее кто-то другой должен высиживать. — И уже наседая на голос: — Когда дашь мне положенную добычу?

— Сегодня идет с плюсом, Егор Трифонович…

— Небось плюса того тонн десять?

— Почти угадали — девять тонн.

В репродукторе раздался смех и тут же оборвался.

— У тебя, Кукушка, еще язык поворачивается говорить, что идешь с превышением, — суровым голосом заговорил управляющий, — девять тонн в фонд победы над фашизмом… А задолжали Родине сколько?

— До конца месяца будет тридцать тонн…

— Выходит, заранее спланировал задолженность…

— Простите, вы меня не поняли. Тридцать тонн сверх плана, — поправился Кукушкин.

Но Чернобай уже не слушал его.

— Носить имя великого нашего вождя и так преступно работать, — гремел грозный голос. — Меня все слушают? — вдруг спросил Чернобай. Все шахты включили микрофоны и в один голос ответили:

— Слушаем, Егор Трифонович.

— То, что я говорю, касается не только одной Кукушки, но и других птах. Фронт требует от нас много угля, а мы даем его по чайной ложке. Так дело не пойдет! С этого дня буду принимать самые решительные меры, вплоть до отдачи под суд.

— Судить легче всего, а не лучше бы разобраться, в чем дело, да помочь, — послышался спокойный голос.

— Это ты, Кукушка, так рассуждаешь? — спросил Чернобай.

— Нет, это не я сказал, Егор Трифонович, — робко отозвался Кукушкин.

Репродуктор в кабинете Шугая умолк. Все трое недоуменно переглянулись.

— Интересно, кто же это нашего управляющего отчитал, — почему-то тихо проговорил Шугай, хотя знал — микрофон не был включен.

— Правильная реплика, — вставил Королев, — нельзя так издевательски, грубо обращаться со своими подчиненными.

— И Кукушкин этот чудак, — поддержала парторга Круглова, — над ним смеются, а он угодничает, извивается.

— С нашим Трифоновичем особенно не того… быстро крылья оборвет, — многозначительно крутнул головой начальник шахты и задумался. — А все же интересно, кто его осек? Не иначе, как начальник «Северной» Соломка Антип Васильевич, — словно обрадовался своей догадке Шугай. — Тот может! Соломка всегда рубит сплеча. Ты его знаешь, парторг. Не последнем совещании начальников шахт, — продолжал Шугай, — Соломка обвинил трест в штурмовщине, так его как взяли в переплет: такой и сякой, уголь фронту, дескать, отказываешься давать, объективщик, саботажник. Только что врагом не называли. А ведь начальник «Северной» не в бровь, а в глаз угодил — штурмовщина в тресте процветает.

— И мы с тобой потворствуем ей, — вставил Королев.

— Не потворствуем, а выполняем приказ, — возразил Шугай, — сейчас военное время и распоряжение управляющего равносильно военному приказу.

Репродуктор снова заговорил:

— Вызываю «Северную», вызываю «Северную»…

— Сейчас разразится гроза, — подмигнул Шугай парторгу и инженеру и, как бы с удовольствием предвкушая наступающее событие, сосредоточенно уставился на репродуктор.

— «Северная» слушает. У микрофона начальник шахты Соломка.

— Здравствуй, товарищ Соломка, — приветствовал его управляющий, — как твое здоровье?

— Спасибо, не жалуюсь.

Шугай опять подмигнул.

— Видали, какой подходец. Но это только для видимости. Сейчас начнется настоящее представление…

— Как идут дела? — после короткой паузы прогудел голос Чернобая.

— План перевыполняем.

— Знаю. «Северная» редко когда подводит. А вот трест увяз в прорыве. Третьи сутки не сплю из-за этого, — в рупоре слышно было, как Чернобай что-то передвинул на столе, шумно вздохнул и продолжал: — На отстающие шахты пока надежды мало. Передовики должны нажать, другого выхода в данный критический момент не вижу.

Опять молчание.

— «Северная»! Ты меня слышишь, Соломка?

— Слышу, товарищ управляющий.

— Вот черт с этой техникой, барахлит, — выругался Чернобай и опять «Северной»: — Так вот что, товарищ Соломка, ты должен нажать. Надо давать ежедневно двести тонн.

— Не осилим, — запротестовал Соломка, — у нас кончаются выработки, а новую лаву — южную — еще не привели в порядок.

— Нужно двести тонн, тебе понятно?! — членораздельно произнес Чернобай. — Любыми средствами!.. Где хотите, как хотите! — в репродукторе послышался шелест бумаги. — Вот передо мной план горных разработок твоей шахты. Южную лаву временно прикрой… Перебрось силы вот сюда и сюда — на север. Поднимите оставленные там целики. Это расточительство — бросать такие массивы угля.

— В этих местах запрещена разработка, — возразил Соломка.

— Я разрешаю, — резко отрубил Чернобай, — на два дня разрешаю. Что нужно, чтоб давали двести тонн?

Соломка не отвечал.

— «Северная», ты меня слышишь?! — уже не говорил, кричал управляющий. — Черт знает что, опять, наверное, связь барахлит. Ну ладно, с «Северной» потом закончим. Включайте «Коммунар».

— Я вас слушаю, Егор Трифонович. У микрофона начальник шахты Шугай.

— Здравствуй, Шугай. Ты слышал мой разговор с «Северной»?

— Слышал, товарищ управляющий.

— Так вот, чтоб не повторяться: у меня к тебе аналогичная просьба. Нажми и дай лишку тонн пятьдесят в сутки. Это на каких-нибудь три-четыре дня, пока выберемся из прорыва, а потом опять сядешь на свой план.

Слушая управляющего, Шугай поглядывал то на Королева, то на Круглову, словно ища защиты и совета.

— Ты что там играешь в молчанку, Шугай? — уже с угрозой спросил Чернобай.

— Я вас слушаю, Егор Трифонович.

— Так что, договорились?

Круглова вдруг поднялась, подошла к микрофону.

— Пятьдесят тонн сверх плана мы не в силах дать, товарищ управляющий, — срывающимся от волнения голосом проговорила она, — женщины выбиваются из последних сил. Чтобы дать требуемую вами добычу…

— С кем имею честь разговаривать? — донесся сердитый голос Чернобая.

— С вами говорит главный инженер шахты Круглова, — ответил за нее начальник шахты.

— А по-моему, Шугай, я разговаривал с тобой и вдруг такая метаморфоза: вместо твоего голоса слышу бабий, — и неестественно хохотнул: — Я все время считал, что на «Коммунаре» ты начальник, товарищ Шугай. Мне что-то не помнится, чтобы я тебя увольнял. Так как?..

— Раз надо, что-нибудь сделаем, товарищ управляющий. — Но не успел он договорить, как Круглова метнула на него негодующий взгляд и запальчиво сказала в микрофон.

— Мне кажется, товарищ управляющий, что вы поступаете неправильно. В настоящее время у нас пока нет таких резервов, которые позволили бы дать то, что вы требуете. Даже то, что добывают наши забойщицы, сверх их сил. Сегодня я была в лаве в бригаде Варвары Быловой. Чтоб добыть положенную им норму, они на свой страх и риск устраивают в середине своего рабочего дня получасовой отдых…

Лицо Шугая вытянулось от удивления, он часто смаргивал, будто что-то мешало ему смотреть.

— Ну хватит тебе, Татьяна Григорьевна, — остановил он ее.

— Почему это хватит?! — решительно сказала Круглова. — Боитесь, что управляющий узнает правду?

— Все равно он не узнает, — спокойно сказал он, — нашу линию давно выключили, — и для убедительности пощелкал пальцем по микрофону.

Круглова растерянно смотрела то на Шугая, то на Королева, не понимая, что произошло.

— Как же так?! — в отчаянии выговорила она.

— Успокойся, Татьяна Григорьевна, — поднимаясь со стула, сказал Шугай, — садись и расскажи толком, какое новшество ввела в своей бригаде Былова?..

Как только Круглова ушла, Шугай выбрался из-за стола, нервно зашагал по комнате:

— Недаром сказано: и воробей на кошку чирикает. Без году неделя в главных ходит, а уже самому управляющему в нос тычет. Этак не мудрено и дров наломать. Верно говорю, парторг?

— Нет, не верно.

Шугай остановился на полушаге, выжидательно посмотрел на него.