Таня тоже посмотрела. Но, пользуясь тем, что была сестре ниже плеча и та при всём желании не могла видеть её лица, издевательски высунула Максиму кончик остренького языка. Для пущего эффекта даже сощурилась и стала неотличима от капризного ребёнка из кино. Разве что вполне себе изгибистая взрослая фигура, которую совершенно не скрывала ни поблёскивающая футболка, ни короткие шорты, нарушала стройное впечатление.

Максиму пришлось сильно напрячь губы, чтобы сдержать рвущуюся наружу улыбку. Мелкая будто дразнила его, что ей-то можно безнаказанно обнимать Женю, а ему — нет. Но так необидно и выпукло, что ему самому хотелось состроить ей рожу. Но его-то лицо Женя точно увидит.

Но у Максима всё равно, возможно в духе протеста, мелькнула самонадеянная мысль, что ему тоже скоро будет можно. Тем более не за горами дискотека.

А пока Триумф.

Максим думал, что под дискотеку приспособят большую крытую площадку, на которой в дождливую прогулку выгуливали младшие отряды. И она, наверное, подошла бы — крытое пространство, огороженное с трёх сторон. Защита от ветра и осадков. Удобство наблюдения. Возможность организовать хорошую иллюминацию.

Но что-то в головах администрации пошло не так — странно, учитывая недавний случай со вроде как маньяком — и танцы решили организовывать прямо под открытым небом. На площади, где недавно проходило открытие смены.

В центре так и стоял флагшток, который днём вожатые и воспитатели не меньше двадцати минут проверяли на устойчивость — ещё бы, свались такая махина на кого-нибудь, то случай с возможным маньяком покажется просто весёлой и безобидной хохмой. Но металл стоял прочно, не гнулся и не шатался ни с какой стороны. И если никому в голову не придёт разбудить глубинную память и, как на ярмарке, залезть по столбу за подарком, то всё должно быть нормально. Поэтому надо особенно следить, чтобы никто не пронёс алкоголь. Взять его здесь, конечно, неоткуда, но когда и кого это останавливало?

Фонари и гирлянды развесили по всему периметру, усиливая иллюминацию. В ней пока нет особой необходимости — только начинают сгущаться сумерки. Но сумерки здесь не имеют обыкновения затягиваться, так что обманчивый, только чуть приглушённый свет очень скоро затянется длинной ночью.

Пока что дискотечная площадка изображала полнейшее спокойствие. Но педагогический состав как-то напряжённо переговаривался и хихикал. Возможно, в прежних сменах были прецеденты.

С самого утра настроение у Максима было отличным. Чем-то похожее на предчувствие праздника, которое накрывает в детстве аккурат тридцать первого декабря.

В спальне мужской половины девятого отряда после победы в соревнованиях стало как-то весело. Возможно, на общее настроение повлиял небольшой кубок под золото, стоящий теперь на специально освобождённом столике. Правда, награда была переходящей и после окончания смены останется в лагере — для награждения других победителей. Зато металлические медальки на длинной трёхцветной ленте навсегда окажутся в собственности девятого. Даже тогда, когда смена в «Юннате» останется далёким воспоминанием.

Но случится это ещё нескоро, так что девятый продолжал жить своей жизнью. Вадик балагурил во всю и даже шутки его стали более остроумными. Димка, кажется, более или менее себя принял и с насмешливым превосходством взирал на Вадика, который временами пытался его подколоть.

— Ты во сне разговариваешь, — в очередной раз беззлобно попытался Вадик. — Мамку зовёшь?

— Нет, — невозмутимо отозвался Димка, который действительно периодически бормотал что-то по ночам. — Я просто говорю: разбудите меня, я хочу есть.

Под коллективный смех никто не стал развивать тему про мамку.

— Эй, Макс, дай книгу свою! — Данька уже протянул Максиму руку, не сводя глаз с огромной, раздражающей своим монотонным жужжанием мухи.

— С хрена ли? — Максим и не подумал отдавать пусть и не любимую книгу на благие цели. — Башкой бей — звенеть будет.

Конец доброй беседе друзей, а заодно и мушиной жизни, положил Олег, метко запустивший в нужное место кроссовкой. Жужжание стихло, а на стене под потолком остался рельефный след подошвы.

Кроссовка, выполнив задачу, тяжело бухнулась на пол. И Олег не стал её поднимать — снова уткнулся в экран смартфона, быстро-быстро щёлкая по экрану и почти не скрывая широкой улыбки.

Вечер надвигался с неукротимой силой. Со всеми своими ожиданиями и опасениями. Дискотечная площадка уже была готова — вожатые теперь проверяли качество звучания музыки. Кажется, всё должно было быть нормально.

Наконец, вечер окончательно сгустился.

Корпус девятого дальше всех от площадки. И чтобы хоть немного срезать путь, приходилось пробираться окольными тропами, а местами и получать ехидными ветками по лицу. Растения слишком бездушны, чтобы понимать человеческие устремления.

Шёл Максим один — Данька с Олегом уже успели по очереди улизнуть, а Вадик с Димкой вроде и не выказывали особого намерения идти. Да и вообще — не ходить же теперь строем с песней всё время. Максим себя больше относил к индивидуалистам, и одна командная победа не в состоянии этого изменить.

Сначала он увидел свет. Не в конце тоннеля — тот красным и синим переливался на потемневших от времени суток листьях, делая их резкими и на вид почему-то острыми. Как если бы они были стеклянными. Потом раздался звук. Очень резкий и оглушающий. И громкий. Наверное, тише настраивать не имело смысла, но всё равно первое касание ушей — не очень.

Максим машинально замер. Площадки ему видно всё ещё не было. Да и вообще ничего не видно — даже соседних корпусов, настолько густые заросли.

Он вдруг почувствовал, что остался один. Совершенно нелогичное и непонятно с чего возникшее ощущение. Как можно быть одному, если буквально за поворотом во всю закипает жизнь?

Чтобы избавиться от этого чувства, Максим тряханул плечами. И, уйдя с тропы, дальше пошёл прямо по мокрой от росы траве. Чтобы быстрее выйти из природной пустоты.

Ощущение одиночества с него разом слетело. Глаза обожгло цветомузыкой, и звук то ли успели отрегулировать, то ли Максим привык.

Народу ещё было немного, и в основном кучковались по краям танцплощадки. Даже младшие отряды, которых должны были в десять разогнать по спальням, не спешили отрываться. Наверное, ждали примера старших.

Максим вдруг почувствовал себя глупым. Не сказать, чтобы обычно он ощущал себя гением. Просто только сейчас, стоя пока ещё поодаль от танцевального пространства, он вдруг понял, что так никого и не пригласил.

Вернее, не пригласил Женю.

Для него это было как-то самим собой разумевшемся. Будто между ним и этой девушкой успела установиться ментальная связь. Которая теперь, когда он в одиночестве вышел из какой-то чащобы, будто рассеялась.

Он торопливо огляделся по сторонам. Ни Жени, ни её сестры. Может, самому пойти ближе к десятому корпусу?

— Эй, Макс! Давай к нам! — неожиданно окрикнули его.

Это был Олег в компании седьмого отряда и явно стесняющейся девушки.

Максим подошёл. И попав в компанию, почувствовал себя увереннее. А тем временем, привлечённые звуком и цветом лагерные обитатели всё теснее сбивались на подступах к танцполу.

Наконец, парень из десятого, которому велели диджеить, догадался, что некоторым нужно особое приглашение и двинул какую-то бессмысленную, но ободряющую приветственную речь.

Народ, как стайки разномастных рыбок, потянулся ближе к центру. Какое-то общее движение, общий порыв незримо пронёсся, подхваченный мощными басами.

Максима тоже вынесло. Или он сам был рад вынестись? В любом случае, движения становились всё смелее и всё больше попадали в такт. Максиму даже ненадолго показалось, что он снова на спортивном поле и ловит что-то незримое, будто исходящее от мяча. Энергию.

Удивительно, как легко было танцевать даже под те песни, которые всегда считались чисто девчачьими. Главное — ритм. Становилось жарко, несмотря на вечернюю прохладу. Сердца бились быстрее, будто срощенные единой мелодией. И даже те, кто не умел танцевать, становились частью обоюдного движения.