Мария Семёновна пошла дальше, а Таня моментально дёрнулась вверх — под коленками неприятно затянуло, будто там кто-то резал шнуры.

«Завтра будет болеть», — не без грусти констатировала Танька, сгибая коленки в правильном направлении. И, снова разведя руки в стороны, развернулась и стала вышагивать к окончанию бревна.

Тем временем вожатая Марго, которой поручили самую лёгкую работу — готовить команду болельщиц — готова была махнуться не глядя с последним шахтёром. Потому что шахтёр отвечает только за себя и ему не надо добиваться синхронности от восьмерых совершенно неспортивных девиц. Марго запоздало поняла, почему их не взяли на другие секции — видимо, намётанным взглядом тренеры или кто там этим занимался сразу просекли полную неспортивность оных. И, во избежание, решили отправить их на «танцульки».

— Ещё раз, девочки. С правой! — скрепя сердце, скомандовала Марго и нажала на магнитофоне кнопку воспроизведения. Как и ожидалось, примерно половина сделали шаг левой.

Марго похоронила последнюю надежду разучить с ними хоть самую простую пирамиду. Но, чего у девах не отнять, так это позитива — никакого напряжения в лицах, только открытые, располагающие улыбки, о которых даже не нужно напоминать. И то, с каким удовольствием девушки прыгали и разводили руки в стороны, ощущая себя, наверное, чирлидершами из кино. Особенно артистично смотрелась та блондинка с кукольным лицом, которую едва не прибило мячом. На фотографиях, в статике наверняка будет смотреться как в инстаграмме. А пока надо хоть что-то сделать с динамикой.

«Ладно. Будем брать харизмой», — решила Марго и в третий раз отмотала музыкальную запись на начало.

Вообще-то среди кустов Максим привычки шататься не имел — ещё не хватало, чтобы его приняли за подглядывающего или ещё какого извращенца. Но больно интересный образец растительного мира попался ему. Особенно если учесть то, что как любой нормальный молодой человек, Максим флорой интересовался не очень. Вернее, не интересовался совсем.

Но этот куст, притулившийся у самых входных ворот, привлёк его чем-то неуловимым и необычным. А может, ему просто было слишком скучно — на лагерь обрушилось свободное время, а не запароленный вай-фай не обрушился.

Так или иначе, бродя на приятно ноющих после тренировке ногах, Максим сошёл с тропы и остановился около этого самого куста.

Было в нём что-то, навевающее мысли о южных широтах, где растениям не нужно тянуться к солнцу и можно вольготно расползтись в ширину, не заботясь о том, какому листку и когда не хватит света. Оттенок этих самых листьев напоминал изумруд — своим холодом и будто затаившейся в глубине недоброй искрой. И сами листья имели тонкую, продолговатую форму, порождая ассоциацию с северной, дымчато-свежей елью.

Максим протянул одному листку палец, словно жертву, ожидая твёрдого укола. Но, против ожиданий, изумрудный листок прохладным бархатом скользнул по подушечке и с готовностью примялся, будто уступая человеку.

Среди зелени затерялись на ветках и небольшие цветы — пришлось нагнуться, чтобы лучше их рассмотреть. Размером с девичью серёжку и её же напоминали хитрым, каким-то неприродным переплетением. Будто три совершенно разных бутончика срослись друг с другом, превращая неровный узор лепестков в непривычный орнамент. Один бутончик напоминал фиалку, если бы её поместили под фэнтезийный фильтр — прожилки на тонких лепестках отливали платиной, а тычинки, как серебряные струйки, аккуратно высовывались наружу, будто проверяли температуру. Вторая головка — пухлая бело-розовая маргаритка, вся сплетённая из сахарной ваты. С мелким солнечным желтком, который казался пуховым, словно спинка цыплёнка. Третий же элемент необычного соцветия был чёрным и поблёскивал, как жучок. Издалека его и можно было принять за жучка, случайно подползшего к двум нежным бутонам и замершего перед их красотой. Лепестки его выглядели гофрированными, плотно окружающими глазки коротких тычинок.

Не зная зачем, Максим осторожно протянул руку и дёрнул за тонкий стебелёк. Уничтожать природу, конечно, такое себе. Но Максим оправдывал себя тем, что таких соцветий ещё много, а в «Гринписе» он вроде как не состоит.

А сунув в карман честно добытое соцветие, он обнаружил, что больше не один. На основной тропе из-за поворота показались две фигуры. Одна — высокая, другая — нет. Они, хоть и двигались неспешно, как-то очень быстро оказались вблизи Максимова импровизированного убежища от «безвайфайного» мира. И тот их сразу узнал — это были высокая болельщица, которая едва не получила вчера мячом, и та мелкая девчонка, которую на линейке можно было принять за пятиклашку и которая гордо, как буревестник, реяла впереди основного строя.

Они шли рядом и о чём-то переговаривались на повышенных тонах. Та, что ниже, бросала на вторую такие злобные взгляды, что имей зрение физическую силу, из них двоих уцелела бы только одна. Вторая же предпочитала брать жёсткими, настойчивыми интонациями, как если бы пыталась без любого оборудования распилить лист стали. И у неё это получилось бы.

Самого разговора Максиму слышно не было. И, несмотря на то что девушки вроде как ругались, он почему-то порадовался. Просто от осознания того, что эти две друг друга знают. Хотя, возможно, и не любят.

Тропа уже подходила к своему логическому концу — запертым на висячий замок воротам. Поэтому девушки, не сговариваясь, остановились. Друг против друга. Мелкая сложила руки под грудью, чётко выделив её под свободной футболкой. И Максим невольно отметил, что не каждая девушка может похвастаться таким размером. В цифрах он, конечно, не разбирался, но ассоциация с грейпфрутами родилась сама собой.

Вторая устало и немного картинно поднесла ладонь ко лбу, невольно позволяя рассмотреть свой силуэт. Если и был где-то в мире образец, где были прописаны идеальные пропорции фигуры, то, даже не зная о них, можно было догадаться — девушка им соответствовала. И лёгкий сарафан, вроде как струящейся тканью их совершенно не скрывал. Наоборот, узким пояском даже подчёркивался прогиб в спине и рюмочно-впалый живот. Красиво.

Обе, на самом деле, красивые.

Максим присел ниже. Выходить теперь было бы глупо, а застигнутым в кустах — ещё глупее. Он и чувствовал себя дураком. Но ничего, абсолютно ничего не мог с этим поделать. Оставалось только ждать и надеяться, что девушки не будут прерывать выяснение отношений, чтобы рассмотреть какого-то там Максима. Или что у них обеих не такое уж хорошее зрение.

А конфликт, кажется, нарастал. Та, что ниже, буквально подпрыгивала на месте, рьяно стараясь что-то доказать. На икрах её от каждого движения появлялся красивый рельеф, на который было очень легко засмотреться. Вторая же, будто расставшись с последней надеждой доказать что-то всяким дуракам, бессильно махнула рукой и крутанулась на месте. Подол её сарафана от этого сделал красивый круг и по инерции на секунду обмотался вокруг стройных бёдер. А потом бессильно повис.

Собиралась она уходить или просто эффектно показала своё фи — неизвестно. Но на вторую это подействовало, как красная тряпка на быка. Кажется, внутри неё произошёл мини-взрыв — так яростно она отшатнулась назад. А потом тоже крутанулась. Не так эффектно, потому что юбка на ней была короткая и узкая — кажется, та же самая, что на линейке. Поэтому она даже не шелохнулась. А шелохнулась сама девушка, упорно, как ледокол, шагая к воротам.

Вторая, почуяв неладное, развернулась и что-то сказала. Но слова её, какими бы они ни были, эффекта не возымели.

Та, что оказалась более рьяной, подошла вплотную к воротам. С секунду посмотрела на замок. А потом из-за плеча что-то запальчиво выкрикнула подруге. Или уже не-подруге.

Максим с самого начала подозревал, что не слишком полному человеку эти ворота никогда не станут препятствием для побега. А теперь воочию в этом убедился.

Девушка повернулась к нему спиной, а к воротам — боком. Схватилась руками за решётку, ближайшие прутья которой расставились на весьма приличном расстоянии. И, не дрогнув душой, перекинула ногу через низкую поперечную перекладину. Видимо, сделанную для толстых, но высоких — чтобы при необходимости можно было махнуть по верхам.