Нет.

Это подло.

Лучше уж прямо сказать.

Вечерние сверчки будто сделались тише. Что-то влажное легко полоснуло Женьку по голой щиколотке — будто быстрые крылья стрекозы. Где-то в далеке раздался неясный треск, как если бы кто-то пытался пробираться через кусты.

И Женька, положив ногу на ногу для удобства, принялась выводить правильные цифры, скользя грифелем практически по ткани собственной юбки.

***

От неожиданного толчка в бок Максим чуть не упал. И с наскока вернул его Димке тычком в плотный живот. Димка со ржачем попытался сделать захват Максимовой шеи, но тот уже был готов и легко ушёл от крепкой, но не слишком шустрой руки. Тогда тот быстро сориентировался и переключился на Вадика, который зашипел:

— Б…, жирный…

Но шансов против более мощного Димки и того не было — из захвата он смог освободиться, только после того, как попросил прощения за «жирного».

— Тихо! — машинально рявкнул Максим, когда завидел в зеленеющих зарослях вожатого. Пусть вожатый и не его, но всё-таки время, проведенное в лагере, научило его держать субординацию перед всеми вожатыми.

Димка с Вадиком действительно притихли, а потом, напустив на себя приличного вида, чинно пошли дальше, к танцплощадке. Всё-таки игра в приличных людей засасывает.

Дискотеки сегодня не было, но там всё равно можно было собраться.

А Максим от них отстал. Потому что кроме Льва в древесных просветах он разглядел Женю.

В вечернем свете, оттенённая изумрудными кронами, она напоминала древесную нимфу. Хоть Максим и никогда не интересовался нимфами. Но если он когда-нибудь станет художником, то наверняка рисовать сможет только что-то похожее.

Лёгкое, вытянутое тело на пределах естественной худобы. Чуть замедленные движения, будто Женя не только нимфа, но и немного марионетка из кукольного театра. И перед тем, как до шарнира по верёвочке дойдёт сигнал, должна пройти доля секунды. Кажется, ещё немного, и Женя улетит в невесомом порыве лесного ветра.

Димка и Вадик уже давно скрылись. Надо бы идти и Максиму. Но почему-то он не мог. Внезапная страсть к вуайеризму его, конечно, не накрыла. И вообще в душе больше скрипело раздражение, чем что-то ещё. Но схожее напряжение с тем разом, когда у входа в «Юннат» возник маньяк, зацарапало Максиму в горле.

Лев держался от Жени на расстоянии, приближаясь к ней будто кругами. О чём они переговаривались, слышно не было, да и Максим не хотел ещё и подслушивать. Хватало того, что он подглядывает.

Максим видел Женино лицо. И оно ему не нравилось. Она, конечно, улыбалась. Но только одной половиной лица. Нижней. Глаза же застыли неподвижно, только зрачки выхватывали что-то из окружающего пространства.

Лев перестал кружить и стал уже напрямую приближаться к Жене. Та, не переставая что-то рассказывать стала показывать в левую сторону. Но Лев не стал туда смотреть. Расстояние между ними сокращалось. Женя начала жестикулировать сильнее и одновременно пятиться полушагами. Ровно до тех пор, пока не упёрлась спиной в могучий древесный ствол. А спина Льва закрыла её от взгляда Максима.

На этом моменте постороннему зрителю стоило бы покинуть место действия, если он не является ментально озабоченным. Но зритель даже через широкую спину видел Женину бледную ладонь. Которая не коснулась Льва, как можно было ожидать, а вжалась в древесную крону. А потом и вовсе собралась в кулак. И Максим очень хорошо видел наливающиеся красным пальцы. И то, как кулак начал мелко подрагивать. Совсем не по-нимфски.

Максима вдруг захватила злость. И напряжение, копившееся в горле, разом загорелось в голове. Которая, видимо, и дала сигнал двинуться вперёд.

— Эй! — получилось у Максима куда громче, чем нужно было. Он даже успел заметить, как по спине Льва прошла волна дрожи.

Тот воровато оглянулся, но, увидев всего лишь Максима, кажется едва удержался, чтобы не сплюнуть презрительно.

— Чего тебе? — через губу поинтересовался он.

А Максим смог увидеть, как вспыхнуло алым лицо Жени и как стеснительно она потупилась. Но почти сразу снова подняла глаза на Максима.

— Тебя Пал Игнатьич зовёт, — на ходу придумал Максим, всуе понимая имя директора лагеря.

Лев, конечно, дураком не был и Максимов обман прочухал.

— Скажи, что щас приду, — осклабившись, велел Максим и начал снова разворачиваться к Жене. Максим заметил, как её затылок от этого вписался в деревянный ствол.

— Сам скажи, — Максим постарался придать голосу даже больше презрения, чем вышло изо Льва, хоть это и было сложновато. — Я тебе шестёркой не нанимался.

— Че-го? — низко протянул Лев, нарочито медленно разворачиваясь к Максиму.

Тот рассудил, что драка сейчас совершенно не нужна — тем более, что Лев явно физически крепче. Так что умерил свой тон до вполне уважительного и заговорил тише:

— Если я пойду к Пал Игнатьичу, то скажу, почему ты сам не пришёл… Что ты пристаёшь к малолеткам и вообще…

Что вообще, Максим договорить не успел — по телу Льва уже пошла волна для замаха. Правда, не настолько сильная, чтобы он её не сдержал.

Сквозь сжатые зубы Лев процедил литературное, но не самое культурное слово, означающее собаку женского пола и размашистыми шагами двинулся к тропе. По пути обдав Максима всем презрением, на которое был способен.

Максим не верил, что всё вышло так просто и напряжённо смотрел в удаляющуюся спину. А когда та окончательно удалилась, перевёл взгляд на Женю.

Нет, он, конечно, не ждал, что та в порыве благодарности бросится ему на шею. Но и такого острого, недоверчивого взгляда тоже не ожидал.

— Зачем ты так? — очень тихо и очень недружелюбно спросила она. Тёмные зрачки заострились на нём.

Знатоком женской психологии Максим не был. И не догадался, что Женькин тон — лишь реакция на высшую степень смущения, ощущения себя «малолеткой» и вообще стыдом за то, что её пришлось в прямом смысле спасать от навязчивого ухажёра как в тупом кино.

— Что зачем?! — завёлся Максим с полоборота. И сразу притупился — не ругаться же с ней. — Хотя… можешь идти вернуть.

Максим сдержался из последних сил, чтобы не сказать что-нибудь более обидное. И поторопился уйти с поля «проигранного» боя.

А Женьку потряхивало и было жарко. И воздух почти не пролезал в лёгкие.

Кое-как, заставив себя считать листики на ветке, она заставила себя успокоиться. Руки вроде перестали трястись.

В сущности, ничего страшного не случилось. Хотя и очень неприятно…

Она разжала кулак. Бумажка, на которой она выцарапала свой телефон, начала морщить от пота. Лев так её и не забрал — когда Женя протянула ему номер, тот вдруг так резко подался вперёд, что мог бы подмять её. Если бы Женя не ухитрилась соскочить со скамейки за секунду до этого.

И, говоря какую-то ерунду, инстинктивно уходить ближе к людям.

Женька уже хотела швырнуть бумажку в траву, но отчего-то решила повременить. И положила номер в нагрудный карман.

И, пытаясь держать ровную и лёгкую походку, ступила на тропу и пошла к своему корпусу.

Танька возникла на площадке, как чёрт из табакерки. Женька даже вздрогнула, наткнувшись глазами на её невысокую фигурку. На секунду ей показалось, что сестра сейчас приподнимется над бренной землёй и, как в фильме ужасов, полетит на неё — настолько она выглядела решительной. Но Танька подошла к ней вполне человеческим способом.

Остановившись ровно на том расстоянии, чтобы сильно не задирать голову для зрительного контакта, Танька протянула ей раскрытую ладошку.

Женькина рука на автомате дёрнулась навстречу. Чтобы пожать?

Танька протягивала ей несколько разноцветных, выгнувшихся круглыми гусеницами резинок для волос.

— Поможешь мне волосы собрать? — спросила Танька чуть тише обычного. И в несмелом взгляде её читалась лёгкая нотка извинения.

Женька обрадовалась, и теплота из груди вышла через непроизвольную улыбку. Со дня той холодной помывки они ещё не разговаривали.