Танины ноги пришли в движение, отпуская бока Максима. Чтобы сойтись, сжимая с обеих сторон его поднявшийся член. Прямо через ткань плавок.

— Тебя не перевесит? — с тенью насмешки, прямо в его губы спросила Таня, не давая ответить — закрывая рот поцелуями. — Не лишишься опоры от счастья? А то оба потонем…

Максим сзади вцепился в её шею, крепче притискивая к себе и сжимая в кулаке ткань лямок от лифчика. Жаль, что от них сейчас нельзя избавиться — всё-таки пляж со всеми обитателями не слишком далеко. Но хотя бы нырнуть под них, прикасаясь к голому телу. Которое скрыто ото всех. Кроме него.

Танькина рука тоже пришла в движение. И тоже уверенно, к удовольствию Максима, двинулась в сторону единственной на его теле ткани.

Отстранившись, Танька замедленными из-за воды движениями нащупала резинку его плавок. И, стараясь не задевать чувствительную головку, стала спускать их вниз. Чтобы обнажившийся орган сразу попал в упругое тепло — его плотно обхватили Танины бёдра.

Чувствуя, как они начинают двигаться, Максим вцепился глазами в Танькин бюстгалтер. Который сверху был чуть суше, чем снизу. И наполненный крупными, вздымающимися от дыхания грудями. С заострившимся через потемневшую ткань сосками.

Таня сдвинула бёдра плотнее. Дыхание её чуть ускорилось, и она сглотнула. После чего разомкнула губы. Грудь стала колыхаться чаще.

Вот бы сорвать сейчас с неё этот купальник. Вместе с низом. И, вцепившись в бёдра, развести их в стороны и войти уже по-настоящему. Но нельзя. Общественное место. Да ещё с людьми неподалёку. Интересно, кто-нибудь из них подозревает?

От мысли, что кто-то догадывается, Максима ещё сильнее бросило в жар. Стиснув под водой Танину ягодицу, он сильнее привлёк её к себе, ощущая, как нарастают в теле приятные волны. Если верх трогать и нельзя, то отсутствие «купального» низа уж точно никто не заметит. Так что руки сами собой и по-хозяйски оголили округлые места, плотно сжимая их.

Танька выгнулась, упираясь в него и запрокидывая голову. Тихий, очень хорошо сдавленный стон сорвался с её губ. И Максим впился в беззащитно подставленную ему шею.

От трения ткань купальника снизу отошла, и теперь Максим мог ощущать не только Танькины мышцы, но и нежные, податливые складки между ними.

Танька прижалась к нему крепче, так что Максим почувствовал её пульсирующий лобок. И то, как крепко она обхватила его за шею.

Максим плотнее прижал к себе её тело, путаясь в его ощущениях. Жар. Трепет. Любовь. Секс. Всё это накрыло его с головой. И Танькино пророчество практически сбылось — он едва не потерял опору. Голова немного закружилась. Пришлось волевым усилием заставлять себя дышать и возвращать в этот мир. А вот Таньке, кажется, хоть бы хны.

Отстраняется. Смотрит на него прищуренными глазами. На щеках — румянец. Зубы прихватывают пухлую, ещё красную нижнюю губу. И улыбаются. Такая улыбка будто сама собой намекает на второй раунд. Но Танька будто живёт отдельно от неё — ловко изогнувшись, девушка выскальзывает прямо из его рук, в процессе натягивая низ как надо. И, не оборачиваясь, рыбкой уплывает к берегу. Будто ничего и не было.

Максима в грудь колет смешок и лёгкая обида. Вместе с желанием тут же догнать и… Но его уже накрывает гомон с пляжа, который на интим совершенно не настраивает. И как его не было слышно пару минут назад?

Так или иначе, одному тут торчать совершенно нет причин. Так что у самого берега Максим всё-таки настигает Таньку, когда она уже уверенно шагает по дну.

Оглянувшись через плечо, Танька игриво ему улыбается и начинает шутливо убегать, поднимая вокруг себя столпы разноцветных брызг. И Максиму остаётся только догонять. Зная, что никуда особо Таньке и не деться. Дальше пляжа не убежит. Тем более, когда Женька и вся её одежда ещё здесь.

Бухнувшись рядом с сестрой, Танька сразу старается замотаться в край полотенца. Максим тоже чувствует холод. Но мужественно не подаёт вида и даже не старается занять места на полотенце, которое Танька с Женькой шутливо не могут поделить.

В конце концов, уступив младшей, Женька изящно поднимается с него, позволяя Таньке заворачиваться, будто она играет в шаурму. По её хитроватому взгляду и резкой улыбке Максим понимает, что Женька обо всём догадывается. Но ничего не говорит. А только подходит ближе и коротко целует его в губы. Куда совсем недавно целовала Танька.

— Вот бы мне скорее научиться плавать, — говорит она ему в самое ухо, отчего по телу опять идёт волна мурашек. Несмотря на то, что косметичка находится в их рюкзаке, у Женьки нет следов макияжа на лице. Разве что ресницы по-прежнему тёмные — тушь её явно не боится воды. И вот всё остальное — чистая кожа, которая местами темнее, и местами светлее. И которую Женька старается никому не показывать, несмотря на то, что стесняться там на самом деле нечего. Но сегодня она не спешит накладывать смывшийся макияж.

И Максиму уже быстрее хочется оказаться дома, за закрытыми дверями. Где не нужно думать, что прилично, а что нет. Но они всё равно задерживаются на пляже до самых сумерек. И под стрёкот невидимых цикад отправляются обратно на станцию. Уставшие, но довольные.

В ожидании электрички Максим отходит, и Танька с Женькой остаются наедине. И переглядываются, стоя прямо под самым фонарём платформы. В их взглядах проскальзывает напряжение. И та, и другая явно устали от постоянных недомолвок.

— Что, может пора ему сказать? — озвучивает Женька, но о том же явно думает и Танька. Которая пожимает плечами. В тайной радости, что не ей пришлось поднять эту тему.

— Давай, — кивает она. — Только без меня, ладно?

Она с надеждой смотрит на сестру, у которой по лицу пробегает едва заметная судорога недовольства. Будто её одну бросают разбираться с общей проблемой.

— Просто… Я фигни какой-нибудь могу ляпнуть, — стесняясь, Танька смотрит только на пустые рельсы и поправляет волосы за ухо.

И Женька смягчается.

* «Любовь на троих».

С этой фразы начинаются все проблемы. Всегда. По крайней мере — в отношениях. У Максима это, видимо, вшито в подкорку. Пусть фраза лично для него никогда и не звучала. Но когда Женя её произнесла, холодом сразу подвело что-то в Максимовом нутре.

«Нам надо поговорить».

Хоть Макс и не слышал такого раньше, но какие тут могут быть варианты? Глядя на уверенно подбирающую подол платья, чтобы присесть, Женю, он машинально начал припоминать все свои большие и малые косяки. К несчастью или к счастью ничего хуже забытых в стиралке носков в голову не приходило. И от этого становилось тревожнее вдвойне. Тем более ещё и Таньки не было — с самого утра ушла домой. Чувствуя себя от этого ещё беззащитнее и подозревая, чего может коснуться разговор, Максим механически кивнул, усаживаясь в кресло. И рука его сама нащупала на подлокотнике пачку сигарет в глянцевой бумаге. Не его. Это Женя с недавних пор начала курить. Что ж, вполне возможно, теперь начнёт и Максим. Только узнает, где зажигалка.

Женя тревожно глянула на него из-под длинной светлой чёлки. И Максим, кажется, уловил все белые вкрапления в её голубых зрачках. Инстинктивно сжал в ладони пачку сигарет.

— Максим… — начала Женя с его имени, взяв долгую паузу. За время которой Макс почти что возненавидел собственное имя. — Понимаешь… Ты о нас с Танькой не всё знаешь…

Ох, уж эта неизвестно откуда взявшееся стремление брать театральные паузы. И чудовищно медленно подходить к сути вопроса. Максим успел зло прокрутить несколько вариантов, чего он о них не знает, пока Женькины пальцы сминали ткань подола на её коленках. Они с Танькой на самом деле актрисы бродячего цирка? Или были рождены мужчинами?

У Максима явно было не очень с чувством юмора в моменты напряжения.

— Понимаешь… У нас с ней… разные мамы…

Максим несколько раз непонимающе хлопнул глазами. Разные мамы должны что-то сказать ему о Таньке с Женькой? Вообще-то такой термин как «сводные сёстры» он знал. Ерунда и чушь, не стоящая внимания. Но почему тогда Женька так тушуется?