Сам Савелий Федорович к первому выпуску особенно трепетно отнесся: разнарядок на выпускников еще не поступало, все новые инженеры должны были в городе остаться, усилив и заводы, и многочисленные уже артели. Причем как раз артели сильнее всего: на заводах-то особо много вакансий не было, такие предприятия даже в войну стараются кадрами полностью укомплектовать. А вот с артелями… но и тут вроде особых проблем не намечалось: все городские артели официально были «артелями инвалидов», а больше половины выпускников тоже таковыми числились, попав на студенческие скамьи из городских же госпиталей. Ну а то, что уже очень многие из артельщиков почти полностью вернулись к нормальной жизни — так госпиталя-то не просто так работают!
Опять же, сытая жизнь… Область избытком своего хлеба порадовать не могла, зерна даже вместе с завозом сильно не хватало, но Август Вольцоген, практически «прописавшийся» уже в сельхозотделе райкома, по результатам прошлого года много интересного предложил. И теперь носился по району на мотоцикле и предложения воплощал. То есть воплощать-то он их начал еще в конце апреля, а сейчас контролировал исполнение своей не очень обычной программы. Правда, чтобы все это организовать, пришлось даже товарища Пальцева к работе привлечь. То есть Георгий Николаевич лично разрешил немецкому военнопленному вступить в коммунистическую партию СССР — зато теперь немец мог на совершенно законных основаниях внедрять решения партии в окрестных колхозах.
Правда, пока лишь решения райкома, хотя и обком начал что-то подобное в области внедрять: уж больно результат оказался удачным. В прошлом году все пары — то есть чуть больше пяти тысяч гектаров — были засеяны немецким люпином. И с этих практически уже бесплодных гектаров получилось собрать почти восемь тысяч тонн люпиновых бобов. Та еще отрава… но из них было выжато восемьсот тонн масла, которое — правда, после не самой простой переработки — оказалось не хуже подсолнечного. А еще получилось больше шести тысяч тонн шрота, который в качестве корма для кур или свиней был весьма неплох (хотя и с ним пришлось изрядно повозиться для того, чтобы он стал полностью съедобным). Но еще оказалось, что если этот шрот перемолоть в муку… при добавке до десяти процентов его в муку уже пшеничную хлеб получался даже лучше, чем чисто пшеничный. Теперь такой хлеб и в Ковровской пекарне пекли, и во Владимирских, да и колхозники от такого подарка не отказывались. А Август пообещал, что в этом году, когда люпином уже вдвое больше площадей засеют, с продуктами еще лучше будет. Причем даже не вдвое лучше: товарищ Пальцев где-то выяснил, что такими неядовитыми сортами люпина в ВИРе давно уже занимались, и урожаи отечественного обещают на треть превзойти немецкий. Правда, вроде отечественные бобы посложнее обрабатывать придется, в них отравы больше — но Татьяна Васильевна вроде уже что-то придумала свое, химическое… Даже жалко, что из люпиновой муки в чистом виде ничего путного не получается — но вот с куриными яйцами в районе, да и, пожалуй, в области теперь все будет великолепно. Да и со свининой, наверное, тоже… Георгий Николаевич даже намекнул, что если район намеченное по сельскому хозяйству в этом году хотя бы на восемьдесят процентов выполнит, то орден Трудового Красного Знамени очень даже заслуженно украсит пиджак Савелия Федоровича…
Лаврентий Павлович Станислава Густавовича несколько недолюбливал, и вообще удивлялся тому отношению, которое демонстрировал к Струмилину Сталин. Но, будучи человеком умным, приязнь Сталина к Струмилину он понимал и свое к нему отношение тщательно скрывал. Тем более это отношение было совершенно иррациональным, и основано, скорее всего, на некоторой показной наглости поведения плановика, но Иосиф Виссарионович несколько раз уже объяснял, что так Струмилин ведет лишь от сильного волнения. А сегодня, похоже, поводов для волнения у него накопилось немало.
Это странное (и абсолютно спонтанное) совещание на веранде загородного дома Сталина никого из присутствующих врасплох не застало: все давно уже привыкли, что рабочие вопросы могут обсуждаться где угодно и когда угодно, и к ответам на традиционные вопросы были готовы. Но вот на вопросы действительно неожиданные…
— Лаврентий, вот тут Станислав Густавович интересуется… — когда Сталин называл людей по имени и отчеству, это обычно означало, что разговор будет уже совершенно деловым, — оправдались ли его прогнозы по тому, куда эта девочка денежки с премий промотает.
— Я думаю, что полностью оправдались. Как Станислав Густавович и говорил, она их потратила с большой экономической выгодой, правда не совсем так, как он думал. Примерно две трети премии она истратила на оборудование лаборатории химической физики… или физической химии, тут даже товарищ Семенов точно определить не решается. И, кстати, уже продемонстрировала, что потратила их не зря: на опытной установке она продемонстрировала процесс получения выскокооктановых бензинов, которые обходятся дешевле самых обычных сортов.
— Я уже видел результаты работы этой установки, — пробормотал Струмилин, — но до сих пор решить не могу что выгоднее: сразу все нефтеперегонные заводы остановить на модернизацию или вообще их закрыть и новые выстроить.
— Ты серьезно? — очень удивился Иосиф Виссарионович.
— Нет конечно, у нас пока средств для такого нет. А главное — нет ресурсов, то есть сырья для производства нужных катализаторов.
— А где такое сырье есть?
— Пока что в заслуживающих интересах количествах только в Германии. Там было предприятие по получению рения, его там производили по сто двадцать килограммов в год.
— Это же крайне мало…
— На катализатор в одну нефтеперерабатывающую установку его потребуется граммов сто в год, товарищ Серов уже это предприятие перезапустил, хотя пока вроде на половину мощности. Но это действительно крайне мало: этот металл, оказывается, и в авиационной промышленности может быть крайне востребованным. Николай Николаевич, правда, сообщил, что теперь в СССР мы его сможем в год без особых затрат добывать многие тонны, возможно что и десятки тонн. Правда, он ссылался на слова Серовой, а насколько ей можно верить… она же ненормальная.
— Она — особенная, — усмехнулся Сталин. — У нее голова устроена не так, как у нормальных людей, но это, вероятно, он недостатка знаний, которые нормальные люди получают в детстве. Но мы попросили товарища Семенова приложить особые старания, чтобы ей такие знания дать. А то она что-то там, у себя в голове, придумывает, но другим людям объяснить это не может.
— Словами — да, часто не может, — поддержал Сталина Берия. — Она делами показывает, что надо делать. Кстати, она же делом показала своему однофамильцу в Германии, что предложение маршала Ватутина о том, что Германия репарации быстрее нам выплатит новой продукцией, а не старым оборудованием, совершенно верно. В Петушках с помощью нового, специально заказанного оборудования всего за три с небольшим месяца был выстроен и запушен завод, производящий из металлолома более ста тысяч тонн в год. Сейчас такой же завод в Белоруссии товарищ Пономаренко строит.
— Да, интересный завод получается, — добавил Струмилин, — по моим расчетам таких стране нужно штук тридцать. Как ни крути, металлолома у нас производится много и везде, а ту же арматуру на стройки лучше на местном заводе выделывать чем через полстраны возить. Правда, тут возникает необходимость в новых электростанциях… но, по крайней мере у Пономаренко, эту проблему тоже можно решить, привлекая освобожденные от фашизма страны. Пантелеймон Кондратьевич для двух новых гидростанций оборудование у венгров заказал…
— И как это он через Внешторг свой заказ провел?
— А никак! Ты не поверишь: ему это оборудование снова Серова заказала, и сама же и оплатила! За жестяные батареи-то у нее премии ежеквартально получаются, а для нее прямые закупки за границей ты же сам приказал разрешить.
— С этой… особенной девочкой всё понятно, за сорок пятый год мы ей тоже выплаты по Сталинским премиям задерживать не будем. Слава, ты говоришь, что она их очень эффективно тратит? Так не будем ей мешать.
