Постановление о награждении ученых Сталинской премией вышло в начале апреля сорок седьмого года, и в нем, естественно, не было ни слова о какой-то там Серовой. Что, естественно, саму «товарища Серову» совершенно не расстроило, ведь еще четыре медальки товарищ Семенов ей вручил. А затем, отведя в сторону, поинтересовался:

— Как врач, ответь мне на простой вопрос: ты можешь проконсультировать одну женщину по химии? Перед ней поставили одну не самую простую задачку, но раз уж ты видишь металлы насквозь… да, это по металлам задачка, точнее, по их разделению.

— Я же сказала, что отвечу на вопрос… когда смогу. Еще я не готова.

— Нет, там вопрос чисто химический. Разделение разных металлов.

— Тогда попробую помочь. Надеюсь, никуда для этого ехать не надо?

— Лучше все-таки поехать, но недалеко. В Электросталь…

Зинаида Васильевна очень удивилась, когда у ней привели маленькую светловолосую девочку. То есть вид девочек ее обычно удивлял не очень, но эта конкретная ее удивила тем, что во-первых, ее привел лично академик Семенов, а во-вторых, что он представил ее как «консультанта по вопросам получения чистого металла». И, наконец, в третьих — всем тем, что за этим последовало.

Хотя нет, Зинаида Васильевна успела еще немного удивиться, пока Николай Николаевич сказал ей, что если ей потребуется срочно что-то уточнить «по процессам», то лучше позвонить «вот по этому телефону и к вам немедленно вылетит специалист», добавив, что вылетит этот специалист из деревни Медведково и в Электросталь прилетит через пятнадцать минут. Для чего рядом с забором института солдатики срочно расчищали небольшую взлетную полосу — но это удивление было незначительным. А вот когда он, уединившись в отдельном кабинете, начал рассказывать девочке, что же за консультация от нее требуется, эта девочка, даже не дослушав, вдруг заявила:

— Николай Николаевич, а вы мне все это в лаборатории не могли сказать? Я бы по пути сюда подумала, что и как делать, а сейчас я вообще пока не знаю, с чего начинать.

Правда, это заявление Николая Николаевича сильно рассердило:

— Таня, куда и когда ехать, решаю не я. И не я решаю, кому, что и где рассказывать. К тому же я бы хотел… да, именно я хочу, чтобы ты не просто все рассказала, но и показала в лаборатории как все это делается.

— Можно подумать, что Зинаида Васильевна — рукожопый имбецил и головой думать не умеет. Ладно, покажу, если придумаю чего показываать. Но сначала кое-что сама спрошу… и первый вопрос: какая защита у вас стоит в рабочей комнате? Я имею в виду, какой толщины стекла стоят… кстати, стекла у вас свинцовые?

— Да, конечно, — ответила Зинаида Васильевна.

— Это плохо, надо бы плутониевые… ну да ладно, пока плутоний в дефиците… плутониевые через год поставите.

— Что вы имеете в виду под плутониевыми стеклами?

— Ну это такие, где вместо окиси свинца в шихту окись плутония добавляется. У него радиус захвата заметно побольше, гамму тоже ловит на порядок сильнее — а всех лечить от лучевой болезни у меня скоро госпиталя не хватит. Ладно, стекла я вам сделаю… немного попозже, а теперь переходим к чистой химии…

Затем Зинаида Васильевна довольно подробно описала, как она собирается получать чистый металл, а девочка, все внимательно выслушав, снова повернулась к Семенову:

— И зачем вы меня вообще сюда притащили? Зинаида Васильевна все не хуже меня знает, и даже лучше… впрочем, Зинаида Васильевна, на семнадцатом этапе лучше использовать трилон-Б, тогда, правда с потерей примерно полупроцента вещества, вы сможете опустить две следующих этапа, и суммарные потери даже уменьшатся.

— Трилон-Б?

— Да, не сообразила… сейчас это БАСФ производит, но его и самим сделать несложно. Николай Николаевич, передайте Лаврентию Павловичу, что срочно нужно наладить производство динатриевой соли этилендиаминтетрауксусной кислоты, я технологию распишу до завтра. Там действительно несложно, в Сталиногорске наладить выпуск требуемого количества уже через неделю смогут. Смотрите Зинаида Васильевна, тут реакция получится очень забавная…

В мае Таня записалась в аэроклуб, действующий при Центральном московском аэродроме. Причем процедура записи выглядела очень комично: она пришла в клуб в кителе с подполковничьими погонами (правда, орденов и медалей надев по минимуму: боевое Знамя, Красную Звезду, и медали «за победу над Германией» и «победу над Японией». Ну и Звезду Героя с орденом Ленина не забыла, так что на вопрос «а нельзя ли в клубе в качестве курсанта навыки восстановить» ответ она получила однозначный.

Ну а дальше — навыки Шэд и хирургическая точность движений Тани Ашфаль помогли ей получить свидетельство «пилота самолеты По-2» уже через две недели. Правда, на следующем этапе намеченной программы Александр Евгеньевич Голованов поначалу «встал в позу». Но все же, слетав на «кукурузнике» вместе с девочкой, согласился на предложенную ею авантюру: задним числом зачислил ее в летную школу в Саратове и тут же ее «направил на переобучение» на завод к Мясищеву, попросив провести это самое «переобучение» своего старого знакомого, работающего у Владимира Михайловича испытателем.

Где-то через месяц, приехав в КБ для обсуждения параметров нового дальнего бомбардировщика, он зашел на заводской аэродром и поинтересовался, как успехи у юной пилотессы.

— Ну сам подумай, Александр Евгеньевич, чему подполковника-героя может научить простой капитан? Это она меня многому научила. Сесть без пробега — такое я раньше только на Шторхе видел, а самому не доводилось. Зато теперь могу, и на трехколесном без опасений сажусь, спасибо за такую ученицу. Ей что, просто налет на машине нужен чтобы в ГВФ перейти? Ну, она уже часов двести только у нас получила, сколько ей еще на первый класс осталось? Можешь смело записать ей и то, сколько она на «Петлякове» налетала, а на «эмке»… зачем эй вообще «эмка», на ней же и второго класса много будет.

Пассажирский турбовинтовой самолет Мясищева, получивший официальный индекс М-7 и народное прозвище «эмка» действительно в управлении был куда как проще и бомбардировщиков, и того же «Ли-2», и уж тем более Юнкерсов. Но для Шэд главным было то, что при приличной скорости — в районе четырехсот километров в час — машина действительно могла сесть на любую поляну. Ну, и взлететь с нее.

Но когда Лаврентий Павлович узнал, что товарищ Серова теперь сама водит свой самолет, у него появились очень интересные вопросы к товарищу Голованову. Настолько интересные, что он попросил маршала его как-нибудь навестить, причем чем скорее, тем лучше. Но, когда Александр Евгеньевич приехал на Лубянку, Лаврентий Павлович, хотя и встретил его в своем кабинете, вопросами его мучить не стал:

— Извини, Александр Евгеньевич, ты мне в письменном виде подготовь пожалуйста ответ, как смог допустить Серову к самостоятельному управлению самолетами.

— Но ведь это запрещено только конструкторам…

— В письменном виде, ты уж извини, у нас некоторая запарка случилась… я к тебе завтра… нет, на следующей неделе заеду и мы побеседуем спокойно. Все, я побежал…

Запарка в НКГБ действительно случилась, и именно «некоторая»: сразу четверо осужденных Марфинской шарашки покинули ее прямо посреди белого дня. Покинули, перебравшись на тот свет путем перерезания горла — а кто и почему это сделал, было абсолютно непонятно.

Шэд своей работой в Марфино осталась не очень довольна: в ее списке было двое, подлежащих «уничтожению по возможности», но она, внимательно изучив дела заключенных, пришла к выводу, что там практически половину контингента было бы неплохо «сократить». Главным образом, из-за того, что они явно понимали, что в их работе сотрудники не разбираются, и просто пускали немаленькие средства на ветер. Но по-хорошему, если так рассуждать, то можно и половину московской интеллигенции под нож пустить, так что те двое, кто не вовремя в спальное помещение зашел, просто не вовремя зашли…. А может быть и вовремя: после недолгого расследования в шарашке пришли к выводу, что имела место ссора между основными целями, а еще двое… да, не вовремя зашли куда их не звали.