— Миш, ты уже человек взрослый и при должности. Закажи в библиотеке, пусть найдут документацию по этим генераторам. Пусть хоть в Ленинград едут и с завода ее вытащат!

— Ага, тебе я документацию принесу, а потом ты меня заставишь эти генераторы и делать. Фигу!

— Миш, я хоть и совсем блондинка, но думать не разучилась и понимаю, что на пулеметном заводе генератор не сделать… с приемлемыми затратами. Но у меня есть еще одна идея, и чтобы ее продумать, мне нужна как раз документация по ветрогенераторам. Ну что стоишь? Беги документацию добывать!

— А при чем тут блондинка? Волосы у тебя, конечно, необыкновенные, но очень красивые, тебе идет… Ладно, насчет документации постараюсь. А еще я тогда завтра Байрамали Эльшановичу подарок принесу. У меня родственники в Богородске такие ремни хорошие делают! Таким ремнем тебя можно будет пороть каждый день до совершеннолетия, ему сносу не будет! А насчет коробки для фильтра — это я к завтрему решу. Ты на завод-то придешь?

Таня довольно долго обдумывала простой вопрос: из чего ей производить этилен. Проще всего его было делать из обычного спирта — но этот «продукт» сейчас имел слишком высокую рыночную стоимость. Вторым по простоте получения этилена шел бензин — но и его излишка как-то не наблюдалось. Третьим — получение его из ацетона, которого, впрочем, тоже купить было невозможно. Зато ацетон можно было довольно легко сделать, чем Таня и занялась. И даже не сама занялась, а подрядила на это дело пионеров из первой и второй школ. Работа-то несложная и совершенно неопасная: нужно собрать в лесу дрова, притащить их на завод, напилить-нарубить, запихать в стальные реторты (которые взрослые дяди засунут в перегонные печки), а потом в железные бочонки с полученным конденсатом насыпать известь. И всё…

Совсем всё, если не считать того, что и реторты требовалось изготовить, и печки выстроить — но после того, как Миша привез из Горького отчет об испытаниях воздушного фильтра (вместе с предписанием от самого Устинова немедленно начать их серийный выпуск), и сталь для реторт появилась, и с кирпичами для печей проблем не стало. Реторты на заводе вообще за полдня сварили, вместе с нужными бочками и водяными холодильниками, а печки выстроили выздоравливающие немцы.

Таня Ашфаль решила, что свои медицинские навыки она восстановила — и в первом госпитале теперь появлялась лишь ночью — на обычное свое «ночное дежурство» и чтобы поспать. Да и в третьем времени проводила не очень много. То есть положенное для обучения медперсонала время она честно отрабатывала, а потом немедленно мчалась на завод. Или неторопливо шла: с середины апреля она по пути на завод возглавляла колонну «выздоравливающих» немцев. Первое время эта колонна вызывала в городе определенный ажиотаж, но уже через неделю даже милиционеры лишь провожали ее ленивыми взглядами…

Формально Таня была назначена «главным врачом-преподавателем», но официальным начальником третьего госпиталя был назначен (причем «по совместительству») Иван Михайлович, и он, в очередной раз туда зайдя, чтобы проверить как идут дела, лишь поинтересовался у девочки:

— Таня, а почему немцы все тебя баронессой называют? Это ты их заставляешь?

— Не совсем заставляю, я им просто с самого начала представилась как фрейфройляйн. Немцы вообще — а военные особенно — привыкли подчиняться по какой-то своей иерархии. Я тут в книжке вычитала, что в ту войну, если полковник был из простых, а подполковник или даже майор был с титулом, то полковник титулованному немцу вынужден был подчиняться. Не по уставу, а по традиции. А тут этот фон Дитрих: и фон, хотя из юнкеров, и полковник. Ему хоть в чем-то подчиниться простой русской девочке — личное унижение, а вот выполнить просьбу, хотя бы и оформленную как приказ, баронессы — практически обязанность. Нам нужно, чтобы они слушались — ну не драться же мне с ними. А язык-то — он без костей.

Иван Михайлович рассмеялся, представив, как с бравыми (ну, почти бравыми) солдатами дерется маленькая девочка. Хотя германские солдаты по этому поводу имели совсем другое мнение: когда кто-то из них (еще в самом начале работы госпиталя) просто неуважительно прокомментировал Танину просьбу, к нему подошла Шэд — и легонько стукнула. После чего, как бы мимоходом заметив «в следующий раз ты просто сдохнешь», пошла по своим делам дальше — а очень немаленький мужчина почти полчаса в себя приходил…

Но подчинение немцев объяснялось не столько страхом, сколько уважением: притащив на стройку «подранков» в первый раз, Таня Ашфаль объяснила всем, что «заниматься они будут лечебной физкультурой, одновременно принося пользу лично ей — врачу, которая их вернула к полноценной жизни, и тем самым оплачивая ей лечение». А затем каждому рассказала и показала, какие именно «упражнения» нужно делать чтобы быстрее поправиться. И немцы поправлялись, ну а то, что с каждым днем нагрузки возрастали — всем было понятно: ведь и в спорте так, а спорт у немцев культивировался уже многие годы…

Первого мая Таня принесла в первый и второй госпитали изготовленные ей таблетки. Как она объяснила врачам, «лучше аспирина, хотя аспирин и не заменяющие». А изготовила она обычный ибупрофен — чуть ли не единственное лекарство родом из двадцатого века из применяемых в Системе. Правда, никаких упоминаний о том, где его в этом веке делают, она не нашла — но раз его нет в аптеках, то и самой можно постараться с производством. Ведь делать-то их очень просто…

Иван Михайлович лишь поинтересовался:

— А почему «ибупрофен»?

— Если вам не лень будет, то можете называть его проще: изобутилпропионфениловая кислота. А мне — лень.

— Лень — двигатель прогресса! — прокомментировал Танин ответ «студент» из Москвы, работавший начальником отделения в Главном военном госпитале и приехавший лично научиться работе с машинкой. — А кто этот препарат делает?

— Не знаю, этот я делаю: у меня лаборатория на втором заводе специально выстроена. Правда я много сделать не могу, сырья не хватает: мне его пионеры таскают.

— Пионеры — это замечательно, — рассмеялся московский гость, — так, говорите, и против головной боли лучше аспирина?

— Против любой боли. И противопоказаний меньше, чем у аспирина — однако увлекаться им не стоит. Вы сами-то попробуйте — дневная доза до восьмисот миллиграмм, разовая до четырехсот. У меня таблетки как раз по двести, считать легко…

— Я завтра в Москву возвращаюсь, дадите мне с собой немного?

— Можете весь пузырек забрать.

— Девушка, мне не пузырек, мне пару тысяч таблеток… для начала, у меня же не простой госпиталь, а Главный военный госпиталь Советского Союза!

— Да хоть Главный госпиталь Галактики: лаборатория в сутки может изготовить ибупрофена грамм сто, да и то, если повезет. Говорю же: сырья не хватает, мне его пионеры по лесу собирают. Ладно, берите еще два флакона, больше не дам потому что больше уже нет. И до завтрашнего вечера не будет!

Когда Таня ушла, московский гость, повернувшись к Ивану Михайловичу, заметил:

— Руки у нее, конечно, золотые, но норову… ладно, найдем, кто препарат делает. Если американцы или англичане, то закупим, если он действительно так работает. А вот если немцы… Как вы только с ней справляетесь?

А когда Иван Михайлович остался вдвоем со своим хирургом, он, вздохнув, прокомментировал слова москвича:

— Это как она с нами справляется… Веревки же из всех нас вьет, и даже не устает при этом! Верно я говорю, Байрамали Эльханович?

Второго мая, несмотря на то, что международный праздник вроде уже закончился, на заводе начался праздник уже сугубо местный, можно сказать, локальный: из цеха, в котором делались дровяные установки, вышел новый механизм. Очень народу нужный: на базе мотора, изготавливаемого для гранануляторов, комсомольцы собрали небольшой трактор с газогенератором. Совсем простой, на больших железных колесах — но новая техника в колхозы не поступала с начала войны, а очень много старой тоже было отправлено в армию, так что трактор лишним не показался никому.