Вечером того же дня в Ковров — и совершенно вне всякой связи с Таниным днем рождения — приехал Евгений Станиславович Терехов. Он как раз завершил исследования по элетроплавке стеклянной шихты, внимательно ознакомился с проектом нового стекольного агрегата — и решил «срочно поговорить с товарищем Серовой»:

— Татьяна Васильевна, мы закончили проект опытного завода по выпуску листового стекла.

— Это замечательно!

— Но вскрылись определенные проблемы, которые, как мне сказали, вы в состоянии решить. Извините, если я скажу глупость — но я лишь передаю сказанное мне. Дело в том, что здесь, в Коврове, по сырью для такой печи почти все необходимое имеется: и доломит, и песок, и даже глинозем на месте получить можно. И электростанцию, мне сказали, в конце апреля уже запустят. Но вот с содой… ее потребуется минимум по десять-двенадцать тонн в сутки, а все, производимое в Березниках уже распределено по другим предприятиям. А если соды не будет — причем самосадная сода не годится — то смысл строить здесь стекольный завод…

— Я поняла. Говорите, нужно по двенадцать тонн соды в сутки? Я постараюсь с заводом в Березниках договориться, так что приступайте к строительству. Как думаете, сколько времени вам на стройку потребуется?

— Я, откровенно говоря, даже не знаю. Начальник отдела капстроительства вашего завода сказал, что при вашей помощи все может быть выстроено еще до лета, но такие нереальные сроки…

— Раз он сказал, значит выстроит. И нам нужно организовать доставку минимум вагона соды в сутки где-то во второй половине мая… ладно, будет вам сода. Я все равно в Березники собиралась, правда попозже — но лучше раньше, чем никогда. В любом случае стекло не помешает.

— Вот в этом вы совершенно правы. Тем более, что ваше предложение по изготовлению литого стекла вместо тянутого… Завод-то в Мерефе производит по шестьсот квадратных метров оконного стекла в сутки, а здесь предполагается выпуск, причем на опытной еще установке, минимум четырехсот пятидесяти метров в час!

— Да мне-то не рассказывайте, я вообще в стеклянном производстве ничего не понимаю. Я только делаю что могу — если мне скажут, что именно делать надо. Вы сказали, что надо соду добыть — я пойду и добуду. Только сначала Ивана Михайловича предупрежу, что меня дня два-три здесь не будет. Евгений Станиславович, а вы не знаете, в Березниках этих аэродром есть?

Семен Владимирович к «заводской медицине» относился, мягко говоря, не очень позитивно. Недолюбливал он эту медицину (как, впрочем, и все советские мужчины). Но указания ее все же старался выполнять: в последнее время она наглядно продемонстрировала, что очень неплохо купирует определенные «инициативы» особо шустрых рабочих, причем — что особо врачами подчеркивалось — благодаря заранее составленным «медицинским картам». Конечно, сам он не носил — как большинство рабочих — нашивку с указанием группы крови и какими-то сугубо врачебными дополнительными буковками, просто потому не носил, что и спецовку надевал не часто, но прекрасно знал, что вся эта информация в медсанчасти где-то записана и хранится. И, если там решили, что нужно еще из народа кровушки попить чтобы эти записи пополнить чем-то для врачей полезным, то на просьбы врачей стоит откликнуться согласием. Так что он смело пошел в медсанчасть, причем всего-то после двух напоминаний…

Однако его ожидания совершенно не оправдались: Белоснежка, вместо того, чтобы тыкать в него своими иголками, начала ругаться:

— Семен Владимирович, ну сделали вы очень нужный стране пулемет — но сделали-то вы его не лучшим образом!

— Что вы имеете в виду?

— А сами не догадываетесь? Вот вы мне скажите сколько выстрелов подряд может произвести этот пулемет? Я имею в виду до того, как потребуется ствол менять.

— Девушка, вы просто не понимаете, о чем говорите. Пулемет это крупнокалиберный, в патроне и пороха больше, и пуля в стволе дольше движется — так что он нагревается гораздо быстрее, чем ствол в ДП.

— Да я вообще не о том: при нагреве ствол достаточно сильно ведет и он еще до того, как перегреется, пули отправляет куда бог на душу положит.

— А вы знаете, как этого избежать? Расскажите, я пос… мне это было бы очень интересно.

— Все вы, гениальные конструкторы, ехидничать мастера, а чтобы послушать знающего человека… Не буду я вам рассказывать, я лучше покажу. Идемте в мой экспериментальный цех. Идемте, или я распоряжусь вас на обследование в госпиталь на две недели положить!

Семен Владимирович про себя выругался, но с девочкой все же пошел: Петра Горюнова эта девочка года полтора назад как-то умудрилась в госпиталь законопатить, и его там три полных недели продержала! Правда тогда Петр Максимович действительно чуть не помер…

Кроме того, именно эта девочка придумала великолепные пистолет с автоматом — так что вероятность того, что она все же не очередную благоглупость выдаст, была велика. А на ее экспериментальный цех посмотреть было бы интересно, ведь для него в инструментальном производстве делались станки, предназначение которых почти никто понять не мог. То есть до того, как она эти станки показывала в работе. Та же литьевая машина для пластмассы…

Шэд в производстве оружия разбиралась более чем неплохо. А еще перед путешествием ее через обучающую машину накачали и разными технологическими знаниями, причем — поскольку временной диапазон путешествия мог варьироваться от первой четверти девятнадцатого века и до конца двадцатого — знаний было закачано очень много. Таня, узнав, куда и когда она попала, успела зафиксировать основы знаний, необходимых как раз для этого времени. Знаний было не особо много, но вполне достаточно для выполнения миссии. В которой предполагалось и широкое использования различного оружия…

Когда они зашли в этот очень маленький цех, Таня Серова кое-что сразу пояснила Семену Владимировичу:

— Честно говоря, чтобы избежать неприятности, о которой я говорила, нужно и материал использовать подходящий, и технологию правильную. Насчет материала — я сварила нужную сталь у себя в тигле, но её и в электропечке нашей наварить несложно столько, сколько понадобится. А по технологии — так это и так каждый знает: чтобы стальное изделие вышло достаточно качественным, то его нужно ковать.

— То есть вы предлагаете перед сверлением ствола заготовку предварительно отковать?

— Семен Владимирович, я хоть и абсолютная блондинка, но не абсолютная дура. Кованную заготовку просверлить в разы труднее, а уж нарезку такого ствола… я вам сейчас весь процесс покажу, если хотите. А нет — я вам скачала покажу результат, а потом вы и процесс изучить точно пожелаете. Просто сейчас у меня машина готова, заготовки прошиты и нагреты, а если позже все заново запускать, то ждать придется уже больше часа.

— Ну, давайте тогда сейчас посмотрим… сколько времени работа займет?

— Долго, минут пятнадцать: машина-то у меня опытная, даже, скорее, демонстратор технологии. Итак, поехали: вот заготовка, вот оправка…

Через пятнадцать минут девочка извлекла из машины светящуюся железяку, воткнула в какую-то рядом стоящую приспособу — в результате чего из железяки вырвался столб пара, а затем, немного подержав ее под струей воздуха, показала Семену Владимировичу:

— Теперь надо тут немного обточить, здесь подправить… смотрите: канал ствола совершенно ровный.

— И сразу с нарезами? Как вы это…

— Вы все сами видели. Ствол, конечно, нужно еще отхромировать… но можно уже и так из него стрелять. Пойдемте на стрельбище, я покажу, что мы имеем в результате.

На стрельбище, где Таня отстреляла шесть лент подряд, она удивила его дважды: и тем, с какой скоростью меняла ленты, и как кучно посылала пули в мишень. А, закончив стрельбу, девочка удивила его еще раз:

— Жалко, что патроны закончились, я хотела ствол докрасна раскалить. Он все равно не испортился бы, но вы бы увидели, что даже в таких условиях его не ведет. Хотя, надеюсь, вам и увиденного достаточно.