— Отрадно это слышать.

— А вот кого вам придется искать на месте, так это землекопов и грузчиков: я не думаю, что вам сверху отсыпят цемента для такой стройки, у нас полстраны в цементе остро нуждается — но в Коврове есть собственный завод, и я, отправляя назад вагоны из-под соды, погоню их не порожняком, а загруженные цементом. На постройку электростанции вам хватит, а вот где конкретно ее строить… Я еще денек похожу тут вокруг, посмотрю, подумаю…

— Ну уж не знаю, ходить вокруг оборонного завода…

— Во-первых, майор Еремина не только мой личный пилот, но еще и чемпион ВВС по стрельбе из пистолета. Во-вторых, я же не одна ходить буду, обязательно приглашу сопровождающих из отдела капстроительства: сквозь землю-то я глядеть не умею, а кто мне про грунты еще рассказать сможет?

— Про грунты? Это, пожалуй, вам не строители нужны будут, я пришлю вам Зыкова. Он токарь, но раньше, когда еще завод строили, у геодезистов подвизался и все про территорию эту знает.

— Договорились, я с бумагами завтра до обеда закончу, вы его к этому времени в отдел кадров и пришлите.

На следующий день товарищ Зыков — мелкий мужичонка «неопределенного возраста» — ходил по грязи вокруг завода и рассказывал непонятной девчонке о том, как там или там много лет тому назад копал шурфы. Пару раз девочка, сунув ему в руки лопату, «раскопки» просила повторить — но токарь не возражал: после каждого такого раскопа девочка устраивала неплохой перекус, да и над душой во время работы не стояла. А вечером, «вернув» его в отдел кадров, даже попросила:

— Мне товарищ Зыков очень помог, да и для завода то, что он сегодня сделал, много пользы принесет. Вас не затруднит по форме, на вашем заводе принятой, приказ на премирование его написать? Я его у директора сейчас подпишу… думаю, в размере половины месячного оклада…

Двенадцатого мая начальник райотдела милиции лениво выслушивал отчет участкового. Дело было простым, как три копейки, однако приходилось все положенные бумаги заполнить — а так как участковый и фамилию свою без ошибки написать не мог, он диктовал результат «расследования» дежурному. А так как райодтел весь размещался в одной комнате, не услышать его рассказ было затруднительно, да и случай был, в принципе, довольно забавным:

— Не повезло пацану, подавился, на лестнице поскользнулся, башкой об лестницу хряп…

— Ты так не пиши, а пиши: головой о лестницу ударился, — поспешил начальник сообщить дежурному.

— Да знаю я, в какой раз рапорты за Петровичем пишу уже…

— Видать, сознательность потерял и выкашлять не смог, от чего и задохнулся. Я только одно не понимаю, где он в мае яблоко нашел…

— Да эти, из Коврова которые прилетели, яблок центнеров пять с собой привезли. На содовом в столовую почти все отдали…

— Так то на содовом!

— Будто бы ты Борьку этого не знаешь: отобрал у кого в школе. Заводские-то, поди, все яблоки детям приберегли…

— Мораль, — с серьезным видом провозгласил участковый, подняв вверх палец и изобразим серьезность на лице, — не обкради ближнего своего! Да ладно, хрен с ним. Ты рапорт-то мой записал?

— Петрович, а может, тебя в школу отдать? Война-то закончилась, сейчас народ с фронта возвращаться будет, а у нас участковый неграмотный. Стыдоба!

— Грамотный я, только вот пишу с ошибками. Между прочим, не такого приказа, чтоб рапорты без ошибок писать!

— Нет. Но есть приказ рапорты отдавать начальству сразу, а не через неделю. Ладно, со школой потом решим. А вот где мы сегодня обедать будем, решать нужно уже сейчас. Петрович, твоя Матрена из наших продуктов обед нам не сварганит? А то я уже проголодался почти…

Шестнадцатого мая сразу несколько человек испытали бурную радость, и первым был главный инженер азотно-тукового завода в Березниках. Первым — просто потому, что у него утро наступило на два часа раньше, чем в Москве. А поводом для радости для него стала то, что на завод прибыла бригада строителей из Коврова, тут же приступившая к закладке фундамента под электростанцию. Еще он — на этот раз «ретроспективно» — порадовался тому, что когда директор устроил разнос «соседу» за то, что он неизвестно кого привел к нему в кабинет и позволил сделать звонок по ВЧ, не удержался и спросил, что же стало поводом для столь явного нарушения всех правил безопасности.

— Эта девочка пообещала мне электростанцию за пару недель поставить!

— И ты поверил? Неизвестно кому, девчонке паршивой, поверил настолько, что решил на такое нарушение пойти? Если мы сейчас позвоним в НКГБ…

— Во-первых, у нее командировка была подписана первым секретарем их обкома. А во-вторых на, читай — и он показал телеграмму, в которой сообщалось, что «комплект электростанции отправлен трехвагонным составом под литерой „срочный груз военного назначения“, сопровождается бригадой монтажников под руководством инженера Винклера» с требованием обеспечить срочную разгрузку. И «таинственным голосом» добавил: — Она сказала, что у нее несколько электростанций не распределено.

Тогда директор на следующее же утро к девчонке побежал договариваться о передаче еще одной электростанции азотно-туковому заводу, и почти договорился — но эта девочка оказалась не так проста, по сути дела вынудив «азотовцев» всеми силами помогать соседям в монтаже и пуске приехавшей через трое суток станции. Зато теперь у них намечалась электростанция куда как более мощная…

Вторым бурно радующимся человеком был Александр Евгеньевич Голованов. Как он, собственно, и ожидал, Иосиф Виссарионович втык ему устроил весьма серьезный, и единственное — по мнению самого маршала — что его спасло от немедленной отставки, был рапорт командира экипажа бомбардировщика. А в рапорте русскими буквами было указано, что штурман-наводчик отказывался лететь с кем либо за штурвалом, кроме самого маршала, по той причине, что «манера пилотирования товарища Голованова мне известна, а любой другой пилот с иной манерой пилотирования не позволит мне точно навести бомбу на цель». Командир, конечно, был очень недоволен тем, что Голованов его ссадил с самолета, но, похоже, причину глубоко осознал и счел необходимым донести свое мнение аж до Сталина.

А пятнадцатого Сталину принесли отчет о результатах этой бомбардировки, составленный по результатам допросов сдавшихся фашистов, из которого прямо вытекало, что генерал Хейнрици стал главнокомандующим именно из-за нее, и из-за нее же и подписал так быстро капитуляцию — поэтому Иосиф Виссарионович Голованова к себе вызвал и теперь уже поблагодарил:

— Александр Евгеньевич, есть мнение, что за эту бомбардировку вам нужно присвоить звание Героя Советского Союза. А весь экипаж следует наградить орденами Красного знамени.

— Товарищ Сталин…

— Мы не думаем, что здесь следует спорить. Товарищ Жуков в при взятии Берлина планировал наши потери свыше трехсот тысяч человек, из которых свыше ста тысяч убитыми…

— Я не об этом. Просто вся заслуга этой бомбардировки принадлежит штурману-наводчику капитану Серовой…

— Если вы так считаете, то, скорее всего, вы правы. И капитану Серовой тоже это высокое звание необходимо присвоить. Хотя я и удивлен: в вашем экипаже женщина…

— Капитан Серова — единственный человек, умеющий управлять это системой наведения. А я лишь исполнял ее указания по ведению самолета. Замечу при этом, что для выполнения точного прицеливания капитан Серова полчаса на максимальной высоте провела без кислородной маски…

— Но её указания вы исполнили на отлично, так что… Вы сможете завтра в двенадцать привезти капитана Серову в Кремль?

— Боюсь, Иосиф Виссарионович, это невозможно. Серова сейчас в госпитале…

— Да, я уже понял, что полет был в исключительно трудных условиях. Тогда завтра в Кремле вы получите свою звезду Героя, а её — вручите лично, когда сочтете возможным. Да, принято решение указ о награждении не публиковать.