Правда, половина этого угля сначала попадала в химический цех артели КТК, где из него делали «буроугольный кокс» — мелкую, в принципе ни на что не годную крошку, а из коксового газа они много чего делали, включая средства для стирки белья и мебельный лак. Впрочем, и крошку там, смешивая с торфом, преобразовывали в топливные брикеты — которые, правда, шли уже не на электростанцию, а в котельные города и окрестных животноводческих ферм.

Со скотиной в области стало теперь совсем хорошо: прошлогодние эксперименты с люпином показали, что крестьяне могут прокормить скотины раза в три больше, чем это было до войны, так что весь приплод прошлого года было решено на мясо не отправлять, а оставить на развод. Тем более, что немцы как-то договорились с соплеменниками в Германии, и в область только породистых свиней (каких-то датских) завезли около двух сотен. А весной обещали и коров породистых с полсотни привезти…

Но все же все это было пока лишь «планами на будущее», а сейчас Георгий Николаевич Пальцев почти все свое время тратил на решение вопросов по обустройству новых жителей области. Население-то росло очень быстро, каждый день чуть ли не сотня новых владимирцев появлялось. То есть и дети рождались «ударными темпами», но секретаря обкома пока волновали лишь люди взрослые. Способные пользу стране и области приносить… некоторую. Он сильно подозревал, что наплыв инвалидов разной степени работоспособности вызван в первую очередь слухами о том, что в Коврове из любого инвалида полноценного человека сделать могут, но подозрения делу-то не помогут. А то, что вот уже два десятка артелей активно инвалидов на работу приглашали…

Ну, приглашали, что было, в общем-то, не очень и страшно, ведь новым работникам эти артели жилье сами и строили. Однако нужно было запланировать места, где это жилье должно было строиться, обеспечить стройки цементом, стеклом — а это было не самой простой работенкой. Договориться о поставках той же соды — уже это было сродни подвигу. Средненькому такому подвигу, но все же. А выстроить вторую линию стеклозавода — тут уже пришлось долго спорить и ругаться и с руководством второго завода, и с плановиками, стремящимися область оставить без лишнего кусочка уже изготовленного стекла…

Поэтому вечером шестого апреля он лично примчался в Ковров и встретил товарища Серову еще на аэродроме:

— Татьяна Васильевна, на тебя вся надежда. Я понимаю, у тебя своих забот хватает, но… признаю, партия с задачей справляться перестала. Но и ты меня пойми: с нового года в область переехало четырнадцать тысяч инвалидов войны, а у меня ни стекла на стройки жилья не хватает, ни терпения без мата со вторым заводом об оборудовании договариваться. Ладно, с матом я как-то в заводом договариваюсь, а вот насчет соды для стеклозавода… Сможешь помочь или нам запретить в области инвалидов на работу приглашать?

— Георгий Николаевич, я что, по вашему мнению, волшебница? Палочкой взмахну и всё сразу появится?

— Нет, конечно, не волшебница. Ты фея, причем фея добрая. Ну помоги? Деньги в области на все есть, я их у тебя не прошу. А вот насчет договориться… Я помню, ты украинцев почему-то не любишь, но у них теперь, как ДнепроГЭС запустили, сода есть…

— С ними я договариваться не буду. Но сода — это всего лишь соль, тщательно перемешанная с электричеством. И еще немножко угля, лучше всего антрацита. Как насчет поменять вагон антрацита в сутки на пять вагонов соды?

— Ты серьезно?

— Более чем. По Клязьме баржи тонн на двести почти все лето ходить могут… тонн на сто, точнее. Моторы на механическом можно брать или, лучше, на тракторном, причем в дровяном варианте, баржи можно и деревянные строить — соль на них возить из Соликамска, там ее уже девать некуда. Электричество у нас пока есть… Больше я вам ничего пообещать не могу.

— А если я антрацит добуду…

— Тогда через три месяца у нас своей соды окажется в достатке и не потребуется ее где-то выпрашивать. У вас еще вопросы остались?

— Пока нет. И — спасибо, теперь мне, по крайней мере, понятно, в какую сторону двигаться. Кстати, все оборудование для металлического завода в Петушках немцы уже отгрузили.

— Ну и молодцы. Да, хорошо, что напомнили, мне же еще с разными смежниками тоже договориться не мешало бы. Ну, чтобы вам со вторым заводом больше матом ругаться не пришлось…

Двенадцатого апреля Таня познакомилась с семьей Александра Евгеньевича. Не смогла не познакомиться: маршал пригласил ее отметить годовщину одного «важного события». Посидели, чаю попили с тортиком… А потом Голованов поинтересовался:

— Танюша, а что это ты за задание дала Мясищеву? Он ко мне приходил, просил посодействовать скорейшему рассмотрению и утверждению проекта.

— Никакого задания я никакому Мясищеву не давала. А… так вот какая у мужика фамилия, значит, была. А он что, авиаконструктор?

— Ну, в общем, да. И он сказал, что ты поручила ему спроектировать небольшой самолет. Правда, говорил про какие-то небывалые моторы… но у меня подозрение имеется, что про моторы ты ему вовсе не сказки рассказывала.

— Не сказки, но мотор еще не готов. Я этот мотор попросила вообще не для самолета сделать, просто подумала, что если где-нибудь на стройке срочно нужно много электричества, а дизельную электростанцию туда по дебрям не дотащить, то моторчик на пятьсот киловатт, который четыре мужика куда надо переставить смогут, окажется очень кстати. И который при нужде может и на дровах работать.

— Самолет на дровах? Интересные у тебя иногда идеи появляются. Хотя, судя по тому, что я уже видел, вполне реализуемые.

— Нет. Мотор я придумала газовый, и даже не сама придумала. У немцев такие моторы давно уже есть, и, вроде, у англичан тоже есть. Просто я решила, что если мотор может работать на керосине, то никто не запретит вместо керосина туда подавать горючий газ. А газогенераторы к нас много кто неплохие делает уже. А что за проект этот Мясищев вам показывал?

— Ну, если в двух словах, то он решил свой старый, еще довоенный самолет ДВБ-102 скрестить с Ще-2. У него-то самолет цельнометаллический с прекрасной аэродинамикой, а у Ще-2 крыло с развитой механизацией. Владимир Михайлович сказал, что если будут моторы, про которые ты ему говорила, то самолету потребуется полоса стометровая, а будет он возить или двадцать пассажиров, или две тонны груза. Я, правда, так и не понял, как он умудрился при таких параметрах вес машины уложить менее чем в две тонны…

— Это-то просто, — задумчиво ответила Таня, — я ему параметры новых сплавов сообщила, они позволяют вес самолета чуть ли не вдвое уменьшить. А вот с моторами… Я же ему русским языком говорила: моторы будут летом! А мне теперь что, идти пинать конструкторов чтобы они быстрее работали?

— Танюш, не надо никого пинать. У Мясищева этот самолет только на бумаге нарисован, даже если проект и утвердят, то живьем машина никак раньше конца лета не появится. А еще неизвестно, утвердят ли: стране сейчас не до пассажирских машин. Американцы бомбу сделали куда как мощнее твоей, и есть опасения, что они ее против товарища Мао применят.

— Американцы бомбу сделали, а наши что, сидят-боятся или все же делом занимаются?

— Ох ты и любопытная! Скажу так: у наших конструкторов сейчас две задачи. Первая — сделать истребитель, который гарантированно американский бомбардировщик никуда не пропустит. И вторая — сделать бомбардировщик лучше американского.

— Тоже мне, задачи… значит, мне придется ребятишек в Коврове все же попинать… Спасибо, Александр Евгеньевич, спасибо, Тамара Васильевна, все было очень вкусно! А я побегу, завтра же тоже учиться надо…

Когда за Таней закрылась дверь, Тамара Васильевна спросила мужа:

— Ну что ты так вздыхаешь? Или…

— Мне ее безумно жалко, когда на нее гляжу — слезы наворачиваются.

— Не похоже, что по ней слезы лить надо. Девочка как девочка, вежливая, спокойная…

— Ей всего шестнадцать, а она совершенно седая. Волосы просто красит, чтобы народ не пялился. И у нее вообще нет никаких чувств. Ни любви, ни жалости. Страха тоже нет, вообще ничего. Знаешь, что она сказала, когда бомбу на Гитлера сбросила? Ой…