В четыре года у Инны выпала прямая кишка, она очень испугалась, а бабка и тетка лишь кудахтали от страха. С приходом отца они утихли. Отец спокойно уложил ее на живот на кухонном столе и быстро вправил пальцем прямую кишку. Процедура была ей очень приятна, тягостные ощущения прошли, она бегала счастливая и спокойная. Потом кишку вправляла бабка. Она требовала соблюдения правил, строгого режима и чистоты, никогда не хвалила, только критиковала. До рождения Инны она работала воспитательницей детского сада и много занималась с Инной развивающими играми. Когда у нее случился инсульт, Инна не вызывала скорую помощь, чтобы она умерла (хихикает). В какой-то степени Инну еще и парализовал страх смерти при виде упавшей бабки с синим безумным лицом, она не могла даже позвонить родителям. Сейчас шевельнулось и чувство жалости, появились слезы.

Инна замечает, что возбужденно улыбается, рассказывая все эти сцены, объясняет эту улыбку желанием сдержать слезы, но потом признается, что не чувствует их. Она пока что не может поговорить о своей мастурбации, в следующий раз.

Инна ярко накрашена, с кровавым маникюром, в черной юбке и белой кофте, из-под которой выглядывает розовая футболка с призывно улыбающимся женским лицом. Входит в кабинет со словами: «Вы нам приснились. Я участвовала и наблюдала эту сцену со стороны».

Я лежу в постели, завернувшись в одеяло. Со мной лежите вы, мой парень и его друг. Они справа от меня, я что-то рассказываю, Вы комментируете для моего парня. Я кричу, что у него сессия после меня, пусть ждет за дверью. Это уже третий сон с вами, все более интимный, с очень приятным предчувствием.

В сновидении Инна подглядывает за постельной сценой, как не раз делала в детстве. Инна до восьми лет спала с бабушкой, а затем – с родителями, а когда матери не было дома – с отцом. Он прижимал ее, обнимал, часто ходил в туалет. Возможно, между ними что-то даже и было, она не помнит. В 13 лет у нее появились месячные, и она с тех пор спала отдельно. До этого отец, застав мать или Инну, причесывающихся перед зеркалом, имел обыкновение шлепнуть их по заду, в 13 лет Инна перестала ему это позволять.

Мать Инны хотела бы родить отцу мальчика, как тот просил. Правда, потом выяснилось, что на самом деле он мечтал о дочери (сына от первого брака он оставил без алиментов). Отец давал Инне мужские прозвища. Первым было «мопсик», в 15 лет – «хорек». Имелась в виду ее любовь к курятине и вонь в туалете. Инна до сих пор верит отцу, что хорек душит кур своими кишечными газами.

У нее не было своего места в их однокомнатной квартире, в ее вещах рылись. Ее местом стала ванная, где она часто подолгу мылась. Когда отец начал встречаться с матерью и просил бабку позвать ее к телефону, та часто отвечала, что мать принимает ванну. Отцу с его мизофобией это очень понравилось. Вторым священным местом был туалет. Инна долго сидела там, а отец шутя выключал ей свет, стучал в дверь – заигрывал.

Инна чувствует себя грязной и дурно пахнущей. Ее подруга говорила, что у нее пахнет изо рта – это из-за хронического тонзиллита. А когда в 8-м классе у нее начались месячные, она стала потеть, ничего не помогало, от страха она потела еще больше. Ей говорили, что от нее не пахнет потом, но это чтобы ее успокоить. Она боялась выходить к доске, чтобы не увидели ее мокрых подмышек, носила темные платья из плотного материала.

У нее от волнения потеют руки, приходится часто мыть. Пот липкий, противный, как какая-то грязь. В мединституте однокурсник щекотал ее, залез подмышки, испачкал руки ее потом и высмеял Инну перед всеми. При сильном испуге она пахнет просто как скунс – отпугивает. У нее сильно потеет и зудит в промежности. Когда мать лежала в больнице, отец укладывал Инну с собой, она считала это продолжением традиции спать с матерью. Но однажды он утром заговорил с ней как с матерью, критикуя, как она помылась и причесалась. Она снова сходила в ванную, но он все равно остался недовольным. Как-то раз у Инны месячные пришли одновременно с матерью, кто-то из них испачкал выделениями пол в туалете, и отец в ярости спрашивал, у кого из них «течка».

Я напоминаю Инне про оставшиеся два сна.

После сессии вы провожаете меня в прихожую и помогаете одеться. В это время по домофону звонит следующая клиентка. Я задерживаюсь, комментируя сессию. Входит клиентка, она то брюнетка, то блондинка, то с короткими волосами, то с длинными. Она видит меня и плачет, что боится идти на сессию, не может больше терпеть эту боль и с рыданием уходит. Я бегу за ней и сажусь в грузовой лифт, который стал тоже маленьким. Я догоняю клиентку, сую руку между дверками и вижу ее печальные пустые глаза. Я возвращаюсь к вам: не удалось догнать.

Происходят какие-то действия, и я обнаруживаю себя в кровати, в изголовье которой сидите вы с этой девушкой. Мы беседуем втроем, а я думаю о том, что моя сессия была предпоследней, девушки – последней, после этого у вас лекция, вы пропустили ее – уже 6 часов. Вы успокаиваете меня, что мне не надо сегодня в институт.

Почему я в постели, почему здесь эта девушка? Она исчезает. Я догадываюсь, что когда я упустила ее, то упала в обморок. Вы вместе с девушкой подхватываете меня и переносите меня на диван. Мне не нравится, что меня трогали. Вы сделали со мной это под гипнозом.

Мы идем на кухню. Так же, как это делал мой отец, вы разогреваете себе суп, ставите его на табурет и садитесь на диван. Я сажусь на табурет перед вами. Вы откусываете хлеб и кладете его ближе ко мне, я пододвигаю его к вам, а вы ищете его не глядя – почему вы не опускаете взгляд ниже?

Фантазия о гипнозе отражает страх Инны, что я бесконтрольно влияю на нее. Клиентка со светлыми волосами напоминает ей мою жену, а длинные волосы – саму Инну. Уход недовольной клиентки выражает сопротивление Инны, хлеб – регресс к оральному уровню в терапии. Ей хотелось бы, чтобы я предпочел ее своей жене и работе. Я кормлю ее, не опуская взгляд ниже.

Вы пришли ко мне с двумя собаками. Вы как бы изнасиловали меня, хотя мне это было приятно. Потом я впала в сон внутри сна и оказалась у вас дома с ожиданием, что мы продолжим. Вместо этого вы объясняете, что идет эксперимент, я буду беременна, рожу ребенка и умру в родах. Я говорю, что сделаю кесарево сечение, но вы заявляете, что гипнотическое внушение не даст мне сделать это. Тогда я сделаю аборт. Но благодаря гипнозу я замечу беременность, когда будет уже поздно.

Сон отражает ее страх беременности и аборта, а также желание инцеста и страх смерти из-за него. Она хочет и боится моего психологического проникновения. Когда Инне было 11 лет, ее мать сделала аборт и подробно рассказала ей обо всех неприятных ощущениях. Тетка тоже делала аборт с осложнением, после которого осталась бесплодной. Отец расценил тошноту Инны во время гепатита в 17 лет как признак беременности и не давал вызывать врача, чтобы не позориться. То есть он готов был убить ее – еще и из-за того, что она изменила ему, ведь он ненавидел всех ее мальчиков. Все же ее обрадовало, что отец, предположив гинекологию, признал в ней созревшую женщину.

Мать он обзывал беременным муравьем, и та приучила дочь втягивать живот, но после гепатита Инна поправилась на 14 кг, и это стало трудно. Ее живот начинает увеличиваться за неделю до месячных, потом болит и заметно увеличивается во время месячных. Так что половину времени она «как бы беременна, но это временно». И последствия переедания, и запор Инна ликвидирует клизмой. Клизмы делал ей отец, публично. Такая вот мастурбация, безопасный оральный и анальный секс.

У отца были выходные по вторникам, она боялась этого дня – он напивался. Ко мне она тоже ходит по вторникам. Отца она боится и ненавидит, а меня идеализирует и стесняется. А себя? Боится и ненавидит. Когда она сравнивает отца со мной, становится еще тяжелее. Голова отключается, как сейчас.

Картинка: перед ней ужасная втягивающая черная дыра, нет ни спасения, ни спасителя. Одно из ее первых воспоминаний: все уговаривают ее позволить отцу вытащить ее шатающийся зуб. Он возьмет ватку, влезет пальцами ей в рот… За ней бегали с обеда до ночи, пока она согласилась. Это страх проникновения, насилия.