Анализ деревенских вещей недеревенского происхождения, картографирование их, показывающее тысячеверстную разобщенность вещей, вышедших из одной мастерской, и, наконец, анализ самого городского производства — все это привело нас к интереснейшему вопросу древнерусской экономики, к вопросу о работе городских мастеров в XI–XIII вв. на широкий рынок сбыта, настолько удаленный от товаропроизводителя, что здесь и речи быть не может о работе на заказ.

В самом деле, где пределы допустимого территориального удаления заказчика от мастера, превышение которого ставит уже под сомнение возможность общения мастера и потребителя без помощи посредника? Ответ на этот вопрос может быть дан только в связи с точным, конкретным определением круга заказчиков.

Совершенно естественно, что возможность общения с мастером будет различна у крестьянки с берегов затерянной в лесах речки Рожай и у дочери или жены какого-нибудь князя. Если князь Мстислав Владимирович мог послать своего человека из Новгорода в Константинополь для украшения переплета книги, то у вятичской женщины того же XII в. была несравненно более скромная возможность заказать себе височные кольца у мастера-литейщика в соседнем поселке за 10–15 км. Поэтому простое сопоставление расстояний еще ничего не решает. В приведенном мною примере заказчик (князь Мстислав), отстоявший от мастера более чем на 2000 км, находится в более выгодном положении, чем заказчик, которого разделяло с мастером только 10–15 км. И греческий мастер в Царьграде и безвестный «льятель» дешевого серебра в земле вятичей одинаково выполняли работу на заказ.

Если мы возьмем район сбыта киевских энколпионов (рис. 123) и змеевиков (100–200 км), то мы непременно должны учесть, что этот сорт изделий распространялся только в городах; в деревенских курганах энколпионы и змеевики не встречаются никогда. А для провинциального боярства и дружины, тесно связанных с центром княжества (он же и центр производства интересующих нас вещей), расстояние в 100–200 км не представляло серьезного препятствия. Следовательно, и здесь можно допустить работу на заказ, хотя вполне вероятно и производство на рынок (рис. 122).

Обращаясь к курганному (деревенскому) материалу, необходимо предварительно заметить, что излишне четкое двучленное деление всего русского населения XI–XIII вв. на городское и деревенское может несколько исказить историческую действительность. Мы забываем при этом о существовании «молодшей дружины», «дружины по селам», на протяжении XII–XIII вв. выраставшей в крупную политическую силу, дальнейший рост которой был надолго прерван татарским нашествием. Ее историческим представителем является «крепкий в замыслах» Даниил Заточник, а археологически она улавливается по сравнительно богатым и крупным курганам, расположенным среди деревенского кладбища рядом с курганами смердов.

Если произвести соответствующий подсчет городских вещей в курганах, то значительная часть их будет относиться именно к этому промежуточному слою младших дружинников, которые во многом еще связаны с деревней, но в то же время причастны и к городской культуре. Жены этих «молодших дружинников» заказывали себе украшения у местных деревенских ремесленников, но в то же время использовали и связи своих мужей с княжеским городом, откуда они получали изделия городских мастеров. Можно предполагать, что именно этот слой и был основным потребителем и заказчиком всевозможных имитаций. Имитация зерни и скани началась еще в X–XI вв., когда готовую городскую вещь оттискивали в глине и посредством простого литья деревенский серебренник мог выполнить заказ на изделие, которое имело сходство с настоящим городским.

Из приведенных мною примеров наибольшую связь со слоем младших дружинников имеют медные и позолоченные подвески, имитирующие зернь и скань (деревенские курганы по Припяти и Березине и богатые боярские клады Поросья).

Эти имитации городских вещей попали в деревню, по всей вероятности, при посредстве дружинников, бывавших время от времени в городе.

Напомню также распространение в Смоленском княжестве в деревенских курганах подвесок гнездовского типа (с драконами) и серебряных криновидных подвесок (см. выше раздел «Тиснение»), известных только по богатым боярским кладам.

К этому же разделу вещей относятся и дешевые медные или серебряные колты, изготавливавшиеся в Киеве, но находимые исключительно среди населения пограничных крепостей Киевского и Переяславского княжеств.

По отношению к территориальным связям мелкодружинного слоя нужно отметить зависимость от данного княжеского города и сравнительную ограниченность этих связей приблизительными политическими очертаниями княжеств.

В Смоленской земле сильно чувствуется влияние смоленского ремесла на инвентарь богатых курганов в деревнях. В Среднем Приднепровье таким центром притяжения был Киев, на севере — Новгород и т. д.

Связь провинциальных дружинников с мастерами княжеской столицы могла осуществляться как путем заказа, так и покупки у мастера (или на торгу?) уже готового изделия.

Уловить по технике изготовления вещей характер работы (на заказ или на рынок) не всегда возможно. Одной из интереснейших находок в этом отношении является найденная в Киеве заготовка для шейных гривен (см. выше раздел «Волочение проволоки»).

Прежде всего, отмечу, что материал заготовленного бунта — медь, употреблявшаяся только для деревенских гривен. Все известные нам городские гривны сделаны или из серебра, или из золота.

Мастером-киевлянином заранее была проволочена толстая медная проволока и тщательно скручена в жгут из трех проволок. Если бы мастер готовил гривны только для рынка, он, несомненно, заранее нарезал бы жгут, проковал концы, словом, сделал бы серию готовых вещей, рассчитанных на неизвестного покупателя. Между тем, мастер, заготовив жгут на 8 гривен, аккуратно сложил его в бунт и на этом прекратил предварительную работу.

При появлении заказчика, ювелир отрезал от бунтов необходимый кусок, проковывал его концы и, отделав гривну после получения заказа, продавал ее заказчику. У этого ювелира чувствуется еще неуверенность в будущих заказах, заставляющая его воздерживаться от предварительного изготовления всей гривны целиком. Но отсюда уже только один шаг, чтобы от работы на заказ (с предварительным выполнением 9/10 самой тяжелой части ее) перейти к работе на «будущего заказчика», а, следовательно, к работе на рынок.

До сих пор мы рассматривали ту часть продукции городских мастеров, которая с равным правом позволяла говорить как о работе на заказ, так и о работе на рынок. Но в перечисленных выше материалах содержатся и более определенные указания на характер некоторых производств. Карты распространения в деревнях и городах стеклянных браслетов, крестиков с выемчатой эмалью, керамических «писанок» с эмалевой поливой свидетельствуют о таком диапазоне производства и хорошо налаженного сбыта, который не оставляет сомнений в работе киевских стеклоделов, эмальеров и керамистов на рынок и притом рынок очень широкий, (рис. 124).