– Он так же объясняется с охранниками, но не со всеми… – Иосиф, искоса, взглянул на конвой, – с этими парнями, то есть мужчинами, он говорит по-немецки… – личные охранники Рауффа были старше Иосифа лет на десять:

– Они успели повоевать на той войне, – подумал юноша, – и они такие же египтяне, как я звезда Голливуда… – разбитые губы растянулись в улыбку, – они не похожи на арабов… – отчим рассказывал о мусульманских соединениях, в частях СС:

– Дивизия «Ханджар», – вспомнил Иосиф, – они могут быть боснийцами. Или они немцы, хотя у них акцент. У второго акцента я не услышал… – Рауфф, разумеется, не предполагал, что жиденок, как он называл Иосифа, объясняется по-немецки:

– Доктор, – повторил юноша, – он назвал гостя доктором. Не понятно, он, действительно, врач, или это кличка… – невысокий мужчина, на вид младше Рауффа, всунулся в комнату, когда нацист, в очередной раз, спрашивал у Иосифа о планах армии на севере:

– Они боятся попасть в окружение, – решил юноша, – война, действительно, началась. Мы, скорее всего, на заброшенной египетской базе. Теперь здесь обосновались отряды террористов, устроили тайный тренировочный лагерь… – в комнате, где шел допрос, окна не оказалось, но Иосиф уловил рычание машин, со двора:

– Они не одни, на базе собралась шайка… – он размял ноющие, окровавленные пальцы, – надо бежать, но как бежать… – ему не связывали рук, но и Рауфф и его охранники обвесились оружием. Иосиф не собирался умирать в грязной египетской дыре:

– Если я сделаю шаг в сторону, меня пристрелят, – напомнил себе юноша, – мне надо выжить и добраться до Израиля. Я расскажу, что видел Рауффа… – Иосиф знал о приватном досье тети Марты. Отчим однажды вздохнул:

– Израиль больше озабочен завоеванием новых территорий, а западным странам наплевать на нацистов. Никто не верит, что они могут опять поднять головы. Но папки тети Марты пригодятся, рано или поздно… – судя по спокойному лицу бывшего штандартенфюрера СС, чувствовал он себя отлично. Навестивший камеру человек тоже был немцем:

– Он говорил без акцента, – вспомнил Иосиф, – Рауфф спросил у него о развлечении… – немец открыл в издевательской улыбке мелкие зубы:

– Два десятка человек, – он вздернул бровь, – арабы дорвались до своего, что называется… – отозвав Рауффа в сторону, он зашептал. Эсэсовец почесал светлую бороду:

– Ты говорил, что так делали… – он помолчал, – ради смеха… – гость кивнул:

– Но не только ради него. Согласно программе министерства расовой гигиены, мы исследовали поведение дважды неполноценных существ. Ты понимаешь, что я имею в виду… – Рауфф затянулся окурком:

– Вполне. Жидовское дерьмо… – он повел рукой в сторону Иосифа, – упорное, как и все их племя. От него мы ничего не добьемся, а второй двинулся умом, или скоро двинется. Машин здесь много. После развлечения мы покажем ученикам, как быстро избавляться от отработанного материала. Я помню первые опыты, на данном поприще… – Иосиф застыл:

– Рауфф занимался газенвагенами, душегубками. Людей умерщвляли в особо оборудованных грузовиках. Программа министерства расовой гигиены… – он заставлял себя переставлять ноги, – они говорили о лагерях, нет сомнений. Доктор тоже нацист, он работал где-то в Польше…

К горлу подступила тошнота, рот наполнила слюна, с мерзким привкусом мяты. Из кирпичной трубы валил черный дым, копоть оседала на серый снег. Скрипели, раскачивались железные качели. За решеткой смотрового кабинета висело низкое небо. Иосиф ничего не мог с собой сделать. Он почувствовал что-то теплое, между ног:

– Но я и так воняю, нацист не обратит внимания. О ком он говорил, кто почти двинулся умом… – юноша едва скрыл дрожь:

– Он не может быть здесь. Он мертв, мама его убила, избавилась от его тела. Он мертв, он давно труп… – близнецы никогда не упоминали имени отца, не говорила о нем и мать. Для всех профессор Кардозо, мученик еврейского народа, погиб в лагере Аушвиц.

Приближающаяся стальная дверь, напомнила Иосифу рассказы бойца, в отряде матери:

– До войны он учился на дантиста, в Варшаве. Он слышал, что в лагерях устраивали особые бригады. Они заходили в газовые камеры, когда все заканчивалось, и выламывали золотые зубы. В камерах ставили именно такие двери… – ему казалось, что сейчас он увидит белоснежное сияние накрахмаленного халата:

– Близнецы Мерсье, Жозеф и Себастьян… – раздался в ушах мягкий голос, – шести лет от роду. Сначала измерим ваш рост, милые… – до него доносился хохот. Кто-то закричал:

– Еще, еще! Позовите ребят со двора, пусть они повеселятся… – Иосиф споткнулся, ноги юноши подогнулись. Рауфф втолкнул его в распахнувшуюся дверь.

Даже к вечеру жара все не спадала. Рубашки отряда промокли на спинах и под мышками. Медвежий клык, на медной цепочке, на шее Джона, заливал пот.

Задержавшись на гребне голого холма, он послушал шорох песка. Хрустели мелкие камешки, подошвы солдатских ботинок раскалились:

– Мы идем почти десять часов, с одним привалом, – раздался сзади тихий голос Марты, – скоро мы упремся в канал. Меир, давай бинокль…

Холм, на котором они стояли, был последним в цепи скалистых вершин, тянувшихся с востока на запад.

Они миновали старое шоссе через час после обеденного привала, сначала, осторожно осмотревшись. Ветер носил по обочинам пыль. Заметив столб, Марта спустилась вниз:

– На всякий случай, – объяснила она кузенам, – вдруг отряд Иосифа побывал здесь… – в пустыне они не нашли ни одного следа миссии:

– Ребята приучены не оставлять следов… – Марта прочитала табличку с именем Ворона, коммодора Стивена Кроу, – но, может быть, мне повезет… – ей, действительно, повезло. Марта вернулась к отряду с высохшими окурками американских сигарет:

– С тех пор, как их выбросили, прошла пара дней… – Меир, внимательно, изучил добычу кузины, – но их могли курить и египтяне… – Эяль вмешался:

– По соображениям безопасности, разведывательные миссии не снабжают ничем израильским. Такие сигареты входят в паек подразделений, отправляющихся за границы страны… – обочина была каменистой, но, выйдя на шоссе, они услышали уверенный голос Джазира:

– Здесь были люди, – перевел Эяль, – пятеро, как в нашем отряде. Следы от ботинок тоже похожи на наши. Они двинулись на север… – за поворотом шоссе, они наткнулись на пятна засохшей крови, стреляные гильзы и клочки униформы, цвета хаки. Джазир долго ползал по обочинам, но нашел несколько покореженных клочков металла, вырванных пулями. Сами пули отряд тоже отыскал:

– Сборная солянка, – невесело заметил Джон, – есть даже русские АК. Понятно, что ребята нарвались на египтян, на машинах… – колонна должна была либо пойти дальше, либо куда-то свернуть:

– На юг бы их не повезли, – Меир курил, сидя на туго набитом вещевом мешке, – на юге наши войска скоро перережут шоссе, на пути к Суэцкому каналу… – на севере дорога вела в Порт-Саид, куда, по словам герцога, отправлялся объединенный воздушный десант, англичан и французов:

– Остается восток или запад… – Джон поднялся, – но на востоке тоже израильтяне. Египтяне, скорее, утащат ребят в свою сторону, то есть на запад… – вскидывая на спину тяжелый мешок, Эяль поинтересовался:

– Для чего нам взрывчатка, Йони… – герцога опять называли на израильский манер. Полковник Горовиц закашлялся:

– Я еще не видел ни одной диверсионной миссии, лейтенант, сожалевшей об избытках взрывчатки. Зато я видел много миссий, рвавших на себе волосы, из-за ее недостатка… – Эяль блеснул стеклами очков:

– Но если она не понадобится… – не отставал юноша, – мы ведь не понесем ее обратно… – Марта, сухо, ответила:

– Понесете лично вы, лейтенант. Не забывайте, у нас на руках могут оказаться раненые… – Марта была согласна с Меиром:

– Он прав, насчет беглых нацистов. Некоторые из них, судя по слухам, обосновались в Каире. Рауфф говорит на арабском языке, он может оказывать услуги египетской армии. Африка, как Южная Америка. Здесь нет законов, здесь можно затеряться так, что тебя никогда не найдут… – она сомкнула пальцы на рукояти пистолета: