– Пусть ваши родственники выйдут и поднимут руки. Если у вас есть оружие, немедленно его сдайте… – русский не видел тайник, в поднявшемся сиденье водителя:

– И не надо, чтобы видел. Может быть, удастся обойтись без стрельбы… – Монах вздрогнул, от крика кого-то из солдат:

– Ни с места! Хальт! Стоять, не двигаться… – он сжал зубы:

– У юнцов сдали нервы, им показалось, что кто-то хочет бежать…

Автоматные пули зацокали по дверце форда. Бросившись к машине, Эмиль прикрыл своим телом жену.

В последний раз Генрик стрелял месяц назад, до отъезда в Венгрию. Застава помещалась в тихом месте, на северном участке границы с Иорданией. После перемирия банды больше не проникали на территорию Израиля. Солдаты проводили время на дежурствах, играя в карты, болтая о подружках и слушая радио. Начальник заставы, все равно, гонял ребят, заставляя их, каждое утро, заниматься стрельбой. Генрик привык к звуку выстрелов, но получил особое разрешение носить наушники:

– Для того, чтобы не пострадал слух… – он толкнул Адель на пол, – здесь наушников ждать неоткуда… – перекрывая пение пуль, он крикнул:

– Дядя Эмиль, тетя Цилу ранили, в Будапеште! Прячьтесь в форде, не надо рисковать… – Цила плакала:

– Генрик, он тоже, кажется, ранен… – выскочив из машины, Тупица затолкал хрипящего Монаха назад. Кровь испачкала его ладони, он уловил движение губ:

– В машине… – Гольдберг сглотнул, – под сиденьем водителя, пистолет-пулемет… – русские все стреляли. Механик-водитель головного танка, выпрыгнув на броню, поднял автомат Калашникова. От форда Тупицы до опеля было не больше пяти метров. Пули цокали по асфальту дороги, русские что-то кричали:

– Матерятся, – понял Тупица, – эти слова я хорошо знаю… – Адель вцепилась в его руку:

– Не ходи, – темные глаза девушки расширились, – не надо, Генрик, тебя убьют… – Тупица отозвался:

– Не убьют. Я обещал, что мы окажемся в безопасности, так и случится… – ходить он никуда не собирался:

– Всем выйти из машины, вы арестованы… – заорал русский офицер, – поднимите руки… – форд зарычал. Тупица, сочно выматерился:

– Держи карман шире. Тетя Цила, – он обернулся, – как дядя Эмиль… – Гольдберг попытался приподняться:

– Не беспокойся, ерунда… – лицо Монаха побледнело, – пуля чиркнула по боку… – он чувствовал боль под ребрами, пиджак и рубашка промокли кровью. Эмиль привлек к себе Цилу, обнимая знакомые плечи, целуя залитое слезами лицо:

– Где Эстер и Авраам, где Шмуэль… – она всхлипнула:

– Они остались в Будапеште. Дядя Авраам и Шмуэль пропали, в беспорядках. Тетя Эстер не могла уехать без них. Эмиль, ты сказал по радио, что ты меня любишь, ты тайно приехал за нами… – у него хватило сил улыбнуться:

– Не так уж тайно. У меня виза, правда, поддельная. Марта все организовала, она сейчас в Вене, вместе с Меиром… – Адель скорчилась в комочек, прикрыв голову руками:

– Про Джона он ничего не сказал. Джон не приехал, я ему не нужна. Пошел он к черту, я о нем больше никогда не вспомню… – форд двинулся с места, Генрик велел:

– Адель, слушай внимательно… – стрельба не прекращалась, – тебе надо выхватить пистолет-пулемет, из-под водительского сиденья дяди Эмиля. Оно поднято, внутри тайник… – Генрик не сомневался в успехе своего плана:

– Русские не поймут, что случилось, а нам нужно оружие… – он спокойно продолжил:

– Открой дверь форда, со своей стороны. Машины окажутся совсем рядом, русские не успеют выстрелить… – глаза Цилы, на бледном лице, казались огромными:

– Эмиль, – она поддерживала мужа, – а если не получится… – Гольдберг поморщился от боли:

– Получится. Я бы и сам так сделал. Генрик, потом стреляй в русского механика-водителя. Я умею управляться с танками, правда, я ранен… – парень просвистел первые такты «Венгерского танца», Брамса:

– Сидите, где сидите, дядя Эмиль. Я умею водить танки. Меня сначала хотели послать их обслуживать, но спохватились, что Израилю нужны мои руки… – длинные пальцы, уверенно, держали руль:

– Все будет хорошо, он справится… – облегченно подумал Эмиль, – главное, чтобы танки не начали огонь… – он шепнул Циле:

– Ты тоже ранена, я по лицу вижу… – Эмиль нащупал под жакетом и блузкой жены самодельную повязку:

– В спину, но не рядом с позвоночником. Пулю они вынуть не могли. Надо, как можно быстрее, оказаться в Австрии… – металл машин отвратительно заскрежетал. Тупица выхватил у Адели пистолет-пулемет:

– Стреляют они все одинаково, оружие заряжено… – удерживая руль, он высунулся наружу:

– Я рискую пулей в голову, но больше делать нечего… – несмотря на нелюбовь к стрельбе, Генрик славился меткостью:

– Уроки Иосифа не прошли зря… – град пуль обрушился на дорогу, – отлично, путь свободен… – русский офицер упал. Генрик, с каким-то удовольствием, не стал выкручивать руль:

– Одного я сбил, у купальни Сечени, теперь проедусь и по второму… – форд несся прямо на танки. Тупица закричал:

– Люк открыт. Дядя Эмиль, выскакивайте, берите тетю Цилу и Адель и карабкайтесь внутрь. Я пойду последним… – капот дымился, Тупица успел подумать:

– Механик залатал дырку в трубке охлаждения, но не поменял деталь. В Венгрии плохо с запчастями… – когда форд оказался в какой-то паре метров от головного танка, он ударил по тормозам. Зазвенели фары, с грохотом обрушилось заднее стекло:

– Быстро, быстро… – приказал Тупица, – они опомнятся и влепят по нас снарядом… – Монах тащил за собой Цилу, Генрик подталкивал Адель. Превозмогая боль в пояснице, Эмиль старался не думать о крови, льющейся по пиджаку

– Только бы миновать пули. Пусть меня ранят, черт с ним, я привык. Но я должен защитить Цилу… – он нырнул в пахнущую мазутом дыру, Цила свалилась ему на голову:

– Эмиль, – ее губы шевельнулись, – спина, очень больно… – он поморгал:

– Очки потерял. В пиджаке запасная пара, надеюсь, она не разбилась. Ноет ее старая рана, ничего страшного… – швырнув Адель вниз, Генрик захлопнул люк:

– С дороги, – распорядился парень, – дядя Эмиль, уберите всех с пути. Где у них место водителя…

Тупица до отказа потянул на себя рычаг. Взревев, поднимая гусеницами столбы пыли, танк двинулся вперед.

Вдребезги разбитую витрину кафе на улице Доб наскоро закрыли листами фанеры. Рядом генерал Кирай поставил пятерку крепких парней, с автоматами Калашникова. После стычек на парламентской площади повстанцы завладели оружием разгромленных отрядов войск национальной безопасности. Ожидая с Эстер у входа в кафе, Кирай взглянул на часы:

– У парламента еще стреляют, – усмехнулся он, – но полковник Малетер привезет сюда нового главу страны, в целости и сохранности… – о встрече в бывшем еврейском гетто не знал никто, кроме самого Имре Надя, двоих военных руководителей восстания и Эстер:

– То есть знает Шмуэль… – сын сидел на перевернутом ящике, – но он ничего, никому не скажет… – подсвечивая себе фонариком, юноша, быстро, что-то писал. В темноте вспыхивали огоньки папирос. Эстер, устало, прислонилась к стене:

– Парламентскую площадь и прилегающий район мы очистили, но остается проспект Андраши, и здание госбезопасности, то есть бывшая тюрьма гестапо… – за день Эстер так и не нашла следов мужа. Авраам словно провалился сквозь землю. О судьбе отправленного ей на запад форда, с Цилой и детьми, она тоже ничего не знала.

Подпольные радиостанции продолжали работать. Восставшие вели трансляцию на запад, однако коммунисты глушили вещание «Свободной Европы». Кирай потушил окурок в пустой консервной банке, из-под советской тушенки:

– Может быть, вам сходить в американское посольство, – заметил он, – оставили бы мальчика… – он кивнул на Шмуэля:

– Они могут связаться с вашим братом, если он работает на правительство… – после войны, вооружившись официальной справкой о смерти профессора Кардозо, Эстер, без труда оформила американское гражданство близнецам:

– Но не Фриде и Моше, – поняла она, – Авраам был не против, но мы решили, что младшие останутся только израильтянами… – она покачала светловолосой, грязной головой. Короткие волосы слиплись от пота и пороховой гари: