Наверное, самой большой потерей стал ладино. Это всегда был аморфный, некодифицированный язык, написанный, как иврит, справа налево и знаками, похожими (но не совсем похожими) на иврит, и научиться говорить на нем было все равно что научиться играть на музыкальном инструменте по слуху. Устный ладино игнорирует все правила грамматики и орфографии, а письменный ладино их просто не замечает. Пишущий на ладино может использовать грамматические правила, или условности, любого западного языка — французского, испанского, итальянского или даже английского. Ладинские слова даже странным образом появляются в ивритских текстах, как это случилось, когда американский профессор иврита в Калифорнийском университете, читая «Шулхан Арук Каро», обнаружил слово empanada, написанное ивритскими буквами. Ни в одном словаре иврита он не смог найти слово «эмпанада». В конце концов он выяснил, что эмпанада — это блюдо, которое готовят сефардские евреи Салоники, представляющее собой запеканку из рубленого мяса и рыбы, запеченную сверху со слоем пирожковой корочки. В испанских словарях эмпанада определяется как пирог с мясом.

Новые переселенцы с Ближнего Востока быстро начали вводить в ладино английские слова и американские выражения, что еще больше усложнило его расшифровку. Одним из самых странных примеров такого рода является ладинский глагол abetchar, означающий «делать ставки», который произошел непосредственно от американизма «I betcha». Появились такие выражения, как Quieres abetchar?, что означает «Ты хочешь поспорить?», и Yo te abetcho, что означает «Я поспорил с тобой». Глагол «парковаться» стал в новом ладино глаголом parkear, а глагол «ездить» — drivear. Поэтому Esta driveandro el caro переводится как «Он ведет машину», а «Он паркует машину» — Esta parkeando el caro.

Так подорванный гротескными вторжениями из господствующего языка и постепенно забытый детьми при переходе в англоязычные школы, ладино, не имея ни газет, ни даже словаря, превратился в экзотический язык, такой же редкий, как журавль-кликун, сохранившийся лишь в памяти немногих раввинов и учителей. Нет сомнений, что еще через несколько поколений он практически исчезнет.

Левантийские сефарды, в большом количестве приехавшие в Америку в 1920-1930-е годы, возможно, были бедны, необразованны и верили в сглаз. Но, как и другие иммигранты других эпох, они в значительной степени сумели вырваться из нищеты, воспитать себя, избавиться от невежества и парахиализма, и в целом могут претендовать на столь же хорошую репутацию в США, как и любая другая группа. В Лос-Анджелесе несколько темнокожих сефардов стали чистильщиками обуви. Через несколько лет у чистильщика обуви появилась мастерская по ремонту обуви, а еще через несколько лет — сеть магазинов. В Сиэтле рыбак из Греции стал консервировать рыбу, и ко второму поколению его консервный завод превратился в крупную фабрику. К тому времени, когда эти сефарды начали отправлять своих сыновей и дочерей в американские колледжи и университеты, в Америке сформировался целый ряд новых ценностей среднего класса. Хотя брак с христианином все еще считался недопустимым, для дочери уже не было позором выйти замуж за тедеско — немца, особенно если он был богат. Когда это случилось недавно, одна сефардская мать показательно заметила: «Ну, по крайней мере, он американец, и, по крайней мере, не черный».

Влияние на старые общины в старых городах — «Ширит Исраэль» в Нью-Йорке, «Микве Исраэль» в Филадельфии — было, тем не менее, продолжительным. Между двумя сефардскими направлениями установилось перемирие, которое в лучшем случае было непростым. Анни Натан Мейер была несколько раздосадована, когда одна нью-йоркская светская дама вдруг сказала ей: «Вы так прекрасно говорите по-английски! Сколько времени прошло с тех пор, как ваши родители приехали в Америку?». Она тут же достала миниатюрные портреты колониальных предков с обеих сторон семьи. Про одну из прабабушек, украшенную кружевами, миссис Мейер кокетливо сказала: «Она очень похожа на Марту Вашингтон, не правда ли?». Когда посетительница, смутившись, сказала: «О, но я думала, что вы еврейка», миссис Мейер махнула рукой и сказала: «Эти люди совсем другого сорта».

А когда великий раввин «Ширит Исраэль» Давид де Сола Пул подошел к одной из прихожанок и спросил ее, почему, если в течение многих лет он видел ее на вечерних пятничных службах, то теперь видит не чаще двух раз в год, в дни святых праздников, женщина с тоской ответила: «Это не то же самое. Я смотрю вокруг в синагоге и вижу только незнакомых людей».

17 декабря 1968 г. читатели газеты «Нью-Йорк Таймс» могли столкнуться с небольшой заметкой, которая могла показаться им ироничной или мистической. Статья имела датировку «Мадрид» и начиналась так:

Через четыреста семьдесят шесть лет после того, как король Фердинанд и королева Изабелла приказали изгнать евреев из Испании, испанское правительство объявило сегодня вечером, что этот приказ недействителен.

Другими словами, тот роковой указ, начинающийся словами «Похоже, что христианам причиняется большой вред от общения или разговоров, которые они вели и ведут с евреями...», оказавший столь сокрушительное влияние на испанское еврейство и на историю самой Испании, наконец-то был аннулирован. Иудаизм в Испании вновь стал легальным. На практике считалось, что Конституция Испании 1869 года, провозгласившая в общих чертах веротерпимость, отменила распоряжение католических монархов. Но еврейская община Испании, насчитывавшая около восьми тысяч человек, давно добивалась прямой отмены самого эдикта о высылке. Для этого потребовалось правительство генералиссимуса Франсиско Франко.

Сам генералиссимус Франко всегда дружелюбно относился к испанским евреям. В 1930-х годах он направил евреям «приглашение», разместив рекламу в еврейской прессе, с просьбой вернуться в Испанию. Несколько семей действительно вернулись. Во время Второй мировой войны Франко развернул активную кампанию по спасению евреев от гитлеровских погромов, и лично ему приписывают спасение до шестидесяти тысяч еврейских жизней. Один из малоизвестных эпизодов той войны — 8 января 1944 г. Франко лично позвонил Адольфу Гитлеру по поводу судьбы еврейских узников концлагеря Берген-Бельзен. Франко потребовал освободить заключенных, многие из которых были сефардами из Греции. Гитлер подчинился, и 1242 еврея были отправлены в безопасное место в Испанию. Франко лично отправился на испанскую границу, чтобы встретить и сопроводить этих беженцев в свою страну. Получив информацию о том, что немцы конфисковали все деньги и имущество евреев, Франко повторно обратился к Гитлеру. В результате имущество евреев было отправлено вслед за ними.

Почему испанский лидер, во многих других отношениях симпатизировавший нацистской политике, в то же время противостоял Гитлеру в вопросах антисемитизма? Историки войны никогда не были уверены в этом, а Франко, как правило, никогда не объяснял. Но, возможно, это связано с большой вероятностью того, что сам Франко имеет марранское происхождение, как и многие другие испанцы. Франко — распространенное сефардское имя, особенно среди сефардов с острова Родос, и все это может означать, что Эль Каудильо — дальний родственник прекрасных сестер Тори Франкс из Филадельфии. Этим можно объяснить и отказ Франко от попыток Гитлера войти в Испанию: возможно, он опасался, что сам может стать жертвой политики фюрера.

В годы арабо-израильской войны правительство Франко продолжало помогать евреям в арабских странах спасаться от преследований. Оно предпринимало такие шаги, как выдача им испанских паспортов, тем самым делая их почетными сефардскими евреями.

Когда еврейской общине Мадрида было объявлено о том, что эдикт о высылке наконец-то утратил силу, — продолжает Times, — это вызвало «глубокий переполох», и произошло одновременно с другим событием огромной символической важности — открытием первой за последние шестьсот лет синагоги, построенной в Испании. Еще со времен инквизиции евреи собирались на богослужения в тайных квартирах и частных домах, за закрытыми ставнями и задернутыми шторами. Даже при относительно благосклонном режиме Франко евреи были слишком неуверенны в своем положении, чтобы рискнуть возвести постоянное общественное здание. На церемонии открытия девятнадцать мужчин в шляпах и молитвенных платках вошли в новую синагогу, неся в бархатных футлярах священные свитки, увенчанные серебряными колокольчиками. Доктор Соломон Гаон, великий раввин сефардских общин Великобритании, считающийся главным сефардом мира, прилетел в Мадрид по этому случаю; он стоял в зале из белого мрамора и дерева и заявлял: «Мы являемся свидетелями исторического момента, когда прошлое и настоящее встречаются. Самая яркая история нашего народа в диаспоре была написана в Испании. Пусть это означает начало нового времени морального и духовного прогресса для всех жителей этой страны».