Джуда Бенджамин происходил из вест-индской сефардской семьи, отдаленно связанной с ветвью семьи Лопес, обосновавшейся в этих местах, а также с семьей Мендес. В 1818 г. его родители переехали с острова Сент-Томас, где он родился, в Чарльстон, штат Южная Каролина. Хотя он учился в Йельском университете (без получения диплома), его юношеская ориентация была глубоко южной. После Йельского университета он отправился в Новый Орлеан, где «читал» право в адвокатской конторе, а в 1832 г. был принят в адвокатуру штата Луизиана. В 1852 г. он был избран сенатором от Луизианы и здесь продемонстрировал, что его латинский нрав ничуть не уступает вспыльчивости Урии Леви. В ответ на оскорбление другого сенатора Джуда Бенджамин встал и провозгласил: «Джентльмен должен помнить, что когда его полуцивилизованные предки охотились на кабанов в лесах Силезии, мои были князьями земли!». (На самом деле он перефразировал Дизраэли, который однажды, отвечая на подобную колкость, сказал: «Да, я еврей, и когда предки уважаемого джентльмена были жестокими дикарями на неизвестном острове, мои были священниками в храме Соломона»).

Бенджамин ушел в отставку из Сената, чтобы помочь своему другу Джефферсону Дэвису в формировании временного правительства. Он работал в кабинете Дэвиса, сначала в качестве генерального прокурора, а затем в качестве главного государственного секретаря, который он занимал с 1862 по 1865 год.

После капитуляции Конфедерации в Аппоматтоксе за голову Джуда Бенджамина была назначена цена. Ему удалось бежать на лодке с побережья Флориды, и через много месяцев, после долгих испытаний и скитаний по неспокойным атлантическим водам, Бенджамин смог добраться до Англии, где жил в изгнании. Он умер в Париже в 1884 г., одинокий и разочарованный, вдали от потрескивающих каминов и удобных кресел «Юнион-клуба».

Натаны были такой правильной семьей, и почти всегда можно было рассчитывать на то, что они поступят правильно, выйдут на сцену в нужной манере, сделают подходящий жест. Юный Фредерик Натан был еще совсем мальчиком, когда он путешествовал по Югу с Гриффитом, негром-шофером семьи. Они уже собирались сесть на пароход, когда Фредерику сказали: «Он не может ехать с вами». «Хорошо, — сказал Фредерик Натан, — я поеду с ним», — и он так и поступил: он ехал с Гриффитом в каюте корабля, где царила атмосфера Джима Кроу, вместо того чтобы принять сегрегацию, установленную на Юге. Натаны всегда поступали подобным образом. Неудивительно, что на протяжении многих поколений один из Натанов был президентом нью-йоркской конгрегации «Ширит Исраэль».

Родоначальником семьи Натанов был Исаак Мендес Сейшас Натан. Его дядей был Гершом Мендес Сейшас, которого называли «раввином-патриотом» за то, что он отказался разрешить своей общине молиться за Георга III. Бабушка Исаака М.С. Натана принадлежала к старинному роду нью-йоркских Леви, а сам он женился на другой Сейшас и от нее имел династический выводок из пятнадцати детей. Он управлял своим хозяйством с помощью целого ряда колокольчиков — каждый ребенок вызывался к отцу с помощью своего колокольчика. Кроме того, колокольчики служили для обозначения различных наказаний, которые полагались за тот или иной проступок: один колокольчик означал розги, другой — постель без ужина и т.д. Сочетание детских колокольчиков и колокольчиков для наказаний заставляло дом Натана звонить, как карильон, большую часть дня. Он был тираном и ужасом, а его дети обожали его. Все они заключили соответствующие династические браки: один — с Солисом, другой — с Кардозо, двое — с Хендриксами, один — с Гомесом, правнучатым племянником Дэниела, и в остальном были данью уважения своему отцу.

Когда в те приятные десятилетия после Гражданской войны маленькие Натаны гуляли со своими нянями в Центральном парке, они часто слышали, как прохожие шептались: «Смотрите, Натаны!» и «Вот идут Натаны!». Дети, естественно, предполагали, что такое внимание вызвано их знаменитым происхождением и социальным превосходством. Но на самом деле причина была совсем не в этом. Скандал в семье, в конце концов, был настолько редким явлением, что о нем не знали, и, естественно, ужасные подробности его должны были скрываться от детей Натанов. Это был скандал, потрясший всю сефардскую общину.

Нью-Йорк 1870 года вступал в свою самую элегантную фазу, которую Эдит Уортон вскоре окрестила «веком невинности». Западная двадцать третья улица в районе Мэдисон-сквер считалась «верхним городом», а газета «Нью-Йорк геральд» называла этот район одним из «аристократических пурлиев» города. Здесь, на широких, обсаженных деревьями улицах, выходящих в лиственный парк, в высоких частных домах из коричневого камня жили богатые люди города, в том числе и Бенджамин Сейшас Натан, банкир, внук патриарха-основателя Америки, один из самых богатых и известных людей Нью-Йорка. Семья Натанов — Бенджамин Натан был женат на бывшей Эмили Хендрикс — и их девять детей жили в доме 12 по Западной улице. На противоположном углу несколько лет назад возвышался старый отель «Пятая авеню», достигший удивительной высоты в шесть этажей и оборудованный лифтом, который, как утверждали, действительно поднимал на самый верхний уровень тех, кто отваживался на него подняться. Натаны, будучи хорошими родителями, строго-настрого предупредили своих детей, чтобы они никогда не входили в эту маловероятную конструкцию.

Тем летом жители Нью-Йорка, когда не обсуждали лифт, говорили о погоде. Было жарко. Лето в Нью-Йорке сто лет назад было не менее душным и влажным, чем сегодня. Говорили ньюйоркцы и о новой войне в Европе, которую пруссаки подговорили Францию объявить против них. Настроения американцев были в пользу немцев, поскольку Наполеон III вел себя не очень дружелюбно во время Гражданской войны. Поговаривали и о Джефферсоне Дэвисе, теперь уже частном лице из Миссисипи, который проезжал через Нью-Йорк, наверняка чувствуя себя среди чужой кукурузы, направляясь на борт кунардера в Англию. Сезон для театра был неспешным. В театре «Уоллак» шел спектакль «Фриц, наш кузен немец», а в театре «Бут» готовился к открытию первый спектакль — «Рип Ван Винкль» с Джозефом Джефферсоном в главной роли. В Гранд-Опера, расположенном в трех кварталах к западу от Мэдисон-сквер, давали «Венский балет и пантомимную труппу». Это был век воланов и оборок на женских платьях, когда мужчины носили шляпы с бантами и шинели с тесьмой, а у всех модных джентльменов были усы. Люди жаловались на нашествие в городе «мерных червей», которые падали с деревьев на женские шляпки и зонтики, и возникла идея завезти английского воробья, чтобы он поедал червей. К концу июля все «лучшие» люди уехали из города на берега озер или на морской бриз, в том числе и Натаны, которые перебрались на лето в Морристаун, штат Нью-Джерси, — так все думали. И вдруг в конце июля все внимание Нью-Йорка, да и всей страны, было приковано к Бенджамину Натану и его семье.

Бенджамин Натан был тихим, добродушным человеком с бараньими бакенбардами и толстыми очками, без которых он почти ничего не видел. Несмотря на этот недостаток, Бен Натан сделал блестящую карьеру: в 1870 году он был вице-президентом Нью-Йоркской фондовой биржи, президентом больницы Mount Sinai, членом Union Club, Union League Club, Saint Nicholas Society, полковником почетного губернаторского штаба. Одним словом, он был образцом настоящего нью-йоркского джентльмена XIX века, и даже некоторые члены семьи имели наглость называть Бена «еврейским епископалом».

В четверг, 28 июля, мистер Натан и двое его сыновей — двадцатишестилетний Фредерик и двадцатиоднолетний Вашингтон — неожиданно приехали в Нью-Йорк из Морристауна по делам и остановились на ночлег в доме 12 по Западной Двадцать третьей улице. Приезд мужчин стал неожиданностью для экономки, миссис Келли, и ее сына Уильяма, который работал у Натанов в качестве младшего помощника. В доме шел ремонт, и большая часть мебели была отправлена в обивочную мастерскую. Но г-н Натан объяснил, что хочет остаться в Нью-Йорке, так как на следующий день собирается пойти в синагогу, чтобы прочитать молитву в память о своей матери, бывшей Саре Сейксас, годовщина смерти которой пришлась на этот день. Миссис Келли импровизировала кровать для своего работодателя, положив несколько матрасов друг на друга на пол в комнате на втором этаже, то же самое она сделала и для двух мальчиков в комнатах выше. Г-н Натан провел с сыновьями первую половину вечера. Затем оба молодых человека оделись и разошлись в разные стороны, чтобы найти более уютное место, чем полупустой дом. Оба вернулись — опять по отдельности, причем молодой Уош Натан гораздо позже — уже за полночь. Каждый из сыновей заглянул к отцу, увидел его мирно спящим в своей импровизированной постели, а затем поднялся по лестнице в свою комнату.