— А чего он постоянно кольчугой звенит? Может чем другим звенит?
— Тьфу на тебя, охальник! — Махнула рукой на сына маман. А я, улыбаясь, продолжала петь.
Маруся, от счастья слёзы льёт,
Как гусли душа её поёт.
Кап-кап-кап из ясных глаз Маруси
Капают слёзы на копьё.
Кап-кап-кап из ясных глаз Маруси
Капают сладкие, капают кап-кап,
Капают прямо на копьё.
Под конец, куплет подпевали уже многие и Иван в том числе.
— Ну как песня? — Спросила юную золовку.
— Хорошая песня. Я хочу её заучить. — Радостно улыбаясь, ответила Евдокия.
— Заучишь.
— Да, Саш. Хорошая песня, весёлая, это не смотря, что Маруся постоянно плачет! — Сказал Иван.
— Ванечка, так всё верно. Сначала с любимым прощает. Он на войну уходит. Вот и плачет дева в печали. А потом он возвращается к ней, живой и здоровый. И в этот раз она уже от радости плачет. Это слёзы счастья.
К нам из головы обоза подъехал Фёдор Мстиславович с Тучковым-Морозовым Михаилом Васильевичем.
— Это кто такую песню пел? — Спросил Вяземский-старший. — Александра, дочка, ты что ли?
— Я, батюшка!
— А ещё раз спой, а то мы с Михаилом Васильевичем прослушали.
— Хорошо. — Посмотрела на Ивана, потом на Василия. — Вы слышали слова песни? Давайте, будете подпевать.
Ленка вновь заиграла. Я запела. Мне стали подпевать не только Иван с Василием, но и Евдокия, и даже дядька Евсей. А потом и конные ратники, что ехали рядом. Последний раз куплет пели уже все, кто ехал, кто нас окружал. Даже Фёдор Мстиславович и Тучков-Морозов подпевали.
Маруся от счастья слёзы льёт,
Как гусли душа её поёт.
Кап-кап-кап из ясных глаз Маруси
Капают слёзы на копьё.
Кап-кап-кап из ясных глаз Маруси
Капают сладкие, капают кап-кап,
Капают прямо на копьё.
Заночевали в какой-то деревеньке. Я не хотела спать в довольно тесной, с земляным полом избушке. Улеглись с Иваном на попонах возле костра, который развели ратники и возницы, кто тоже спал на улице. Рядом устроились Елена с Васей. Она тоже отказалась спать в крестьянской избушке. Тем более, там даже печи топились по-чёрному, чему я была удивлена. Дым выходил в отверстие в крыше. Иван опёрся спиной на колесо одной из повозок. Я устроилась между его ног, своей спиной опёрлась на его грудь. Он обнял меня, сложив руки на моей груди. Я чувствовала, как он целовал меня в макушку. Конечно, мы ничего позволить себе здесь не могли. В конце концов, мы даже не раздевались, так в бронях и спали. А перед сном я, как и обещала младшим Вяземским, рассказала сказку. Послушать меня собрался чуть ли не весь обоз. Рассказала я им про царевну-лягушку.
— В некотором царстве, в тридесятом государстве жил-был царь. И было у царя три сына. Всем хороши они были, статные, пригожие, красивые. Удалые добры-молодцы. Да вот только жениться не хотели. Смотрел на них царь-батюшка, да осерчал в один из дней. Призвал он их к себе. Дал каждому по луку и по стреле. Говорит: «Не хотите по хорошему жениться, будет по плохому». Выйдете со двора царского пошлите каждый стрелу туда, куда хочет. А потом идите и ищите эту стрелу. Вот какая дева её будет держать в руках, на той и женитесь. И мне всё равно, кто она будет. Кривая, косая, хромая. Всё равно женитесь!
Слушая меня, народ смеялся.
— Да, крут батюшка-царь. — Усмехнулся Евсей. — А как точно кривая, да косая? А если ещё и старуха горбатая? Уююю. — Народ смеялся над тремя незадачливыми царевичами. Вот так наказал батюшка их. Но не только мужчинам было интересно узнать, кого же им бог послал в жёны, женщинам и девушкам, ехавшим в обозе, хотелось это узнать не меньше. То, что старший царевич нашёл свою стрелу в боярском тереме, у боярской дочери, все восприняли благосклонно.
— Повезло, старшему. Молодая, да красивая боярышня досталась.
Так же отреагировали и на купеческую дочь.
— В таком случае и купеческая пойдёт. Главное приданное за ней богатое, да лицом красна. — Сказала Фёдор Мстиславович. Тучков-Морозов с ним согласился. А вот когда Иван нашёл свою стрелу в болоте у лягушки, народ сначала молчал.
— Да как же это? — Удивлённо проговорил Василий. — С лягухой то жить, прости господи. Вот не повезло Ивану-царевичу.
Все посмотрели на моего мужа. Давай смеяться. Иван тоже. Покачал головой, только покрепче меня обнял и прижал к себе.
— А я не жалуюсь, на свою лягушонку. Всем хороша. Получше боярышень, да купчих разных! — Я погладила его по руке. До того момента, как царевна в человеческом облике пришла на пир, все, кто слушал меня, жалели Ивана-царевича.
— А красавица какая, — говорила я, — в царских одеждах. Тонкий стан. Ликом белая, соболиные брови, большие глаза, алые губы. Месяц под косой у неё блестит, а во лбу звезда горит. — Иван засмеялся.
— Вот вам и Иван-царевич! Вот вам и лягуха! Месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит! Прямо как у моей царевны!
— А чего это у твоей только? — Василий обиделся.
— И у твоей тоже. — Решил успокоить брата мой муж,
— Тихо вы! Тоже мне, жОнихи! — Фёдор Мстиславович грозно, но как-то хитро посмотрел на своих старших сыновей. Погрозил им пальцем.
Ну а дальше, Ивана-царевича корили, за то, что лягушачью кожу сжёг.
— Обождать не мог, добрый молодец! — Сокрушённо проговорила Евпраксия Гордеевна. — Не в терпёж было что ли⁈
— Так матушка, Евпраксиньюшка. Конечно, невтерпёж, когда красу такую увидел. Вот и потерял разум. — Усмехнулся Фёдор Мстиславович. Мужчины засмеялись. — А тут не просто какая-то, а жена как бы. Имеет полное законное право.
— Вот и получил право. Куда теперь бежать? Где искать это царство Кащеево, будь оно не ладно? Всё же можно иногда и обождать, а не бежать сломя голову. Так ведь и лбом о стенку можно убиться, вместо двери то.
— Молодость, матушка. Она нетерпелива. Вспомни какие мы были молодые то⁈
Евпраксия Гордеевна, глядя на улыбающегося мужа, тоже засмеялась.
— Прав, батюшка. Меня то замуж выдавали, я только и молилась, чтобы муж был не старый да страшный. А потом тебя увидела. Сразу камень с души то упал. Молодой вьюнош, да пригожий какой, что аж в груди у меня зашлось.
Народ одобрительно зашумел.
— Александра, дочка, давай дальше рассказывай, чего там приключилось то после? Нашёл Иван свою Василису? Дюже как интересно! — Попросила меня свекровь.
По ходу рассказа, народ то смеялся, то сопереживал Ивану-царевичу. Когда закончила рассказывать сказку, народ ещё какое-то время сидел возле нас с Иваном.
— Хорошая сказка то. Сладко ты рассказываешь, дочка. — Похвалил меня свёкр.
— Не холодно, Сашенька? — Спросил меня, обнимая Иван, после того, как слушатели разошлись.
— Нет. Наоборот хорошо. — Я была сытая, мне было тепло и сон постепенно сморил меня…
Чем ближе к Москве, тем больше деревень и сёл попадалось, а так же монастырей. Местные смотрели на наш обоз, на вооружённых конных. Но особо смотрели с удивлением на меня. Я ехала фактически в окружении своих диверсантов. Сейчас они сами были облачены в доспех, даже Айно Эст. Для него доспех был что-то из разряда недосягаемости. Ведь кто он был под немецким бароном? Раб, который ценился меньше домашнего животного. Он хорошо стрелял из лука. Вот только никогда у него не было настоящего, боевого. Да и стрелы у него были с костяными наконечниками, а не с железными. Это им запрещалось иметь под страхом смерти. А теперь он ехал на своём коне, в доспехе русского воина. Пусть пока и не очень хорошем. То, что дал боярин, но и это для него было уже огромным шагом вперёд. За это Айно готов был умереть по первому моему слову. На любого, кто смотрел на меня не почтительно, готов был бросится. А учитывая, что сама принцесса, в его глазах небожитель, взяла его в свою вооружённую свиту, тем самым подняв его с самого дна, делала парня преданным мне до мозга костей. И стоит мне показать на кого даже взглядом, он убьёт его не задумываясь. Впрочем, это касалось всех моих мальчиков. Они очень гордились, что являются моими дружинниками. Я не жалела на их экипировку, не жалела денег на их одежду, но зато и спрашивала с них по полной. И они не роптали. Сказала десять кругов в полном доспехе вокруг крепости бежать, побегут. Скажу двадцать, побегут и двадцать. Да они постоянно меня окружали, пока мы ехали. Конечно, Ванечка был вне конкуренции, ибо мой муж. Его они пропускали ко мне без вопросов, как и боярина Вяземского-старшего. А вот на Тучкова-Морозова косились и очень нехорошо. Он это видел, но молчал. Ему уже разъяснили кто эти шестеро — моя личная охрана и мои личные головорезы. И что именно с ними я брала замок фон Деница.
