— Александра, кто напал? Татары? — Спросил он.

— Нет, князь. Это я устроила своим кадетам учения. Подняла их по тревоге, будто на нас напали ночью. Вот они и отбивали нападение.

— То есть, угрозы не было?

— Нет. Вот еду сейчас к Государю, объясняться, почему пол Москвы всполошила.

— Я приеду сегодня днём. Не против?

— Приезжай князь-генерал. Тебе всегда ворота Корпуса открыты.

Он усмехнулся и кивнул мне. У Великого Князя я долго объяснялась. Сначала объясняла, что такое учения максимально приближённые к боевым. Почему необходимо было стрелять из пушек и не холостым зарядом, а боевым, непосредственно картечью.

Сидела, смотрела на него. Он ходил из угла в угол. Остановился, посмотрел на меня.

— Александра. Никто так никогда в Москве не делал. Ты даже меня не предупредила. Меня разбудили, говорят напали на нас. Но не понятно, толи татары, толи ливонцы, толи литвины с поляками, так как пушки палят!

— Прости меня, Василий. Я как-то не подумала о том, как на учения отреагируют в Москве. В следующий раз, обещаю, подобные учения со стрельбой буду проводить в поле, за городом.

— Ну-ну. — Он помолчал, глядя на меня. Я сидела, стиснув коленки и положив ладони на них. Смотрела на него глазами невинной девочки. Василий покачал головой и хмыкнул. — Неугомонная ты, Александра! Ночью нормальные люди спят.

— Я не совсем нормальная, Василий. Сам же видишь. Я хочу, чтобы новая армия Руси была готова к любым действиям. К ведению боя в любых, даже самых тяжёлых для неё условиях. Иначе не стоило всё затевать это.

— Но кто же ночью воюет?

— Воюют. Мы воюем.

— То есть, для тебя напасть на твоего ворога ночью, когда он не готов, это нормально? Но это же не честно, Александра!

— Для кого не честно? Для нас честно. А что мой враг будет думать, это его дело. Как говорил мой покойный папа, это их половая драма.

— Что за половая драма?

— Это, Василий, такой оборот речи.

— Я иногда не понимаю тебя, что ты говоришь. Слова какие-то. Ну ладно. И всё же, нас могут обвинить, что мы ведём себя как варвары.

— Кто? Европа? Да наплевать на неё. Они и так считают нас варварами, хотя сами даже зад себе не подтирают, не моются месяцами и воняют как козлы! Меня меньше всего заботит, что они будут думать и что говорить. Как известно, победителей не судят и горе побеждённым. Я не собираюсь заниматься куртуазностью и делать на поле боя реверансы. Для меня есть враг, и этот враг должен быть либо уничтожен, либо ему должен быть нанесён максимальный урон. Такой урон, чтобы он захлебнулся собственной кровью и долго ещё зализывал раны, и даже не смел смотреть в нашу сторону.

— Жестокая ты, Сашенька! — Засмеялся Василий. Ага, а сам то прямо белый и пушистый. Самые главные его враги, это, как не парадоксально, его родичи. Особенно до того момента, пока у него нет наследника. Поэтому он гнобил будущих возможных претендентов на московский трон. И казнил, и в казематы бросал, по самому малейшему подозрению.

— Василий, а ты милосерден к своим врагам?

Мы смотрели друг другу в глаза. И мы поняли друг друга. Он словно облегчённо выдохнул. Я поняла, что он сам переживал, что его будут считать чудовищем. Но тут он получил молчаливую поддержку от меня. И для него это оказалось очень важным. Он словно сказал мне, глазами — «Спасибо, Саша».

— Ладно, поснедаешь со мной? — Я глянула в окно, там занимался рассвет. Спать уже поздно. Я кивнула. Василий кликнул своего Фёдора. — Снедь неси. — Сел на лавку напротив меня. Улыбался. — Ну и как, справились твои кадеты с тревогой?

Я стала рассказывать о ходе учений. Ничего не утаивала. Василий смеялся, даже хохотал:

— Что в исподнем?

— Да. В исподнем. Но молодцы, особенно пушкари. И здесь отличился Васильчиков.

— Княжич?

— Княжич, Василий. Из него получится отличный офицер артиллерии. Умён, не боится принимать на себя командование. Хорошо руководит. Молодец. И в учёбе он первый, особенно в математике. Такие как он, это твой золотой фонд. Они твоя кузница кадров, будущей твоей армии.

— Ладно, порадую князя. Выражу ему благодарность в Думе. А сам он в исподнем был?

— Кстати, нет. Одет почти полностью. Только китель был расстёгнут не по уставу. Но это мелочь. А с немцами вообще смех. Сначала растерялись, потом заорали «Аларм», когда я бросила в них взрыв-пакет. Но потом быстро организовались. Правда вид у них был, — я засмеялась, — кто в одном сапоге, кто вообще босиком. Но выстроились в коробочку и пошли на помощь батарее Васильчикова. Вот, что значит профессионалы. — Он смеялся.

— Хотел бы я на это посмотреть! А вообще, ты, Александра, всё правильно сделала. Молодец. Заодно городскую стражу встряхнула, а то сонные все, как мухи осенью. Можешь ещё раз это повторить. Только меня предупреди, хорошо?

— Хорошо. Василий, я хочу некоторых кадетов наградить, за ту битву с имперцами. Как насчёт наград? Ты принял решение?

— Принял. Полезная вещь. Кого хочешь наградить?

— Я подам тебе список. Наградить этих кадетов медалью за отвагу.

— А орденом?

— До ордена ещё никто не дорос. Орден заслужить надо более трудной службой, Василий.

— Хорошо. Делай как знаешь. Список мне предоставь.

Потом завтракали с ним. Говорили на разные темы. Попенял мне, что мало стала заниматься с ним лично новой азбукой. Повинилась. Пообещала, что уделю больше внимания учёбе с ним.

— Саш, может вина-зелена? — Улыбнулся он.

— Благодарствую, Василий. Вина не надо. Кто же с утра вино пьёт? Мне морса. А ещё лучше чай бы или кофе.

— Чай, кофе? Что это?

— Государь. У тебя же приходят купцы из Китая? Империя Мин.

— Да, есть такие.

— Вот видишь. У них есть такой напиток. Зелёный. Очень полезный. Заваривают листья растения в кипятке. Настаивают, потом пьют. Это и есть чай.

— А кофе?

— Кофе, это к испанцам. Поговорю с ними. Пусть зёрна привезут. Сама тебе приготовлю. Попробуешь. Это очень вкусно и бодрит. Поверь мне.

— Хорошо, Саша. Верю тебе. Но в следующий раз на тревогу меня позовёшь. Договорились?

— Конечно, Василий. И спасибо тебе, что ты всё понял, почему я так сделала. Извини меня, что доставила неудобства тебе и твоей семье.

Не на девице меня поженили.

В поле чистом спать положили.

Повенчала пуля шалая.

Кровавым покрыв полушалком.

Мои косточки дождики вымоют.

Ветер высушит, солнце выбелит.

Такова казачья доля —

Умереть на ратном поле.

Zay…

В условленный срок я ждала атамана Раздорского Юрта в крепости на Дону, которую построил мой покойный муж. Я была в сопровождении трёх своих палатинов — Айно Эста, Божена и Ильи. И, конечно, со мной была сотня Великого Князя, во главе с сотником Кобылой. В обед к крепости подъехали два десятка конных. Довольно колоритные личности. Одеты кто во что горазд. Доспехи разные. Кто-то просто в длинном татарском халате, набитом конским волосом. Такие халаты, как это не странно, хорошо держат сабельный удар. Кто в ярких одеждах, кто попроще. Но сразу по ним было видно — матёрые волчары. Из вооружений — сабли, кинжалы, луки в саадаках. Колчаны полные стрел. Сулицы. Во главе этой разношёрстной банды был мужчина около 40 лет. В пластинчатом доспехе, османском шлеме. Дорогая сабля в ножнах, украшенная золотом. И такой же богатый кинжал в ножнах. Был он черноглазый и смуглый. В нём чувствовалась черкесская кровь.

Я выехала ему навстречу. Мы встали друг против друга.

— Ты Иван Гойда? — Задала я вопрос.

— Я. А ты та, кого кличут царьградской царевной?

— Она. — Мы продолжали разглядывать друг друга. Он усмехнулся. — Что, Иван, усмехаешься? Не похожа? — Спросила его.

— Не знаю. Я до этого царевен не видел… Но хороша. — Он посмотрел на мою шашку. Я сама была в чёрных одеждах вдовы, чёрная чоба, сшитая на подобии мундира моих кадетов, с двумя рядами пуговиц. Черные штаны с красными лампасами и черные сапоги-ботфорты. На голове чёрная кубанка с красным верхом. На руках черные перчатки. — Как я понимаю, ты носишь вдовий наряд?