— Мальчики, выйдите. Мне нужно с Ефимом Кузьмичом поговорить. — Мальчики молча выполнили мой приказ. Я вновь посмотрела на дьяка. Рядом с массивным столом сидел какой-то приближённый к дьяку подъячий. Он при моём появлении рухнул с лавки сразу на колени. — Ефим Кузьмич, добрый день. — И улыбнулась как можно ласковее.

— Царевна Александра Вячеславовна! Радость то какая! — Заголосил он, выскочив из-за своего стола большого босса. — Чем же обязан я, маленький человек, столь высокой особе? Неужель кто из моих провинился?

— Успокойся, Ефим Кузьмич. Никто не провинился. — Ефимом Кузьмичом его никто не называл. Называли просто Ефим Скоба. А Государь вообще просто говорил: Ефимка. А тут Царевна, назвала его по имени отчеству. Дьяк моментально подрос на несколько миллиметров и грудь его мгновенно увеличилась в объёме. Он даже покраснел от важности.

— Ефим Кузьмич, у меня затруднения возникли. Я подумала, что ты можешь мне помочь.

— Конечно, пресветлая Царевна-матушка. — Блин, матушка! Да я ему в дочери гожусь. Но ладно. — Чем могу помочь? Всё сделаю, что в моих силах. Присаживайся, Царевна. Мне пододвинули лавку, но я отказалась.

— Благодарствую Ефим Кузьмич. Но я сегодня уже насиделась так, что просто постою, вернее похожу. Ты не против? — Я стояла по середине его «кабинета», постукивала плёткой по правому голенищу своих сапог-ботфортов. — Ты же знаешь, что на мне Корпус, коей был создан по воле Государя нашего?

— Конечно, Царевна, Александра Вячеславовна.

— Так вот… — Я замолчала и выразительно посмотрела на подъячего. Это дело не требовало при разговоре третьего-лишнего. Дьяк моментально просёк ситуацию и указал помощнику на дверь. Тот мгновенно исчез. Я стала ходить по комнате, постукивая плёткой по сапогу. — Так вот, Ефим Кузьмич. Ты, как ответственный дьяк и один из немногих, кто хорошо справляется со своими обязанностями, понимаешь, что в любом деле нужен писарь, чтобы записать всё самое важное. Без этого никак.

— Совершенно с тобой, Царевна согласен. Без бумаги никак. Всё должно быть записано и сохранено.

— Да, Ефим Кузьмич. Без канцелярии никуда.

— Прости пресветлая Царевна, без чего нельзя?

— Без канцелярии. Это слово иноземное, Ефим Кузьмич, но очень точно называет то, чем ты занимаешься. И канцелярия очень важна для государства. Для любого государства.

— Канцелярия… Мудрённо, но мне нравится это слово.

— Вот и хорошо. Так и назови свою избу:: «Канцелярия Посольского приказа». Очень внушительно звучит. Это чтобы уважали.

— Понял, Царевна. — Дьяк улыбался. Ему явно это понравилось.

— Ефим Кузьмич, у меня тоже бумаг становится много. Всё приходится записывать. Сама пишу, понимешь? Много времени трачу на это, а писарей у меня совсем мало. Вот и пришла я к тебе. батюшка, Фёдор Мстиславович посоветовал к тебе пойти, сказал, что ты дьяк опытный, что у тебя люди умелые.

— Благодарствую, Царевна. Передай поклон мой и уважение к Фёдору Мстиславовичу. Что ты хочешь?

— Дай мне писаря. Немного прошу у тебя. Всего одного писаря. Можно совсем молодого. У меня в Корпусе в основном молодые, парни и отроки. Но писаря очень умелого, хорошего. И ещё, желательно, чтобы он умел переписывать текст так, чтобы его писанину не могли отличить от той, с которой он переписывал. А я буду благодарна тебе, Ефим Кузьмич. — Достала из сумки, что принесла с собой набор мыла. — Ефим Кузьмич, ради тебя специально к сестре своей ходила, Царевне Елене. Такое она делает только на заказ. Очень дорого.

Дьяк, держа в руках набор мыла, даже вспотел.

— Знаю я, Царевна пресветлая. Знаю про такие наборы. Дорогие они, не купишь их.

— Ну вот видишь. Ещё ведомо мне, что у тебя супруга есть. Достойная женщина. И три дочери, из которых две уже на выданье. Это им. — Достала набор косметики в деревяном футляре, расписном.

Дьяк нервно сглотнул. Посмотрел на меня умоляющими глазами.

— Ефим Кузьмич, это для того, чтобы они были более красивыми. Сам же знаешь, Царевна Елена делает такие наборы для княгинь, боярынь именитых, иноземных царевен и прочих влиятельных особ. Заказы на полгода вперёд у неё. А надо всего лишь один писарь. Но умелый.

— Есть такой у меня. Очень умелый, шельмец. Сопляк совсем, но шустрый. Правда, Царевна, шалопут он. Розгами его секли, а он всё равно шалопут.

— То что шалопут, это ничего. Поверь Ефим Кузьмич, в Корпусе его научат дисциплине. Точно умелец хороший?

— Хороший, Царевна. Я тебе зря говорить не буду.

— Благодарствую тебе, Ефим Кузьмич. Помог ты мне. Я этого не забуду. И ещё. — Я положила на стол кожаный кошель, в котором было пять серебряных талеров. — Ефим Кузьмич, это не мзда. Это пожертвование на Посольский приказ. Бумаги подкупить, чернил. Короче, сам реши на что потратить. Понял?

— Понял, пресветлая Царевна. Митька! — Заорал дьяк. Тут же моментально в кабинет сунулся давешний помощник. — Гришку-шалопута сюда. Бегом! — рявкнул он. Митька исчез. Вскоре в комнату втолкнули парня, лет 16. Он упал на колени. Мял шапку в руках. Одет был бедно. Смотрел испуганно, то на дьяка, то на меня.

— Гришка, вот тут Царевна Пресветлая писаря спросила для Корпуса. Я тебя ей решил отдать. Поэтому теперь ты Царевне служишь, понял, шалопут?

— Понял, батюшка Ефим Кузьмич.

Я глядела на него. А он мне начинал нравится. А вольница и шалопутство, так в Корпусе с этим умели уже бороться. Всё нормально. Если окажется на самом деле умельцем, тогда он не пожалеет.

— Пошли, Григорий, со мной. С этого момента ты часть Корпуса. Ты отвечаешь перед Корпусом за себя, а Корпус отвечает за тебя перед Государём нашим, если что сотворишь…

Мой век жестокий. Он таков.

И тут не надо быть мессией.

И пусть пребудут вновь и вновь

И Богородицы покров

И длань Господня над Россией.

Zay…

— Илюша, — смотрела на своего палатина, — скажи мне, а как так получилось, что ты спас моих детей? Да так ловко, что слов нет?

— Матушка Царевна, дык, ты мне сказала, глядеть за детьми, но в их опочивальню я войти не мог. Там княжья стража их стерегла. Ну я подумал, как быть? Огляделся, прошёл чуток и сел в закутке. Хороший закуток такой. Я сижу, меня не видно. А я вижу дверь в опочивальню детишек. Сидел, смотрел. А потом гляжу, княжьи стражники то осели, оба сразу, словно заснули. Не хорошо, думаю, они службу то несут. Хотел к ним идти, а тут эти два татя появились, словно из-под земли. Проверили стражу, потом зашли в опочивальню то. Ну я и хотел сразу с ними разобраться, Дети же там, да не успел. Вышел из своего закутка, а они уже и зашли к малым то. Я подошёл к двери, она приоткрыта осталась. Вижу детей они на руки берут. Ну думаю, значит не убивать их пришли. Слава тебе Господи. — Илья перекрестился. Я терпеливо ждала. — Я назад в закуток. Смотрю они детишек то вынесли на руках. И пошли с ними к выходу. Я за ними. Иду и всё думаю, как у них детей назад отнять, чтобы детям худа не было. Там дальше ещё стражников увидел, мёртвых уже. Они детей на улицу вынесли. А там лошади их ждут. Понял, что медлить нельзя. В того, кто сына то твоего, Царевна-матушка, нёс я нож метнул. А вот ко второму успел подскочить. Он разворачиваться стал в мою сторону. Только тать то сделать ничего не успел. Я ему второй нож в горло всадил, да княжну малую на руки подхватил, успел, до того, как он уронил её. Она то совсем ещё кроха. А Вячеслав Иванович не сильно ударился. Тать то на спину завалился. И боярич малой на него сверху. Я в одной руке княжну понёс, во второй сына твоего. Прости, матушка, что в живых никого не взял, виноват я. Только времени не было мне раздумывать.

— Всё хорошо, Илья. Не вини себя ни в чём. Ты всё правильно сделал. Иди, Илья. — Отправила его восвояси. Прошла в свой кабинет. Там сидел Григорий, мой новый копиратор. Он смотрел на меня преданными до ужаса глазами и с восхищением.