То на весь крещеный мир

Приготовила б я пир'.

'Кабы я была царица, —

Говорит ее сестрица, —

То на весь бы мир одна

Наткала я полотна'.

'Кабы я была царица, —

Третья молвила сестрица, —

Я б для батюшки-царя

Родила богатыря'.

Нет, я не собиралась им рассказывать в стихах всю сказку, как Александр Сергеевич. Просто это то, что я помнила. Остальное рассказывала в прозе. Как знала. Народ ещё больше скучился вокруг моего костра. Все слушали, навострив уши…

Москва, я тут

В боярском тереме царевна.

A во дворце нас ждут.

Актриса я, дворец кремлёвский сцена.

Ужель Москва склонишь пред ляхом

Свою покорную главу?

И то, что писано монахом

Свершится вскоре наяву?

Такому не бывать!

Царём не станет тать.

Zay

Сказку я рассказала, все были в восторге, что взрослые, что, особо важно, дети. Больше для них рассказывала. Потом проверила своих болящих. Удивительно, но двое, с культей и рубленной раной, пока что были ещё живы. И ухудшения у них не было. Но это пока. Посмотрим, что дальше будет. Спали с Иваном на попонах. Парни несли постоянно дежурство, разбив ночь на смены. Они составляли так называемый внутренний круг безопасности вокруг меня. Десяток Тучкова-Морозова образовала внешний круг.

Утром, встав с рассветом, я забрала трёх больных и двинулась в город. Сопровождать купца больше нужды не было. Мы были в пригороде столицы. Десятник боярина забрал татей и повёз их в приказ, где занимались такими вот бандитами с большой дороги. С ним разминулись, когда пересекли внешнюю Московскую заставу. Мы с Иваном направлялись к подворью бояр Вяземских, располагавшееся в Белом городе. Это часть Москвы, охватывавшая полукольцом Кремль и Китай-город. Но сейчас каменные стены имел только кремль. Китай-город и Белый город были защищены только рвом и валом. Стены построят позже. У Китай-города каменную стену начнут строить при вдове нынешнего государя Василия Третьего, Елене Глинской. А вокруг Белого города — при Борисе Годунове. В Белом городе селились бояре и дворяне, находившиеся на государевой службе. Здесь же они разбивали и сады.

Господи, воплотилась мечта идиотки, я ехала по улицам Москвы. На своём коне, в шароварах, в сапогах, в кольчуге, в чобе, с диадемой на голове. Мы ехали медленно, почти шагом. Рядом со мной стремя в стремя ехал Ванечка. Суровый такой, в броне и в шеломе. А вокруг нас мои тонтон макуты, личная гвардия. Молодые все, фактически сопляки, но хорошо экипированные. Вооружённые до зубов. И наглые. Народа, не смотря на ранний час было много. Многие останавливались глядя, прежде всего, на меня. Но парни пресекали любые возгласы в отношении своей хозяйки. Они как стая волков. Кто-то попытался сказать про девку на коне, но не закончил. Божен огрел его плетью.

— Рот закрой, смерд, царевне такое говорить! — Слово сказано, дальше молва побежала впереди нас. Когда подъехали к дому, нас уже сопровождала приличная толпа зевак.

Вяземские имели здесь высокий, о двух поверхах терем. И он был больше того, что остался в пограничной крепости. Имелся большой сад. Разные надворные постройки. Всё было обнесено высокой стеной, частоколом — вкопанными вертикально брёвнами, заостренными в верхнем конце. Так все сейчас огораживали. Но я то знала, что позже, когда воздвигнут каменную стену вокруг Белого города, бояре и дворяне начнут застраиваться тоже каменными домами. И в 21 веке остались такие дома и здания, ещё допетровской эпохи. Оглядев подворье, я решила. Дерево, конечно, хорошо, но учитывая, что деревянная Москва часто горела и выгорала дотла, надо строить уже сейчас каменный терем. А так же каменный забор со сторожевыми башенками. Для лучшей обороны. Всё же в 16 веке Москва подвергалась набегам татар. Сам Кремль они не взяли, но хорошо пожгли деревянный город и пограбили его. А я не хотела, чтобы здесь всё сгорело. И строить нужно по всем канонам новейшей оборонной фортификации. Её ещё нет, пока нет, этой новейшей оборонной фортификации. Так называемый, «Итальянский след». Концепция строительства городских и крепостных укреплений, которые могли противостоять артиллерии, только-только рождалась. Итальянцы первыми применили её, с учётом франко-итальянских войн конца 15 века — начала 16. А вот этот деревянный частокол уже не пойдёт.

Вяземские зашли в Москву ещё вчера вечером. Успели до закрытия города.

Нас встретили Василий и Фёдор Мстиславович с дядькой Евсеем. Поздоровались с нами. Увидели телегу с ранеными.

— Иван, а кто это? — Спросил старший Вяземский.

— Раненые. Пострадали от татей лесных. Саша им оказала помощь и велела сюда везти.

— Что, дочка, лечить их будешь?

— Буду, Фёдор Мстиславович.

— Иван, а вы как, татей то застали?

— Застали, дядька. Они последних в купеческой обозе добивали. В живых остались вот эти трое, сам купец со своей жёнкой и двумя детьми, да ещё трое из его охраны. Вовремя успели. Почти всех воров извели. Пару в полон взяли. Их десятник Тучковского в приказ повёз. — Дядька удовлетворённо кивнул. Улыбаясь, посмотрел на меня. Я как раз сошла с коня и поглаживала его.

— Дочка, а ты тоже участвовала? — Хитро спросил он.

— Участвовала, дядька.

— Самая первая рванула туда, еле угнались за ней. Нескольких татей зарубила. — Дополнил Иван. И тут Евсей увидел печатку на моём указательном пальце. Всматривался в неё. Потом сказал, обращаясь к боярину. — Фёдор, посмотри на перстень у твоей невестки.

Тот тоже смотрел на печатку удивлённо.

— Саша, а откуда у тебя вот этот перстень?

— От бабушки остался. А ей от её предков. Я же говорила, что она у меня из княжон русских родом была.

Фёдор Мстиславович с Евсеем переглянулись.

— Фёдор, ты понял, что это значит? — Спросил Евсей своего побратима. — По мужской линии они Комнины, по женской они обе Рюриковны, причём родичи государю, ибо из Мономашичей!

— Господи, спаси и помилуй. — Фёдор Мстиславович перекрестился.

— Что-то не так, батюшка? — Спросила, прикинувшись наивной дурочкой, у Фёдора Мстиславовича.

— Кто был предок, бабушки твоей?

— Не знаю я, Фёдор Мстиславович. Давно это было. Толи во время нашествия хана Бату, толи ещё раньше. Они в Византию с Руси попали.

— То перстень основателя Москвы. Великого князя Киевского Юрия Долгорукого. Предка нынешнего государя. Такой же рисунок высечен в Старой Ладоге в Успенском соборе. Самого перстня нет. А он вон где оказывается. У тебя, сношенька.

— А что это значит, батюшка? — Спросила я старого боярина.

— Это значит, что твоя бабушка из Мономашичей. Той ветви рода Рюриковичей, которая правит Русью вот уже пять столетий, начиная с Владимира Мономаха. А вот кто из сыновей или внуков Юрия Долгорукого был предком твой бабушки, а значит и вас с Еленой, этого я не знаю. Надо узнать у старейшего в боярской думе. Он знает.

— Хорошо. Фёдор Мстиславович, мне нужно место, для моей лекарской. Где я буду людей лечить.

— Знаю. Боярыня Евпраксия уже определила тебе. Вон видишь дом? В нем раньше людская была, для холопов наших. Она велела всех оттуда переселить. Там всё сейчас моют. Ими верховодят твоя Дарёнка с Фроськой.

Прошла в указанный дом. Не плохо холопы у Вяземских живут. Дом из брёвен, теплый. Печь хорошая. Само помещение было разбито на небольшие комнаты, тонкими перегородками. В комнатах находились сколоченные из грубых досок двухъярусные полати. Ко мне тут же подошли Дарёна с Фросей. Показали всё. Довольные были. Всё же этот дом не сарай, в котором я раньше операции делала.