— Ваня, я бессильна. Им операцию надо делать. А у меня даже инструментов нет. Понимаешь? Да даже если бы и сделала нет гарантии, что они все выжили бы. У этого ранение в живот, фактически ему все внутренности прорубили. Не жилец однозначно. Ему уже не я нужна, а священник. Как и вот этому. Голова разбита. Череп повреждён, это однозначно. Так что… — Я покачала головой. Третий. Видно челюсть сломана. Скорее всего и ребра. Хорошо его приложили. Он дышал тяжело. Жалко, совсем молодой парень. И левая рука его была ниже локтя раздроблена. Причём, осколки костей порвали кожу и сухожилия, торчали наружу. Посмотрела на мужа.

— Ваня, ему руку сейчас рубить надо. Спасти её нельзя. Если живой останется, огневица будет очень скоро. Поэтому, парни его сейчас подержат, а ты отрубишь, только ровно и вот здесь, понял?

— Понял, Саша. — Он обнажил вновь свою саблю. Раненого прижали к земле. Один из людей Тучкова-Морозова притащил небольшую чурку. Ратники как раз рубили сваленные деревья, чтобы освободить дорогу. Руку парня положили на чурку. Она пришёл в сознание, наверное, от боли. Захрипел, глядя на моего мужа. Но Иван не обращал на него внимания. Изготовился и рубанул. Болезненный стон и хрип. После чего парень отключился. Я перетянула ему руку выше локтя. Взяла у купца тряпку, смочила её в переваре, обработала рану и стала бинтовать культю. Сделав это, сказала, чтобы парня раздели до пояса. Ощупала его грудь, бока, проверяла ребра. Похоже парочка сломана. Взяла у купца ещё ткани, туго перевязала корпус раненного. Потом зафиксировала челюсть у парня. Нет она не была сломана, Но трещина скорее всего была, так как распухать начала. Я когда пальпировала её, он застонал. Так же была ещё пара человек. У одного была рубленная рана груди. Но, если не загноится, то всё должно зажить. Ему промыли, продезинфицировали и я сделала перевязку. У третьего была сломана нога. Этому наложили по быстрому шину из двух толстых веток и туго перевязали. Ещё у него сотрясение было, причём хорошее такое, так как взгляд у него был блуждающий какой-то. Он не мог сфокусироваться на одной точке. Ладно, это будем править позже.

Опять посмотрела на купца.

— Так чего жену с детьми повёз с собой? Опасно же!

— В Псков ехали. Там родители жены. Напросилась, говорила, что соскучилась по батюшке с матушкой. Вот и решил взять.

— Разворачивай свои повозки назад. Куда ты сейчас пойдёшь? Людей у тебя совсем нет. И раненых нужно доставить к лекарям. Им помощь нужна. А мы уйдём сейчас, что делать будешь? Да и татей, что в живых взяли, нужно в Москву доставить. Кто татями занимается?

— Царевна. — Обратился ко мне десятник. — Если татей застали за разбоем, то можно повесить прямо здесь на суку.

Я подумала, но потом отрицательно качнула головой.

— Нет. Надо в Москву доставить. Пусть там ими занимаются. Кто у государя разбоями занимается?

— Окольничий имеется. Иван Лопухин. У него приказы разбойными делами заниматься. Вот такими татями да ворами.

Из-за повозок, скорость нашего передвижения резко снизилась. Тем более одному из десятка, что выделил мне Тучков-Морозов пришлось сесть возницей на одну повозку. У купца элементарно стало не кому это делать. Я уже поняла, что до ночи попасть в Москву не получится.

Я, по прежнему, ехала на своём коне. Иван ехал рядом. Странно на меня поглядывал. Особенно косился на серебряную печатку на моём среднем пальце.

— Саша, покажи мне печатку ещё раз? — Попросил он. Я сняла её с пальца и передала мужу. Он ехал и внимательно её разглядывал. Потом, неожиданно сказал. — Это не Долгоруких печать.

К нам подъехал десятник. Иван показал ему печатку. Тот, посмотрев, кивнул, соглашаясь.

— У Долгоруких тоже двузубец, но не такой. Правый зубец имеет завитушку, но не внутрь, как здесь, а наружу. А левый зубец в виде креста. Я видел их печать.

— Да, ты прав. — Согласился Иван с десятником. — Но я видел оттиск вот этой печати. Лет пять назад, были мы с отцом в Старой Ладоге в Успенском соборе. Там она прорезана на стене. — Он перекрестился. Десятник тоже. — У Долгоруких не совсем их печать. Это печать их предка.

— Великого князя Киевского Юрия Долгорукого? — Спросила я. Мне нужно было определится.

— Нет, Сашенька. Нынешние Долгорукие не имеют никакого отношения к основателю Москвы.

— Но почему? Зовут то их одинаково.

— Нет, Саша. Долгорукие ведут свой род от Черниговских князей. Князья этой ветви Рюриковичей звались Ольговичами. А Юрий Владимирович Долгорукий относится к той ветви Рюриковичей, которую называют Мономашичи. У тебя печать Юрия Долгорукого, Саша. Её оттиск вырезан на стене Успенского собора в Старой Ладоге. Великий государь Василий Иоанович прямой потомок Юрия Долгорукого. Точнее одного из его сыновей, Великого князя Владимирского Всеволода Большое Гнездо. Он дедушка Великого князя Александра Ярославовича прозванного Невским, чей младший сын Даниил, прозванный Московским и получил в удел Москву. С него и начался род Московских государей.

— И что получается?

— Твоя бабушка потомок Юрия Владимировича Долгорукого. Вот только кого из его детей?

— Не знаю, Ванечка.

— Надо поговорить с отцом и с боярином Тучковым-Морозовым.

— Если нагоним, поговорим.

Двигались до темноты. Вышли к пригородам Москвы.

— Сашенька, надо остановится. В город нас сейчас не пустят. Всё перекрыто рогатками. — Сказал мне Иван. Я сидела на своём коне и смотрела на Москву 16 века. Не впечатляла. Большая деревня. Но очень большая. Всё не рассмотрела. Но Кремль увидела.

— Да Ванечка, давай располагаться. — Мы остановились. Тут же недалеко были ещё купеческие и крестьянские обозы. Тех, кто не успел попасть в столицу днём. Мы расположились рядом с ещё одним купеческим караваном. Большим, кстати. Из десятка телег и повозок. Развели костры. Я села на кусок войлока, который мне подложили мои диверсанты. Они все расположились рядом, по кругу, беря меня в своеобразный круг защиты. К нам от соседнего купеческого каравана кто-то подошёл. Парни их мгновенно спеленали. Нож к горлу и вопрос: «Ты кто такой, тать? Чего надо?» Они даже пикнуть не успели. Я улыбнулась. Молодцы мальчики. Надо их поощрить. К пришедшим подошёл мой муж.

— Кто такие?

— Прости боярин. Из Новгорода мы. Торговые люди.

— Что надо?

— Мы же соседи. Подошли просто узнать, может нужда какая есть?

— Ванечка, отпусти их. Божен⁈ — Заметила, что и десяток Тучкова-Морозова напружинился. Всё же не зря подозревала, что десяток этот он оставил охранять меня и доставить в Москву целой и невредимой. Мои диверы отступили от новгородских торговых людей. Смотрела на них, сидя на войлоке. Поманила их рукой.

— Подойдите ко мне.

Новгородцы уже ничего не понимали. С опаской глядели на Ивана, на всех воев и особо на Айно с Боженом. У Божена сабля была обнажена, и он скалился как молодой волк. Айно просто держал на тетиве боевую стрелу и смотрел на новгородцев равнодушно. Словно на дичь. Я оглянулась. Увидела молодую купчиху, прижимающую к себе двух мальчиков. Подозвала их к себе. Они не шелохнулись. Посмотрела на их мать.

— Отпусти детей. — Сказала спокойно ей. Она глядя на меня, как кролик на удава, отпустила. Мало того, сама их подтолкнула ко мне.

— Идите к царевне. — Сказала купчиха своим сыновьям. Оба мальчика подошли ко мне. Я их обоих обняла. Посадила к себе на колени.

— Хотите я вам сказку расскажу?

— Правда? — Восторженно спросил меня старший купеческий сын.

— Конечно. Разве царевны говорят кривду?

— Нет… Не знаю.

— Настоящие царевны кривду не говорят. Понял?

— Понял. — Кивнул мне старший купецкий сын.

— Тогда слушайте сказку о царе Солтане! Хотите?

— Хотим. — Завопили мелкие. Заметила, как все остальные вои и мои диверы придвинулись ближе. — Тогда слушайте:

Три девицы под окном

Пряли поздно вечерком.

'Кабы я была царица, —

Говорит одна девица, —