Перед самой Москвой заехали в одну такую, довольно большую деревню. В ней даже деревянная церковь была. Местные аборигены собрались, глазели на нас. Вокруг шныряли вездесущие мальчишки. Тут же стоял какой-то купеческий караван. Вот один из купцов увидев меня, стал креститься и сказал:

— Господи, Иисуси, девка оружная. — Зря он обозвал меня девкой, так как ехавший со стороны этого говоруна Илья моментально перетянул его плетью. От удара купец грохнулся на задницу. Илья опять его перетянул плетью.

— Ты, смерд, кого девкой назвал? — К ним направили своих коней Божен и Степан. Оба вытаскивали сабли. Айно выхватил лук, который я ему подарила, не свой другой, но настоящий боевой лук, быстро наложил стрелу с бронебойным наконечником. Учитывая, что купец был без доспеха, Айно просто прострелил бы его насквозь. Их намеренья были понятны, сейчас грохнут бедолагу. И самое, что главное? Я видела, как Иван взялся за рукоять сабли. Потом застыл, смотрел на всё происходящее и молчал. И в глазах его был кровавый отблеск. Верхняя губа приподнялась, как у волка, обнажая клыки.

— Стоять! — Крикнула я. — Илья, Божен, Айно, отставить. — Мой жеребец послушно остановился. Косил недобро на купца злым взглядом. Он словно почувствовал, что меня хотели обидеть. Я слегка похлопала его по холке, погладила. — Тихо, тихо, хороший мой. Всё хорошо. — Посмотрела на лежащего купца. По его лицу бежала кровь. Все, кто был в обозе, молчали. Сам обоз остановился. Я видела, что молчит Тучков- Морозов, внимательно смотрит на меня. Свёкр молчит, Свекровь, выглядывая из повозки, тоже молчит. Оружные воины молчат. И это молчание было своего рода зловещим. Купец с задницы быстро перекатился на колени.

— Ты царевну назвал девкой. Да ещё замужнюю. За это голову секут нещадно. — Сказал Божен, поигрывая саблей. Купец и так бледный, совсем побелел, даже посерел лицом. Все, кто был в купеческом караване бухнулись на колени, как и местные аборигены. Жёстко в них вбито на уровне подсознания, что перед высшей знатью, надо склонить головы. А перед правителями и членами их семей, надо стоять на коленях.

Лицо купца заливала кровь. Илья рассёк ему плетью лицо. Конечно, с точки зрения 21 века, это дикость и неоправданная жестокость. Но мы не в 21 веке. Здесь за слова отвечают и чаще головой. Неуважение, оскорбление того, кто выше тебя по сословию, влечёт большие последствия, вплоть до летального исхода.

— Встань. — Купец продолжал стоять на коленях, склонив голову. Я видела, как кровь с его лица каплями падает на землю. — Встань, я сказала.

Купец поднялся. Но в лицо мне не смотрел. Я достала платок. Батистовый. Белошвейки вышили на нём, как и на остальных надпись на старославянском «Царевна Александра». Посмотрела на Божена. — Принеси перевара немного. Божен отъехал, вскоре вернулся с кувшином. Я смочила платок. — Подними лицо и посмотри мне в глаза. — Он поднял. В глазах было покорность и ожидание неминуемой смерти. Протянула ему платок. — Прижми к ране. Подержи так, пока кровь не перестанет идти. Шрам у тебя будет. В следующий раз следи за языком. А то и вырвать его могут, вместе с головой. — Он взял дрожащей рукой платок, приложил к ране. Смотрел на меня в ожидании. Но я ничего больше ему не сказала. Тронула коня. Посмотрела на свёкра. — Чего стоим, кого ждём, батюшка?

Боярин махнул рукой, обоз двинулся дальше к середине деревни, к церкви. Илья, отъезжая от купца презрительно сказал.

— Благодари пресвятую богородицу, что царевна у нас добрая… Иногда бывает. Сегодня тебе повезло, купец. — Тронул ногами своего коня и поехал дальше. Айно убрал стрелу в колчан и засунул лук в чехол.

Здесь же в деревне имелся и терем местного боярина. Не самого знатного, но всё же. Боярский терем и двор был огорожен частоколом, с боевыми башенками и площадками для стрелков. Он встречал нас на крыльце терема, вместе со своей супругой. Был разодет, наверное, в самое лучшее, что у него было, как и его супруга. Довольно молодые оба. Чуть за тридцать ему и ей около 25. Первым принял коржец с медовухой Фёдор Мстиславович. Отпив, передал Тучкову-Морозову. Тот, отпив, передал Ивану, а Ваня своему брату. Василий, выпив остатки перевернул коржец, показывая, что ничего не осталось. Привычный ритуал приветствия. Я заехав во двор, не спешила слезать с коня. Сидела и смотрела на средневековый русский ритуал гостеприимства. Моя боевая шестёрка окружила меня. С коней тоже не сходили, ждали меня. У них это так сложилось по умолчанию. Поприветствовав бояр московских, мою свекровь, которая покинула повозку с детьми, боярин уставился на меня. Я смотрела на него с высоты своего скакуна. Смотрела спокойно и… Равнодушно.

— Фёдор Мстиславович, Михаил Васильевич. — Проговорил местный боярин. — А кто сия дева в броне? И почему она в броне и так одета?

Свёкр даже оборачиваться не стал. Я увидела у него самодовольную улыбку в бороде. Похоже, ему самому стало лестно, что на меня так реагируют, как на некое чудо.

— То невестка моя, царевна царьградская Александра.

Челюсть у боярина упала на пол с грохотом. Он замер. Его супруга во все глаза смотрела на меня. Даже непроизвольно ладошкой рот закрыла. Это было явно нарушением протокола, но на это уже никто не обращал внимания. Молодая боярыня посмотрела на мою свекровь. Её вопрос услышали все, так, как стояла тишина.

— Боярыня Евпраксия Гордеевна, твоя невестка царевна?

Свекровь тоже горделиво смотрела на местную боярыню, вся надулась от важности. Всё правильно, здесь понты, это наше всё.

— Царевна, царьградская, за сыном мои старшим замужем. Венчанные они в церкви. Всё честь по чести. И младшая царевна Елена тоже невестка моя, дочка моя. За средним моим сыном, Василием.

Оба супруга совсем впали в транс. ДВЕ ЦАРЕВНЫ в их тереме!!! Плюс сам представитель Великого князя в лице Тучкова-Морозова. Об этом говорить буду долго. Внукам рассказывать, а те своим.

— Проходите, гости дорогие.

Я продолжала сидеть на коне. Ко мне подошла Елена, взялась за стремя. На меня оглянулся папан.

— Саша, сойди с коня. — Попросил он. Я ему кивнула. Соскочила. Парни тоже сошли с коней. Ко мне подошёл Иван.

— Саш, банька готова. Пойдём?

— Пойдём, Ванечка. И Елена с Васей пойдут с нами. — Увидела, что супруг сморщился. Да, мой хороший, знаю, соскучился по зазнобе своей, но терпи, любимый. Не здесь же. Вот в Москву приедем, там дома, там и всё будет. Но говорить ему не стала. Всё же баня одна, а людей много. Совесть надо иметь. Хоть и недовольно поморщился, но согласился. В тереме нам с Еленой и младшими Вяземскими, и боярыне отвели приличную часть женской половины. Я с наслаждением сняла кольчугу, подоспешник. Стояла закрыв глаза и глубоко дышала. Тяжесть исчезла. На мне была одна рубашка, вся пропитанная потом, шаровары и сапоги.

— Сань, что, прёшься? — Услышала ехидный голос Елены.

— Да, представь себе, прусь. Какое это блаженство, снять бронь.

— Зачем её надеваешь тогда?

— За тем. Ты не понимаешь, Лена?

— Нет.

— Ладно, я тебе потом объясню. Пошли в баню.

— Вдвоём?

— Вчетвером.

— Не поняла?

— Я, ты, Ваня и Вася.

— Саш? То есть, я голая перед твоим мужем? А ты перед моим?

— Именно. Запомни, в русских банях парились все вместе и мужики, и бабы, и детишки с ними. И никакого блуда. Всей семьёй. В конце, концов, мы с тобой можем прикрыться чем-нибудь.

— Сань, ты что, серьёзно?

— Серьёзней некуда. Баня не резиновая и помыться всем надо. Возницы и ратники простые попарятся в банях в деревне. А все остальные здесь. А тех, кто здесь всё равно много. Мама с детьми. Папан с Морозовым. Мои парни. Так что давай, пошли. Мужей берём и вперёд. И никакого секса. Лен, я надеюсь на тебя.

— Ладно, пойдём. Вообще трешь это.

— Перестань. Что в наше время не ходят в баню несколько мужиков и баб голыми?

— Ходят, свингеры. Я не из них. Извини. Я себя ещё уважаю, отдаваться сразу двум или нескольким самцам.

— Лен, здесь такое не прокатит. А любовью с мужьями будем заниматься по отдельности, каждый в своей койке. Поняла?