— Эт, как придумано баско, царевна. Умна, ничего не скажешь. Надо будет и мне такие же заказать.

Мы сели с ним. Фрося ещё принесла нам еды, душистого, свежего хлеба, запечённого тетерева, дикого чеснока, яблоки и целое лукошко душистой земляники. Это вои мне послали. И где только взяли? Где набрать успели?

— Странно, — проговорил главный воевода, — но любят тебя воины, Александра. После вчерашней битвы, боготворят тебя, словно матушку родную. А скольким ты ещё жизнь спасла, врачуя их? Ты двужильная, царевна Александра?

— А мы бабы все двужильные. Иначе никак. И хозяйство вести, и вас, мужей, удоволить и детей вам рожать. Как тут не быть двужильной, княже? А то, что спасла многих, так не многих. Малую часть только. А вот как раз многих не спасла. Не хватило меня.

— То не твоя вина, Александра. Нельзя объять необъятное. Не кори себя.

— Всё равно буду. Но это ладно. Это моё, личное. Давай о другом поговорим, Иван Михайлович.

— О чём?

— Сколько взяли полона?

— Много. Даже не знаю сколько и что с ними делать.

— Раненых тоже много?

— Большая часть уже померла. Да и пёс с ними. Но есть те, кто ещё живой. Вот думаю на кой они нам? Добить их и вся недолга.

— Обожди с добиванием. Я отберу себе особо матёрых вояк. Настоящих волков.

— Зачем они тебе? Это же наёмники, поганый народ.

— Ничего, даже из поганого можно сделать человека. Верного человека. Но мне они в основном нужны для того, чтобы натаскивали моих кадетов на ведение войны в Европе. Пусть даже это будут калеки. Наоборот, даже лучше, так как увечному деваться некуда, будет служить не за страх, а за совесть, чтобы не остаться на улице, как бродяга бездомный. Таких в Европе и без них хватает.

— Что всех калечных заберёшь?

— Не всех. Сказала же, матёрых волчар, которые с Георгом ни одну кампанию и войну прошли. Он и сам увечный, кстати.

— Заберёшь его?

— Заберу. Этого обязательно, если выживет. Полон отправляй в Москву, княже. Здесь держать смысла нет. И здоровых в холопы определят. Тех, кто заплатить выкуп не сможет. Ну а с родовитыми сам знаешь, что делать, не мне тебя учить. — Воротынский кивнул. — Надо здесь дела срочно заканчивать и двигаться в район Невеля и Великих Лук.

— Я знаю, что туда ляхи с литвинами начали поход.

— Да. Государю доложили, что там порядка 30 тысяч.

— Сколько? Тридцать тыщ? Господи спаси и помилуй. — Князь перекрестился. — Ещё больше, чем у имперцев?

— Подожди, Иван Васильевич. Не торопись. Я думаю, что у страха глаза велики. Навряд ли у них там именно тридцать тысяч. Слишком огромная армия. Ей нужны припасы и много. И кто наёмникам платить будет? Это сколько золота с серебром надо? Причём, наёмникам не интересна оплата в перспективе. Она им нужна сразу. Поэтому, я считаю, что там далеко не 30 тысяч, а меньше. Хорошо если тысяч 15 они набрали.

— Александра, да даже и пятнадцать. Это всё равно больше, чем нас.

— Но у нас есть преимущество. Артиллерия, это раз. И второе, но не менее важное, воины вкусили вкус крови пополам с победой. Они на подъёме. Сам же слышал, как говорят, что такую силищу одолели.

— С божьей помощью одолели.

— Конечно с божьей. А ещё с помощью артиллерии и новой тактики ведения боя с превосходящими силами противника. И поверь, княже, роль артиллерии будет только возрастать. Чем дальнобойнее она будет становится, чем скорострельнее, тем больше урона противнику она будет наносить. А ещё прибавь ручницы, которые так же будут становится легче, скорострельнее и точнее. И вот что я тебе скажу, княже, наступит такое время, когда один воин, имея скорострельную пищаль, сможет наносить урон такой, какой наносят десяток и даже сотня воинов сейчас.

— Один?

— Один, княже.

— Ну ты и скажешь, Александра!

— Я понимаю, что сейчас это кажется нереальным. Но такое время обязательно наступит. Будущее за огнестрельным оружием, а не за саблями, мечами и копьями.

— Ну-ну, царевна. Но что-то слабо в это верится. Наши пращуры воевали так из покон века. Нам ли менять правила?

— А кому? Если не мы сейчас, то придется это делать нашим детям, внукам, вот только они заплатят за это гораздо большую цену, Иван Васильевич. Скажи, воевода, в чем заключается воинское искусство стратига, полководца?

— И в чём?

— В том, чтобы меньшими силами одержать победу над заведомо сильным и более многочисленным противником. Это, князь, называется наука побеждать.

— Как мудрёно. Да только, чай и мы не лаптем щи хлебаем, царевна. — Он усмехнулся. Я ему тоже.

— Знаю, Иван Васильевич. Поэтому и попросила Государя тебя назначить главным воеводой. Ты талантливый полководец. У тебя пытливый ум. Ты не боишься брать на себя ответственность. И это хорошо, князь. Новой Руси, которая сейчас рождается, нужны именно такие воеводы.

— Ну ты уж меня захвалила, Александра свет Вячеславовна. Но спасибо. Лестно слышать это. Скажи, царевна, ты когда в Ливонию в набег ходила чей замок брала?

— Ульриха фон Деница. Ландсгерра Восточной Ливонии.

Услышав имя, князь засмеялся.

— Ты чего это хохочешь, Иван Васильевич?

— Значит он тебе тогда в полон попал?

— Попал, княже. А что?

— Да вот, Александра, опять не повезло немцу сему. Опять он в полон попал. — Воротынский засмеялся. Я замерла.

— Он здесь?

— Здесь. Где же ему быть то? Живой и даже не шибко побитый. Коня под ним убило. А он и соскочить не смог. Доспех слишком тяжёлый оказался. Вот конь то и придавил его. Перелом ноги. Но ему уже лубки наложили.

— Что же ты молчал-то? — Я вскочила. Князь поморщился.

— Чего подхватилась?

— Как чего? Я хочу его увидеть.

— Увидишь. Но бежать к нему, задрав подол, не надо. Всё, Александра, с вежеством делать нужно. Посидим, поснедаем. Ещё не хватало из-за немца какого-то бегать.

Пришлось опустить зад назад на стул. Посидели, поснедали. Но у меня шило было в заднице. В конце концов, князь сказал:

— Ладно, Александра, вижу на месте усидеть не можешь. Пошли, покажу тебе твоего ландсгерра. — Он хохотнул. Мы прошли. Фон Дениц сидел на земле. Разоблачённый от своих дорогих доспехов. С лубками на ноге. Увидев меня, попытался встать. Но я остановила его жестом.

— Не надо, Ульрих. Тем более, на одной ноге стоять передо мной. Костыль тебе нужно сделать. — Я его рассматривала, улыбаясь и чуть склонив на бок голову. Он смотрел мне в глаза, потом опустил взгляд. — Ульрих, вот скажи мне, ты зачем полез ко мне? Неужто обиду затаил, что дева твой замок взяла, всего с пятью десятками воинов? — Говорила я на латыни, поэтому многие пленные, бывшие тут же посмотрели на меня удивлённо и заинтересованно. Переводили взгляды с меня на фон Деница и обратно. Начали пояснять тем, кто не понял о чём мы говорим. Тут же находились и князь Воротынский, бояре и воины. К нам подходило всё больше русичей. Князь, понимавший по латыни, ухмыльнулся. Пояснил остальным, о чём разговор. Народ стал посмеиваться.

— Вот сидел бы ты себе спокойно в своём замке и целым был бы. — Продолжала я. — Вот что мне с тобой делать? Выкуп взять с тебя? Так у тебя и серебра то уже поди не осталось, да, барон? Или ты решил гордыню свою ливонскую потешить? Разве мало тебе было, что ты весь свой гарнизон потерял в прошлый раз? Или тебе мало было побитых моими воями ливонцев, когда вы преследовали меня? Сколько тогда ваших полегло, Ульрих? Отвечай.

— Не знаю, не считал.

— Лжёшь, Ульрих фон Дениц, барон, ландсгерр Восточной Ливонии. Но то ладно, пусть они на твоей совести будут. Где твой меч?

— Забрали. Кто, не ведаю. Воин какой-то. Он меня по голове пнул, как пса какого-то.

— Правильно. Благодари, что только ногой пнул, а не мечом приложил. А на счёт пса, так вы немецкие рыцари у нас так и зовётесь псами. — Я повернулась и посмотрела на русичей, окруживших нас. — Кто его меч забрал?

Из толпы вышел ратник. Молодой. Чёрные как смоль глаза и такие же чёрные, как крыло ворона волосы. Сам смуглый. Наверное, татарская кровь в нём была или черкесская. Он поклонился мне.