Мо Жань стоял у гроба. Ветер, принесший с озера сладкий аромат цветущих лотосов, немного растрепал волосы Чу Ваньнина, и Мо Жань поднял руку, чтобы убрать их с его лица.
Он прикусил губу, словно силясь что-то сказать, но не находя нужных слов. В конце концов его хватило только на то, чтобы тихо и хрипло выдохнуть:
— Я подожду.
Но чего именно он подождет?
Он сам не мог сказать точно. Изначально Мо Жань собирался сказать «я подожду, пока ты проснешься», но этого было недостаточно, чтобы выразить чувства, переполняющие его сердце. Казалось, будто внутри него кипит раскаленная лава, которая, не имея иного выхода, с каждым ударом сердца вливалась в его вены, заставляя содрогаться от боли и страха.
Ему казалось, что однажды, когда его сердце не выдержит и лопнет, лава вырвется наружу, и он станет лишь горсткой пепла, дрейфующей над этим бушующим морем огня.
К сожалению, он так и не смог понять, природы этого обжигающего чувства.
Поэтому просто сказал: «я подожду».
А потом Павильон Алого Лотоса был полностью закрыт от внешнего мира.
Огромный магический барьер, похожий на тот, что веками разделял Царства мертвых и живых, на пять лет отрезал его от мира.
С тех пор никто больше не мог наслаждаться здесь сладким ароматом цветущих лотосов в летний полдень или зимнею порою любоваться на то, как тихо падает снег на озерную гладь.
Уныло шелестели листья бамбука, с отцветающих яблонь дождем осыпались лепестки. От Павильона Алого Лотоса до горных ворот[120.4] ученики Пика Сышэн преклонили колени, а вместе с ними и Мо Жань, Сюэ Мэн и Ши Мэй опустились на землю на берегу бесконечной горной реки.
Зычный голос Сюэ Чжэнъюна потряс гору от основания до самых небес[120.5]:
— Отдайте долг уважения, Старейшина Юйхэн отправился в уединение!
Все ученики опустили головы и напутствовали:
— С уважением провожаем старейшину Юйхэна в уединение.
Голоса тысяч людей слились в единый поток и взмыли ввысь к облакам, что укрывали горные вершины Пика Сышэн. Им вторили хриплые крики встревоженных воронов, сидящих на верхушках деревьев, но не смеющих подняться. Эхо человеческих голосов, похожее на громовой раскат, прокатилось по кромке облаков, достигнув небесного свода.
— С уважением провожаю Учителя в уединение, — тихо повторил Мо Жань.
Прозвучал раскатистый удар колокола.
Впереди было пять лет ожидания.
После затворения Юйхэна все три его ученика, не пожелавшие даже на время принять наставничество других старейшин, продолжили усердно практиковаться.
Приняв во внимание природные данные[120.6] и выбранный путь совершенствования духа[120.7], Ши Мэй и Сюэ Мэн не стали покидать Пик, а Мо Жань решил, что настало время посмотреть мир.
Он сделал подобный выбор не только потому, что этот метод обучения в его случае был самым эффективным, но и по причине того, что хотел, чтобы эта его вторая жизнь сложилась совсем иначе, чем первая. Учитывая, что сам он на этот раз полностью принял сторону Чу Ваньнина, его беспокоил только поддельный Гоучэнь.
Мо Жань предполагал, что прячущийся за кулисами кукловод, как и он сам, переродился. В конце концов, этот человек уже на девяносто процентов освоил Вэйци Чжэньлун. В прошлой жизни до самой смерти Мо Жаня кроме него в мире не было никого, кто в совершенстве владел бы этой запретной техникой.
Понимая, что это не его стезя, он не стал пытаться самостоятельно выяснить личность этого человека. После битвы в Цайде заклинатели всего мира выслеживали его и только и ждали, когда этот хитрый ублюдок высунет из норы свой лисий хвост, так что его вмешательство в данном случае было бы излишним.
Мо Жань знал, что он не слишком-то умен, но природа щедро наделила его огромным запасом духовной энергии и поразительным талантом к самосовершенствованию. В будущем ему предстояло вступить в битву с очень серьезным противником, поэтому ему было нужно как можно скорее повысить свой уровень совершенствования и стать таким же непревзойденным по духовной мощи заклинателем, каким он был в прошлой жизни.
Вот только тогда Мо Жань был разрушителем.
В этой жизни он собирался стать защитником.
Вскоре после того, как Чу Ваньнин ушел в уединение, Мо Жань стоял перед горными воротами Пика Сышэн.
В руках у него был вещевой мешок со всем необходимым для долгого путешествия.
Чтобы проводить его пришло не так уж много людей: Сюэ Чжэнъюн, госпожа Ван и Ши Мэй.
Сюэ Чжэнъюн похлопал его по плечу и смущенно сказал:
— Мэн-эр не пришел, но он просил передать...
— Что ему нужно практиковаться со своим мечом, так что у него нет времени, чтобы попрощаться со мной?
…Сюэ Чжэнъюн смутился еще сильнее и в сердцах выругался:
— Этот мелкий прохвост все еще такой незрелый!
Мо Жань рассмеялся:
— Он всем сердцем стремится занять первое место на предстоящей встрече на горе Линшань. Естественно, ему нужно усердно тренироваться, ведь от этого зависит сможет ли наш Учитель сохранить лицо.
Сюэ Чжэнъюн нерешительно посмотрел на Мо Жаня и сказал:
— Встреча на горе Линшань — главное соревнование среди совершенствующихся, придерживающихся праведного пути. Жань-эр, путешествуя по миру, ты наберешься опыта и станешь сильнее, но, боюсь, на этом состязании не будут рады твоим смешанным техникам[120.8]. Было бы жаль упустить такой шанс.
Три религии: конфуцианство, буддизм и даосизм; девять философских школ: конфуцианцы, даосы, инь-янь, легалисты, логики, мохисты, политические стратеги, эклектики и земледельцы.
— Но для этого ведь есть мой двоюродный брат, — сказал Мо Жань.
— Разве ты не хочешь занять позицию лидера?
На этот раз Мо Жань улыбнулся от души.
Позиция лидера рейтинга? В его прошлой жизни в ходе встречи на горе Линшань он допустил ошибку. Не разобравшись в сути дела, его бросили в тюрьму, за что в дальнейшем он затаил обиду в своем сердце. Но вспоминая ту историю сейчас, пристало ли ему обращать внимание на такие пустяки? Он тот, кто умер и возродился, тот, кто всегда плыл против течения и прошел весь путь от нежелания смириться к отчаянному желанию, от этого желания к негодованию, от негодования к облегчению, от облегчения к чувству вины и стыду.
То, к чему теперь стремился Мо Жань, не вино и красота, не мирская слава и всеобщее поклонение, не жажда мести и возбуждение от убийства врага...
Когда-то он все это получил и быстро пресытился. Ему совершенно точно не хотелось возвращаться к тому прошлому, когда, стоя на вершине мира, он чувствовал только холод и одиночество.
Он был Наступающим на бессмертных Императором. Когда-то он стоял на вершине горы Тай, повелевал ветром и дождем[120.9] и вкусил все удовольствия этого мира. Разве могли удовлетворить его аплодисменты и восхищенные крики толпы на горе Линшань?
Что касается лидирующей позиции в рейтинге...
Пусть за нее борются те, кому это нужно.
— Я все еще не решил, чем хочу заниматься, — со смехом сказал Мо Жань. — В конце концов, Сюэ Мэн — ваш сын, молодой господин нашего ордена, и ему по праву рождения пристало вести такой образ жизни, я же бродяга и хулиган, у меня свой путь.
Мадам Ван не удержалась и из жалости попыталась переубедить его:
— Глупое дитя, что ты такое говоришь? Ты и Мэн-эр одинаковы. Какая разница между вами двумя?
Мо Жань рассмеялся, но в его голосе звучала скрытая горечь.
Родиться в достатке или в нищете — это не одно и то же. Даже если ему посчастливилось подняться до позиции молодого господина Пика Сышэн, первые десять лет своей жизни он провел бестолково и бесцельно, так как можно говорить, что они с Сюэ Мэном одинаковы?
