— Ты ведь все еще... — Чу Ваньнин заколебался, не в силах выговорить это пошлое слово. Наконец, спрятав глаза за ресницами, он пробормотал, — Я хочу помочь тебе.
Когда Мо Жань все понял, его сердце сжалось от печали и сладости. Нежно обняв Чу Ваньнина, он пробормотал:
— Почему ты такой глупый[189.2]? Не так уж это и важно. Если хочешь, когда-нибудь мы вернемся к этому вопросу.
— ...И вовсе я не глупец! — жестко отрезал Чу Ваньнин. Ему не нравилось, когда его называли подобным образом. — Разве не ты тут упертый дурак? Ты так и... разве ты не чувствуешь дискомфорт?
— Ах, это? Я просто подожду пока ты уснешь, а потом схожу обольюсь холодной водой...
Однако Чу Ваньнин не собирался отступать:
— Я помогу тебе.
— Не нужно! — воскликнул Мо Жань, пытаясь остановить его благой порыв.
— …
Чу Ваньнин больше ничего не сказал. Похоже, из-за своей неопытности он и без того чувствовал неловкость и неуверенность в собственных силах, поэтому подумал, что, скорее всего, Мо Жань просто не хочет его обидеть прямым отказом и сказал, что примет душ, на самом деле подразумевая, что уж лучше удовлетворит себя своими руками, чем примет его неуклюжую помощь.
Пока Чу Ваньнин размышлял об этом, румянец сошел с его горящего от стыда лица. Он даже нашел в себе силы холодно сказать:
— Если не хочешь, просто забудь об этом.
Услышав нотки недовольства в его голосе, Мо Жань был слегка удивлен. После только что пережитого оргазма Чу Ваньнин уже не так безупречно контролировал голос, и, судя по тому, что Мо Жань слышал сейчас, было совершенно очевидно, что тот был недоволен и обижен его ответом.
Почему этот человек такой глупый?
Как он может не хотеть его? Все, о чем он сейчас мечтал, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась, этот дождь лил вечно, и он мог жить и умереть[189.3] вот так, в объятиях Чу Ваньнина, полностью поглотив его и слившись с ним телом и душой.
Он хотел жестко трахать его и видеть, как Чу Ваньнин задыхается и плачет под ним, а также пометить своим запахом каждый сантиметр его тела, однако ему приходилось сдерживать себя и терпеть.
Когда в прошлой жизни Мо Жань проделал это с Чу Ваньнином в первый раз, того лихорадило несколько дней. Его бледное лицо с потрескавшимися губами навсегда врезалось в память Мо Жаня.
Теперь он хотел сделать все без спешки. В конце концов, можно же и потерпеть ради того, чтобы в свой первый раз Чу Ваньнин не чувствовал боли и отвращения. Зато впоследствии, занимаясь с ним любовью, он не будет бояться полностью отдаться страсти и разделить с Мо Жанем удовольствие телесной близости.
Однако, похоже, Чу Ваньнин все не так понял.
Мо Жань поцеловал его в лоб и тихо сказал:
— Почему это я не хочу? Что ты себе надумал?
— ...
— Разве ты не видишь, что со мной, — горячее дыхание коснулось виска Чу Ваньнина, влажный голос с хрипотцой прошелся по нервам. — Посмотри, как я возбужден. Неужели после этого ты все еще думаешь, что я не хочу тебя... дурачок?
Чу Ваньнин тут же взвился:
— Еще раз назовешь меня дурачком, я снесу тебе голову! Ты… ты...
Мо Жань поймал его за руку и положил ее на то самое «говорящее» место, после чего все гневные слова просто вылетели у Чу Ваньнина из головы, а перед глазами все поплыло, словно его хватил солнечный удар.
— Вот так, и это все из-за тебя.
В темноте Мо Жань поцеловал его веки, затем опустился к губам и, охваченный восхитительным опьянением, долго упоенно покусывал и облизывал их, не в силах остановиться.
С каждым поцелуем это обоюдное желание становилось все более неудержимым. Их губы и ноги переплелись, тела терлись друг о друга так, что возбуждение нарастало, заполнив сексуальным напряжением всю комнату. Утонув в собственном вожделении, Мо Жань далеко не сразу заметил, что покрасневший Чу Ваньнин упрямо бормочет себе под нос:
— Я тоже хочу... сделать тебе приятно…
Последние слова зависли в воздухе, растворившись в захлестнувшем Чу Ваньнина приступе стыдливости. Мо Жаню показалось, что его душа вот-вот воспарит от счастья, а тело разорвется от неудовлетворенного желания.
Чу Ваньнин все еще держал руку на напряженном члене Мо Жаня. Невольно он почувствовал, как заключенное в нем неутоленное желание распространяется от его ладони по позвоночнику к вмиг онемевшей голове.
Наконец, у него появилась прекрасная возможность воочию оценить свирепость, мощь и величие, заключенные в этом пылающем «орудии убийства», по праву возглавившем мировой Рейтинг*. Какой же он огромный, твердый, обжигающе горячий, напряженный до предела, так что тонкая ткань исподнего с трудом сдерживала его неистовый напор. Теперь Чу Ваньнин был практически уверен, что никогда не сможет вместить в себя нечто подобное...
Кто бы мог подумать, что телесная близость с этим мужчиной способна запросто лишить человека жизни.
Теперь-то до него дошло, что предупреждение Мо Жаня о том, что ему будет больно не просто проявление излишней заботы. Совершенно очевидно, если в него засунуть такую штуку, его просто разорвет.
Но стоило ему подумать о мучениях Мо Жаня, которые он мог бы облегчить, как Чу Ваньнин вдруг почувствовал приступ безрассудной храбрости. Впрочем, возможно, дело было в том, что он являлся одним из тех людей, которые готовы поступиться своим комфортом и терпеть боль ради того, чтобы доставить удовольствие любимому человеку.
Мо Жаня же захлестнуло волной паники. Ему и так трудно было сохранять ясность рассудка, а если еще и Чу Ваньнин будет настаивать на том, чтобы принять его в себя, то вся сдержанность просто сгорит в огне страсти.
Ему ли не знать, что охваченный похотью мужчина — свирепый зверь, не чувствующий меры и не слышащий доводов рассудка, жаждущий только доминировать и обладать.
Крепко прижав к себе Чу Ваньнина, он прохрипел:
— Не делай этого, Ваньнин, ты... ты...
— Ничего страшного, я просто повторю то, что делал ты...
— Нет, — Мо Жаню казалось, что его горло ошпарили кипятком. Еле ворочая языком, он признался, — я не смогу сдержаться.
Чу Ваньнин не понял, что он имел в виду, и удивленно переспросил:
— Почему не сможешь?
Мо Жань мысленно выругался. Он в самом деле больше не мог терпеть. Дыхание на его коже, тихий голос и это тело совсем рядом — все это медленно, но верно плавило цепь, на которую он когда-то посадил свои грешные желания, и грозило спалить дотла его самого.
Низко застонав, он вдруг приподнялся и, прежде, чем Чу Ваньнин успел что-то понять, быстро перевернул его и прижал к постели. Чу Ваньнин чувствовал, как вжимающееся в него сильное, разгоряченное тело Мо Жаня словно обволакивает его сзади, заключив в теплый кокон.
Сквозь тонкий слой разделяющей их ткани, Чу Ваньнин ощутил, как все еще зачехленное внушающее трепет непревзойденное «оружие» Мо Жаня яростно толкнулось ему в промежность.
От неожиданности он тихо ахнул, и голос его в этот момент прозвучал непристойно тонко и мягко, что стало неожиданностью для него самого. Лицо тут же залила краска стыда, пальцы крепко вцепились в простыню, а губы плотно сжались, чтобы не пропустить больше ни одного позорного вздоха или стона.
Что значит «не могу сдержаться»?
Кажется, теперь Чу Ваньнин начал понимать смысл этой фразы, особенно когда Мо Жань так интенсивно терся об него возбужденной плотью, да еще и хрипло нашептывал:
— Я с таким трудом сдерживаюсь. Просто с ума схожу, настолько хочу войти в тебя и трахнуть... как ты не можешь этого понять?..
Горячее дыхание обдало его ухо, одна сильная рука опиралась на кровать, поддерживая тело на весу, а другая крепко сжимала его талию. Несколько раз ударившись о него своей нижней частью, не почувствовавший никакого облегчения Мо Жань вдруг похлопал его по ягодицам и хрипло сказал:
— Сожми ноги.
