Пока он любовался своим учеником, ему вдруг вспомнился тот год, когда Сюэ Чжэнъюн привел Мо Жаня на Пик Сышэн. В его памяти вновь появился образ немного застенчивого подростка, который, однако, мог заразить своей жизнерадостностью и энтузиазмом всех вокруг, когда был счастлив. Непонятно почему, но ему с первого взгляда приглянулся Чу Ваньнин, поэтому, несмотря на отказ, юный Мо Жань продолжал настаивать на том, чтобы именно он стал его учителем.
Долгое время этот парень настойчиво преследовал его, не желая отступать.
Впервые встретив Мо Жаня перед башней Тунтянь, Чу Ваньнин категорически отказался принять его в качестве ученика, потому что считал, что обоснование «он выглядит самым нежным и нравится мне больше всех» является по сути своей нелепостью и не внушает никакого доверия.
По этой же причине две недели он просто игнорировал Мо Жаня.
Пытаясь найти к нему подход, Мо Жань пытался расспросить госпожу Ван, Ши Минцзина и даже Сюэ Мэна.
Неизвестно, кто подал ему плохую идею «смиренно ждать у дверей наставления[181.2]», но Мо Жань начал караулить Чу Ваньнина у входа в Павильон Алого Лотоса. Он почтительно приветствовал его и обращался с просьбой об ученичестве утром, когда Чу Ваньнин уходил, и снова с уважением кланялся и просил стать его учителем, когда тот возвращался к ночи. В любую погоду, невзирая на дождь и ветер, этот юноша словно капли воды точил камень его терпения.
Но Чу Ваньнин был тверже гранитной скалы, и подобное поведение только раздражало его еще сильнее.
Ругаясь про себя последними словами, он делал вид, что в упор не замечает Мо Жаня, и проходил мимо.
Чу Ваньнин не любил, когда другие люди преследовали его словно одержимые. Сам он не был склонен к демонстрации эмоций и по жизни предпочитал иметь дело с такими же спокойными и пресными людьми.
Неизвестно, было ли это следствием полученных в детстве жизненных уроков, но Мо Жань хорошо умел читать по лицам и, почувствовав холодность Чу Ваньнина, по прошествии двух дней перестал преследовать его и навязываться в ученики.
Однако он продолжал каждый день приходить к Павильону Алого Лотоса, чтобы убрать с дорожки упавшие ветви и подмести опавшие листья.
Когда Чу Ваньнин вышел наружу, Мо Жань, смущенно почесав затылок спрятанной за спину метлой, с улыбкой поприветствовал его:
— Старейшина Юйхэн.
На рассвете он не желал ему доброго утра, поздно вечером не говорил «спокойной ночи».
Это всегда было только одно предложение — «старейшина Юйхэн» и милая улыбка.
Чу Ваньнин обычно даже не смотрел на него и просто шел по своим делам. Но слыша, как за спиной Мо Жань работает метлой, сметая с дорожки опавшие листья, он больше не чувствовал раздражения.
Так прошло десять дней. Однажды рано утром он как обычно вышел из павильона. Этой ночью в пруду распустилось больше десятка алых лотосов и, вдохнув полной грудью напоенный изысканным ароматом влажный воздух, Чу Ваньнин пришел в самое прекрасное расположение духа.
Толкнув дверь, он увидел длинную извилистую горную дорогу, на которой сидел юный Мо Жань. Низко склонив голову, он пытался вытащить из трещины в каменных ступенях лист, который, по всей видимости, до этого безуспешно пробовал вымести. В итоге это ему удалось, после чего он распрямил спину и уже хотел выбросить свою добычу в ближайшие кусты.
Подняв глаза, Мо Жань обнаружил, что Чу Ваньнин стоит рядом с ним около Горных Врат. Сначала он был ошеломлен этим внезапным появлением, но быстро пришел в себя и растянул губы в улыбке. Его рукава были закатаны, а в вытянутой руке зажат мертвый лист, который он не успел выбросить. Махнув Чу Ваньнину, он привычно сказал:
— Старейшина Юйхэн.
Чистый голос словно сладкий нектар наполнил уши Чу Ваньнина, и звонким эхом отразившись от горных пиков, затерялся средь белых облаков, пробивающихся сквозь них солнечных лучей и шелеста ветра в зарослях бамбука.
Чу Ваньнин застыл на месте. В лучах слепящего утреннего солнца его глаза были похожи на пронизанный светом темный янтарь. Прищурившись, он присмотрелся повнимательнее к этому юноше и в какой-то момент ему показалось, что даже мертвый лист в руке Мо Жаня словно ожил и заиграл новыми красками, став таким же ярким, как его лучезарная улыбка.
Натянув на лицо привычную маску спокойствия, Чу Ваньнин неспешно спустился по каменным ступенькам.
Мо Жань уже давно привык к подобному безразличию и просто отступил в сторону, почтительно пропуская его.
Конечно, старейшина Юйхэн как и всегда прошел мимо него.
Но потом вдруг слегка повернул лицо назад и, бросив на юношу мимолетный взгляд, голосом чистым, как горный родник, и спокойным, как озерная гладь, произнес лишь одно слово:
— Спасибо.
Мо Жань на миг даже немного обомлел, но тут же его глаза ярко вспыхнули и, небрежно отмахнувшись, он поспешил заявить:
— Не за что, это ведь обязанность каждого ученика.
Чу Ваньнин тут же охладил его радость:
— ...Я не собираюсь принимать тебя в ученики.
Однако его тон и выражение лица уже не были так тверды, как раньше.
После этого Чу Ваньнин развернулся и продолжил свой путь. Но уже через пару шагов, непонятно почему, возможно из чувства жалости, он не выдержал и снова обернулся.
И к своему удивлению обнаружил, что Мо Жаня совершенно не расстроил его отказ. Со счастливым выражением лица, буквально горя воодушевлением и неистощимой энергией, он продолжил подметать ступени.
...Неужели этот глупый мальчишка просто пропустил мимо ушей его последние слова и, запомнив только сказанное в самом начале «спасибо», теперь просто до неприличия счастлив?
Несколько дней спустя пошел дождь.
Он был не слишком сильный, а Чу Ваньнин всегда был чересчур ленив, чтобы брать с собой зонт или пользоваться барьером для защиты от непогоды. Вот и в этот раз он решил, что до Платформы Шаньэ идти не так уж и далеко, а если дождь усилится, и он все-таки вымокнет, то всегда можно высушить одежду при помощи заклинания.
Толкнув дверь, он вышел из павильона.
Мо Жань оказался на том же месте.
Но сегодня он не подметал дорожку, а, отложив метлу в сторону, сидел на корточках спиной к Чу Ваньнину, держа в руке зонтик из промасленной бумаги[181.3]. Все его внимание было сосредоточено на чем-то, лежащем на земле, спина напряжена и лишь узкие плечи иногда подрагивали. Этот юнец не отличался высоким ростом, а после того как присел, стал выглядеть совсем уж маленьким. Со стороны, с этим большим темно-коричневым зонтом он казался похожим на гриб, вылезший из-под земли после весеннего дождя.
Чу Ваньнин едва заметно улыбнулся. Подойдя к нему сзади, он слегка откашлялся и спросил:
— Что ты делаешь?
— Ой... — юноша вздрогнул от неожиданности. Повернув голову, он посмотрел на него снизу вверх и произнес свою коронную первую фразу, — старейшина Юйхэн?
Прежде, чем Чу Ваньнин смог ответить, широко открыв глаза он произнес вторую фразу:
— А почему вы не укрылись под зонтом?
Перед тем, как он успел что-то сказать, Мо Жань вскочил на ноги и, поднявшись на цыпочки, поднял зонт повыше, припечатав его третьей фразой:
— Я отдам вам свой.
Но, в конце концов, он был слишком мал ростом, да еще и стоял на ступеньку ниже, поэтому, несмотря на все старания, ему с трудом удалось прикрыть зонтом макушку Чу Ваньнина. А вот держать зонтик ровно у Мо Жаня не получилось, и при первом же сильном порыве ветра его рука дрогнула, зонт накренился и капли воды словно прозрачные бусины посыпались на шею Чу Ваньнина, холодными змейками пробравшись под его воротник.
Опять не дав Чу Ваньнину и слова сказать, Мо Жань начал извиняться:
— Я виноват! Простите!
Чу Ваньнин: — ...
Когда Мо Жань произнес первую фразу, он хотел сказать: «Да».
Когда Мо Жань произнес вторую фразу, он хотел сказать: «Без надобности».
