И вроде ведь все у него теперь есть: красавица, слава и могущество…
Так почему нет чувства удовлетворения?
Мысленно он протискивался сквозь толпу этих льстивых лиц, которые восхваляли его великолепие, превозносили его мудрость, преклоняли колени, лебезили и угодничали, и видел, что все они были похожи как две капли воды.
А потом среди этого хора, он услышал, как невиданной красоты дева ласково зовет его нежным, как лепестки пиона, голоском:
— Муж мой… муж…
Ему стало тошно и мерзко. Он попытался выбраться из толпы подхалимов, однако этот приторный голос, словно патока, обволакивал и тянул назад.
Он внезапно оттолкнул Сун Цютун так грубо, что прелестная невеста отлетела и упала ничком на багряно-красное брачное ложе. Зазвенели золотые украшения в волосах, застучали нефритовые бусины на подвесках. Внутри этой наполненной роскошью иллюзии Мо Жань чувствовал, как все ложное и наносное деформируется и плывет. В какой-то миг ему показалось, что эти золотые блики всего лишь призрачные огни заблудших душ, а ярко-красные свадебные свечи льют кровавые слезы.
Мо Жань чувствовал гадкий привкус во рту и отвращение… но не мог понять, от кого его тошнит? От Сун Цютун? Или, может быть, от того, каким он стал?
И он бросился прочь из комнаты.
В прошлой жизни мало кто знал, что в день свадьбы Наступающего на бессмертных Императора, императрица Сун Цютун была отвергнута и покинута, а Мо Жань, одетый в расшитое золотом алое свадебное одеяние, одним ударом распахнул двери Павильона Алого Лотоса.
Император вошел внутрь, и вскоре свет в надводном павильоне погас. Так супруг Сун Цютун провел в том доме всю свою первую свадебную ночь.
Только вечером следующего дня, когда Сюэ Мэн ворвался на Пик Сышэн и устроил переполох, разомлевший Мо Жань томно распахнул двери Павильона Алого Лотоса и, на ходу поправляя кое-как натянутую одежду и головной убор, с самым что ни на есть непристойно удовлетворенным выражением лица неторопливо зашагал в направлении приемного зала своего дворца.
Никто из посторонних так и не узнал, что же на самом деле случилось в ту ночь в Павильоне Алого Лотоса.
Попрощавшись с Наньгун Сы, Чу Ваньнин и Мо Жань вместе вернулись к месту своего поселения.
Чу Ваньнин вдруг холодно спросил:
— Только что, когда Наньгун Сы говорил, что Сун Цютун красива, ты так странно уставился на нее и будто окаменел. Почему?
— Я представил, как она выглядит в свадебном платье, — ответил Мо Жань.
Как обычно в Чу Ваньнине тут же взыграла ревность. Он раздраженно тряхнул рукавами и с ледяным выражением лица процедил:
— Непристойные мысли! Разве можно думать о чужой невесте?
Мо Жань улыбнулся:
— Кто сказал, что я о ней думаю? Я думал о том, какой фасон платья она выберет при ее типе внешности и только. Уверен, в красном она и вполовину не так хороша, как мой учитель.
— …
Изначально Чу Ваньнин просто хотел излить переполнявший его гнев, но был застигнут врасплох, когда этот дерзкий волкособ лизнул его ладонь.
Лицо его побледнело, затем покраснело, и он надолго замолчал, не в состоянии подобрать слова. В конце концов, Чу Ваньнин снова раздраженно взмахнув своими длинными рукавами и потребовал:
— Ту неловкую историю с Призрачным Церемониймейстером больше никогда не упоминай.
Мо Жань лишь вздохнул про себя: «Я упомянул это не для того, чтобы тебе было неловко. Ты сам спросил меня, а я не захотел тебе врать, поэтому сделал комплимент твоей красоте, но теперь ты смотришь на меня так, словно хочешь убить...
Вот только, даже когда ты злишься на меня, я ощущаю невыразимую сладость.
Стоит мне подумать, что когда-то я уже потерял тебя, и я чувствую, что от того, что сейчас ты можешь так энергично и самозабвенно бранить меня, мое сердце словно погружают в кадку с медом. Чу Ваньнин…
Что поделать, мне не под силу не хотеть тебя».
Время пролетело незаметно, и вскоре день свадьбы Наньгун Сы приблизился вплотную.
Духовная школа Жуфэн была переполнена гостями, прибывшими со всего мира[157.9]. Мастера из прославленных школ и главы небольших орденов, странствующие заклинатели и не имеющие духовной силы богатые купцы — все, кто не приехал заранее, теперь сутками простаивали у городских ворот в очереди желающих попасть на грандиозное торжество. Если смотреть с высоты птичьего полета, то за несколько дней Линьи стал похож на огромный шелковый зонт, который продолжали плести похожие на ткацкие челноки снующие туда-сюда экипажи и повозки. Заполнившие улицы разодетые в лучшие наряды мужчины и женщины стали стежками этой яркой живой вышивки. Сверкая жемчугами и самоцветами, изумрудами и украшениями из нефрита они, словно яркие звезды Млечного Пути, заполнили главную улицу, ведущую к сердцу ордена Жуфэн.
Пока они были в Линьи, отец Сюэ Мэна таскал сына за собой на все приемы, заставляя его знакомиться с подходящими по возрасту заклинательницами.
— Господин бессмертный Ван, сколько зим сколько лет, давно не виделись, рад встрече. Ой-ой-ой, а это разве не малышка Сяо Маньто[157.10]? Ого! Уже такая взрослая, а стройная какая, глаз не отвести! Настоящая покорительница мужских сердец! Давай, Сюэ Мэн, скорее иди сюда, поприветствуй своего дядюшку[157.11] Вана.
Сюэ Мэн неохотно подошел и, почти не открывая рта, сказал:
— Приветствую начальника[157.12] Вана.
Сюэ Чжэнъюн отвесил ему легкий подзатыльник и, продолжая улыбаться, сквозь зубы процедил:
— Дядя Ван, а не начальник Ван.
— Ха-ха-ха, да все равно, это же одно и то же. Все-таки Любимец Небес такой блестящий талант и красавец. Сразу видно, в тебя уродился, старина Сюэ, похоже, Небеса и правда к тебе благосклонны!
В конце концов, Сюэ Мэна и «малышку Маньто» выпихнули прогуляться по саду. Сяо Маньто в этом году исполнилось шестнадцать. Дважды по восемь — возраст буйного цветения, однако вела себя девушка весьма отчужденно и скованно. Некоторое время она молча шла бок о бок с Сюэ Мэном, а затем сказала:
— Старшие настояли на нашей совместной прогулке с определенным умыслом. Молодой господин Сюэ не может этого не понимать.
— Угу.
— Однако я сразу хочу предупредить возможное недопонимание: мы можем прогуляться вместе, но темперамент молодого господина Сюэ мне не по душе. По этой причине не стоит думать обо мне и строить какие-то планы.
— Э… а?!
Сюэ Мэн был потрясен и тут же встал, как вкопанный. С посеревшим лицом он повернулся к Сяо Маньто.
Тогда этот маленький полевой цветок[157.13] гордо вскинула подбородок и довольно заносчиво и вызывающе холодно заявила прямо в лицо Сюэ Мэну:
— Мое сердце уже занято, даже если господина Сюэ так сильно тянет ко мне…
— Ты ненормальная?! — взорвался Сюэ Мэн. — Меня? — с ошеломленным выражением на лице он ткнул пальцем в свою грудь. — Меня тянет к тебе?
— А иначе зачем ты увел меня гулять по заросшей тропинке в самую отдаленную часть сада? Еще скажи, что не замыслил дурное[157.14]?
— Почему ты мне сразу не сказала, что у тебя дыра в башке?!
Тут вспыльчивый темперамент Сюэ Мэна и проявился. Глаза его метали громы и молнии, пока он снова и снова повторял:
— Меня тянет к тебе? Ты мне нравишься?! Мне?!..
— Зачем ты столько раз повторил, что тебя ко мне тянет? Ты точно развратник[157.15]! — Сяо Маньто тоже оказалась не робкого десятка. Топнув ногой, она гордо вскинула подбородок и залепила Сюэ Мэну хлесткую пощечину.
У Сюэ Мэна от злости в голове помутилось и перед глазами все поплыло. Вот так, ни за что, ни про что, эта маленькая ручка нанесла такой болезненный удар по его лицу и самолюбию. От растройства и обиды его разве что кровью не рвало. Если бы госпожа Ван не наставляла его всю жизнь, что женщинам надо уступать, пожалуй, он бы уже придавил к земле эту Сяо Маньто и затолкал эти слова в ее цветочный гудок[157.16].
