— И штаны тебе натянула вовсе не вера, — бросила она и, поднырнув под его руку, выбралась на узкую улицу.

Сзади послышалось злое, бессильное рычание Дамиана.

— Князь Всемогущий, дай мне терпения, иначе я сейчас придушу ее своими руками, — пробормотал он себе под нос вымученно.

Авалон огляделась по сторонам и, не оборачиваясь, бросила:

— Я иду искать Марту.

Она свернула налево, возвращаясь к тому месту, откуда прибежала. Скорее всего, эти улицы уже осмотрели вдоль и поперек, поэтому ей ничего не… Впереди в темноте забрезжил свет. Сердце Авалон подскочило и резко рухнуло вниз. Ее за руку схватил Дамиан и дернул в ближайшие кусты.

— Тебя только за дровами для собственного костра отправлять, — прошептал он рассержено ей на ухо, стоя вплотную к ней сзади. — Если ты умрешь, умру и я.

— На то и расчет, — Авалон повернула голову, чтобы звук ее тихих слов достиг только его ушей. — Твои руки пригодятся, если мы встретимся с храмовниками.

— Я не собираюсь убивать своих братьев!

— Что-то поздно ты спохватился, — Авалон осеклась и спросила: — Как ты освободился? Я же сильно завязала узлы.

— Мучительно несносно ты их завязала. — Ей показалось, что Дамиан усмехнулся, но она не могла обернуться полностью и убедиться в своей догадке. Она почувствовала, как он приблизился к ней, ощутила дыхание на щеке. — Не переживай, я обязательно покажу тебе, как это делается, когда буду привязывать тебя к остову костра.

Авалон могла поклясться, что услышала, как треснуло ее сердце.

— Он ушел. Пошли, — Дамиан подтолкнул ее вперед и заставил двигаться, не подозревая, какие тугие узлы завязались в ее животе. Они вполне могли соперничать с теми, что мог завязать он.

Она побрела за ним, радуясь, что холод остужает ее мысли. В горле как будто застряла заноза — ни сглотнуть, ни выплюнуть. Авалон чувствовала себя одурманенной — ей было точно так же тревожно, когда Каталина предложила ей дым из гранатовых листьев. Точно так же колотилось сердце и тянуло низ живота. А потом Авалон стошнило. Видимо, и сейчас она где-то ненароком вдохнула дыма из гранатовых листьев. Она подумала о том, что комната, отведенная им с Дамианом, по признанию Марты, сдавалась бархатным девицам.

Ну, конечно! Марта припрятала у себя зерна, значит и для своих постоялиц у нее может найтись дым! В комнате остались пары, которыми я надышалась.

Авалон испытала сокрушающее облегчение. И едва не расплакалась от этого осознания. Оно было ей необходимо.

Они дошли до конца улицы, Дамиан выглянул из-за угла, держа руку на рукояти малого кинжала. Он издал сдавленный стон. Авалон спешно посеменила к нему. Снег поскрипывал под ее ногами. Дождавшись, пока Дамиан освободит ей место, она тоже выглянула из-за угла. Они обошли площадь, и теперь костер был к ним ближе, а люди больше не казались далеким миражем. Горожан были десятки. Они загораживали обзор, но Авалон все равно разглядела, что храмовники подтащили клетки, оставившие черные борозды в сером загвазданном снеге. Толпа стала расступаться, заржал конь. От предчувствия дурноты Авалон стало плохо. Но она не могла понять, что происходит, пока изменчивое сознание толпы не заставило людей дать дорогу высокому человеку в белоснежной котте, которого она приняла за инквизитора из своего прошлого. За ним тащился трастамарский буйвол с широкими, обрубленными рогами, и тащил узкую клетку, в которой сидела маленькая девочка. Авалон онемела. Оборванка — в драном платье, босая, с чумазым лицом и всклокоченными волосами. Она плакала, и буйвол прядал ушами, вышагивая за инквизитором к костру.

Авалон в ужасе отпрянула от угла дома. Голова пухла от сталкивающихся мыслей.

— Там… там девочка, Дамиан! — Она бросилась к нему. — Там маленькая девочка. Ты видел? — Она вскинула дрожащую руку и указала в сторону площади. — Она… она в клетке, как собака. Ее хотят сжечь! Мы… мы должны помочь!

Она сбивчиво тараторила, глотая окончания слов, и, запыхавшись, в надежде уставившись на Дамиана. Брови его изогнулись, а выражение лица стало беспристрастным.

— Если ее поймали, значит, она виновна и заслужила наказание.

— Это же маленькая девочка! — Авалон едва не завизжала от захлестнувшего ее гнева и возмущения.

— Если ее поймали, значит, она виновна и заслужила наказание, — безэмоциально повторил он, словно заученную речь.

— А ты виновен и заслужил? — спросила она едко.

Дамиан собирался что-то ответить, но отвел взгляд и раздраженно промолчал.

— Я… я!.. — Авалон задыхалась от своего презрения к нему. — Ты чудовище! — выплюнула она и развернулась, чтобы броситься на площадь.

Она успела сделать несколько шагов прежде, чем Дамиан схватил ее сзади и потянул назад.

— Мы умрем там! Ей нельзя помочь!

— Ты даже попытаться не желаешь! Она — маленькая девочка! Маленькие девочки не могут быть виноваты ни в чем! Но вы, изверги, готовы пытать их, насиловать и убивать, прикрываясь своим божком! — Авалон расплакалась к концу своей тирады. Она не знала, о ком больше плачет: о той девочке в клетке или о себе.

— Всех не спасти! — рявкнул он ей на ухо, таща прочь. — Там целая толпа горожан и десятка два храмовников! Хочешь составить этой девчонке компанию на костре⁈

Дамиан буквально рычал ей в ухо, не давая вырваться. Он протащил ее так через несколько кварталов, после чего бросил на землю возле каких-то коровников. Ударившись локтем, Авалон села, продолжая рыдать. У нее все внутри разрывалось. Она едва могла дышать — ей чудилась удушливая жара от раскаленного металла клетки. Она ненавидела Дамиана. Ненавидела так, как никого не ненавидела в своей жизни. Даже Филиппе казался ей теперь не таким ужасным человеком. Даже инквизитор, тащивший девочку на костер, был лучше него, потому что искренне верил, что ведьмы — воплощенное зло. Но Дамиан! Она подняла на него злобный взгляд. Нет, он был хуже них всех вместе взятых. Она была уверена, что после того, как его самого приговорили к казни, Дамиан понимает: их задрипанный Храм уже давно прогнил, а инквизиторы издеваются над женщинами для собственного удовольствия и ощущения власти. Но он продолжал верить в свои глупые, дохлые чистые идеалы, давно замаранные в грязи и крови.

— Ты трус! — с яростью выплюнула она.

— Хоть кем обзови, реальность от этого не изменится! — рассвирепел он в ответ. — Головой надо думать! Если на той площади ты привлечешь внимание, нас убьют. Совсем недавно ты говорила мне, что хочешь жить! Зачем тогда пытаешься кидаться прямо в пасть голодному волку? Чтобы что⁈

— Чтобы спасти ее!

— Ты не спасешь никого на той площади! Они все уже потеряны! И прекрати реветь, питая свое чувство вины. Ты ничего этим не изменишь! Мы только тратим время. Пока все внимание храмовников там, мы можем выбраться из города.

— И куда же ты собираешься, а, Баргаст? — раздалось за Дамианом.

Он резко обернулся, выхватывая кинжал. Авалон вскочила, готовясь бежать, но было уже поздно. Из мрака, скопившегося у стены коровника, вышел медведеподобный мужчина. Густые волосы и борода припорошены снегом. Некогда белоснежная котта с символом ватры игнис грязная, в пятнах крови на подоле.

— Варес, — судорожно процедил Дамиан, целясь кинжалом в шею здоровяка.

— Давно не виделись, Баргаст, — сухо ответил мужчина.

Авалон опустила взгляд и заметила, что его короткий меч упирается Дамиану в бок.

У нее подкосились ноги от страха.

— Я не хочу причинять тебе вред, Варес, но, если ты попытаешься меня остановить, мне придется тебя убить.

— Ты совсем дебил, Баргаст? С какого хера я должен тебя останавливать? — хмыкнул Варес, убирая меч. — Ты где так башкой приложился?

Дамиан ощутил, как подгибаются колени от облегчения.

— Клянусь Князем, я поверил, что ты с ними, — пробормотал он, убирая в ножны кинжал.

Дамиан и так всегда сомневался, сможет ли выйти победителем из драки с Варесом, начнись такая внезапно, но даже в воображении у них были равные возможности. Сейчас же, одетый в какие-то потрепанные жизнью одежды из гостиницы и едва сдерживающий боль в ноге, он явно уступал трезвому Варесу, облаченному в полное обмундирование храмовника. Впрочем, ему на мгновение показалось, что одежда для капитана маловата. Отбросив странную озадаченность такой незначительной деталью, Дамиан похлопал Вареса по плечу.