Это были не обычные слезы.

Отказавшись предаться с вёльвой Арамовым грехом, Дамиан только что нарушил кровавую сделку.

[1] Идиот.

[2] Тебе нужна помощь, сестра?

Авалон судорожно захлебывалась — ей казалось, что она сейчас задохнется из-за нехватки воздуха. Глаза ело, слезы обжигали щеки расплавленным свинцом и превращали несколько пляшущих огоньков свечей в десятки. Мысли разбегались, словно круги от падающих в воду капель.

Она его спровоцировала. Вела себя вызывающе, прощупывала границы и ходила по лезвию, чтобы упрочиться в собственном ощущении безопасности. Ей ударило в голову чувство власти над ним.

Инквизиторы, которых она так боялась. Демоны в белом, чудовища в обличьях людей, снившиеся ей каждую ночь после убийства родных. Она так их страшились. Она страшилась Дамиана. Страх доводил ее до исступления и выжигал всю радость. А обряд сживления вдруг стал спасением в этом океане ужаса — он дал ей возможность не бояться. И все равно она не сразу ухватилась за вожжи — инквизитор все время взбрыкивал и давал ей понять, что он опасен. Она же, ослепленная и опьяненная чувством безнаказанности, в этот раз затянула вожжи слишком сильно. И оказалось, что на том конце вовсе не конь, стерпящий ее самоуправство, а дикий волк. С мордой, опутанной веревками, стреноженный и загнанный под воз да только все еще с острыми когтями.

Старые шрамы на ногах Авалон пульсировали, как будто эти раны ей нанесли только что. Все казалось нереальным. Искаженный мир, треснувший осколками ее самоуверенности ей прямо в лицо. Она сама была виновата. Настолько упилась ощущением власти над Дамианом, над диким волком, что жил внутри нее ледяным ужасом, что забыла — смерть не самое страшное, что могло с ней случиться. Впрочем, Авалон не покидало чувство вины. Размазывая по лицу слезы, она пыталась отодвинуть от себя затаившуюся предательскую мысль.

Она хотела, чтобы это уже случилось с ней.

Она хотела, чтобы он не останавливался и сделал это. Взял ее прямо здесь. Наказал за ее самоуверенность, за дерзкую мысль, что она может быть хозяйкой своей судьбы. Она хотела, чтобы Дамиан сделал то, что планировал сотворить с ней инквизитор, оставивший на ногах шрамы. Она хотела, чтобы он сделал то, чего желал Филиппе, погружая в нее свои пальцы. Она хотела, чтобы с ней уже случилось ее судьба. Она чувствовала, что Персена уготовила ей такое испытание. И сколько бы она от него ни бежала, рано или поздно не один так другой мужчина возьмет ее насильно. Она знала, что это будет так. И она хотела, чтобы это уже случилось. Просто, чтобы больше не бояться. Просто, чтобы покориться року. Она решила, что лучше это будет инквизитор, чем Дубовый король, когда застала Дамиана за подглядыванием. Его тяжелый, пристальный взгляд воскресил в памяти ее собственное воспоминание — его сильные плечи, глубокие кровавые раны, пот на коже, вздымающаяся грудь и тихий рокот, сорвавшийся с его губ. Воспоминание об этом рокоте обожгло ее кровь, прилившую к груди и нижним губам. Низ живота потянуло, и Авалон испугалась. Он исчез за дверью, а она, сидя в воде, пыталась справиться с паникой. Сердце ее колотилось так быстро, что ей казалось — она сейчас задохнется. Сколь низко она пала, раз согласна была, чтобы ее взял кровавый инквизитор? Он желал ее убить, десятки раз угрожал! И смотрел в щель ширмы своим тяжелым взглядом так, будто… Она сглотнула вязкую слюну, наполнившую рот. У нее появилась странная, абсолютно дикая мысль.

Эта мысль привела ее к теперешнему моменту. Она вознамерилась использовать Дамиана, чтобы навсегда решить свою судьбу. Навсегда испортить себя для Филиппе, навсегда забыть о страхе, сжимавшем ее сердце, но инквизитор показал ей, что она заблуждается в своих фантазиях освободиться от судьбы.

Персена предрекла ей пройти через близость, испытав боль и отвращение.

Авалон повторяла это, сжавшись на кровати. Приятное тянущее ощущение испарилось из ее тела вместе с разбитым чувством власти и безопасности. Не было больше никакой смелой Авалон, она придумала ее, чтобы справиться с событиями последних дней. И зря. Она ведь давно поняла, что сила притягивает насилие. Ей нужно было вновь стать слабой и покорной. Авалон знала, что Персена желает именно такого пути для нее, но все равно сжимала под подушкой нож, глядя на растерянного Дамиана.

Авалон сморгнула слезы и затихла, перестав плакать. Ее удивило, как изменилось выражение его лица. Ей показалось, или он был смущен?

Дамиан нахмурился.

Ну конечно, показалось.

Авалон, озадаченная резкой сменой его настроения, приготовилась к чему-то худшему. Дурное предчувствие надавило ей на плечи, как тяжелая шаль. Он наверняка сейчас попытается ее обмануть и напасть. Она покрепче обхватила рукоять ножа. Он не застигнет ее врасплох.

И все-таки застиг.

Из его глаз потекли кровавые слезы.

Внутри Авалон все похолодело.

Кровавая сделка нарушена.

Дамиан смахнул слезы и тупо уставился на окровавленные пальцы. Он долго смотрел, не отрываясь, а потом поднял взгляд, и еще более пристально посмотрел на Авалон своими алыми слезящимися глазами. Она буквально почувствовала, как смерть с воплем протянула к ним руку. Нарушенная сделка грозила погибелью не только Дамиану. Сначала кровавые слезы, потом кровь из носа, заканчивалось все обычно кровавым кашлем, когда ею наполнялись легкие.

Авалон прокляла мгновение, когда решила спасти Дамиана. Если бы не ее дурацкая боязнь остаться одной, не было бы никакого обряда сживления, что не привело бы их к теперешнему моменту.

Дамиан смотрел на нее. Она смотрела на него.

Напряжение в молчании накапливалось, как молнии в грозовой туче.

Она читала по его искаженному лицу, с каким отвращением он осознает все, что сейчас должно произойти. Шрамы на ее ногах горели огнем, а страх закручивал узлы в животе. Сердце отстукивало истекающие мгновения перед непоправимым. Дамиан все так же молча возвел очи горе и тяжело выдохнул — будто выдыхал все свои сомнения и убеждения.

Он сделал шаг к кровати. С мучительной медлительностью потянул через голову рубаху. Отложив ее в сторону, он сделал еще шаг. Авалон с опаской следила за его приближением и не могла оторваться от свежих ран, оставленных на его теле зубами собак. Ей было так страшно, когда они напали на них. Но тот страх сейчас казался ущербным, тенью настоящего страха, который поселился в ее груди теперь.

Она опустила взгляд. Кровь стучала в висках, заглушая мысли.

Кровать скрипнула под его весом. Судорога волной прошла по ее телу. Горло сжало от отчаянного крика ужаса, но понимание своей обреченности склеило ей губы, точно смола. Он приблизился — кровать продавилась практически возле нее. Он молча ждал.

Она повиновалась: легла и отвернулась, закрыв глаза, чтобы не видеть миногу, и не отпуская ножа, спасительной иллюзии, что она может все прекратить в любой момент. Ей так хотелось верить, что у нее был выбор, но все вокруг всегда знали, как ей лучше. Персена, мадам Монтре, Каталина, Филиппе и даже Бас с Хорхе. И только она не знала, как ей будет лучше. Единственное, что она знала — она не хотела, чтобы это все произошло вот так, с дыханием смерти в лицо.

В оглушительной тишине, в которой раздавался лишь треск огня, она услышала, как он шипит сквозь зубы. Затем раздался шорох снимаемых штанов.

Глаза под закрытыми веками наполнились горячими слезами. Авалон сжала зубы.

Персена знает лучше. Каталина тоже знала лучше, как ей подороже меня продать. Жаль только, что они обе продешевили — ребенка мне заделает не король, а бастард.

Он дотронулся до ее бедра. Кожу обожгло, словно клеймом. Авалон вздрогнула. Темнота перед глазами и скопившиеся слезы будто запечатали ее эмоции внутри — не вырвутся, пока все не прекратится. Лишь паника расширяла черную дыру в ее желудке.

Дамиан подхватил ее под колени. И хотя ноги ее онемели, она не сопротивлялась, когда он развел их.