— На что ты готов ради веры, мой мальчик? — Падре смотрел на него с выражением благоговения, сквозь которое прорвалось плохо скрываемое нетерпение. — Дамиан, в чем дело?

Он почувствовал, как у него защипало в глазах, как горячий щекочущий на морозе след протянулся по щеке. Что-то капнуло ему на ладонь.

— На все, Падре, — ответил Дамиан, борясь с дрожащими замерзшими губами и окоченевшими пальцами.

Он с трудом разжал их и бросил факел в очистительный костер своей матери.

Мороз ужалил его заслезившиеся глаза, а ветер наградил несколькими ледяными пощечинами. Лошадь под Дамианом переступила с ноги на ногу, и он моргнул, вернувшись мыслями к настоящему и замешкался, разглядывая суматоху: черные рясы мелькали по фоне первого снега, зажженные факелы шипели и плевались огненными искрами, запряженные кони всхрапывали, тяжелые цепи гремели, металлическая клетка лязгнула, словно заскулившая собака, получившая хорошую трепку.

Спешившись, Дамиан передал повод в руки подбежавшего щуплого конюшего мальчика и оглянулся в поисках старосты деревни. Того как раз выволокли из дальней хижины — вырывающегося и бранившегося на всю улицу. Домашний халат распахнулся, обнажив волосатое пузо и скукожившийся от холода отросток. Босые ноги раскраснелись, оставляя на снегу длинные полосы следов: будто свинью на убой тащили.

— Отпустите, лилитские псы! — верещал он угрожающе, брызгая слюной. — Куда вы меня ведете⁈

Деревня всполошилась: из дверных проемов повысыпали дети, за ними стали высовываться из окон мамаши в ночных чепчиках. Когда старосту дотащили до Дамиана и швырнули ему в ноги, деревенское мужичье продрало глаза от вечерних попоек и сгрудилось кольцом вокруг незваных гостей.

— Да вы знаете, кто я такой⁈ — староста попытался гордо встать, но тяжелый сапог конвоира двинул его в спину, и жирдяй снова завалился в снег.

— Разумеется, я знаю. — Дамиан завел руки назад, подражая беспристрастной позе своего наставника, и продолжил. — Неужели вы думаете, что мы имеем привычку вытаскивать из постелей шлюх всех без разбора?

— Да как вы смеете! — взревел староста. — Вы меня с кем-то спутали! Я чту законы Князя мира сего! Вы, храмовники, совсем из ума выжили!

Дамиану даже не пришлось открывать рта — сапог стража вновь прилетел ровнехонько по печени. Староста взвизгнул и скрючился, обнимая себя руками. Из его рта вырывалось сердитое шипение. Дамиан обвел взглядом деревенских жителей. Мужики, кто с похмелья, кто — пьяные вдрызг, нахохлились, точно индюки, хмурились и зажимали кулаки. Он с легкостью читал по их лицам: старост по обыкновению не жалуют, но своих в обиду пришлым не дают. Коли набедокурил — так и пусть ответ держит перед своими. Гневный ропот рождался в круге, как злобный рык — в пасти ощерившегося пса. Да только не по зубам им был храмовый волк.

— Люди должны вести себя так, чтобы их отношения не требовали вмешательства короля и Храма. — Вместе со словами в морозный вечерний воздух взвился пар. — К вам на проверку был отправлен инквизитор Традоло — он пропал вместе с сопровождающими. Мы прибыли сюда по приказу господина нашего, короля Горлойса, и Падре Сервуса, дабы исполнить их волю — отыскать следы и расследовать преступление.

Дамиан заметил, что воинственности в поведении деревенских поубавилось — они стали переглядываться, волнение и испуг плескались во взглядах, страх зажимал их губы. Любопытные дети перестали вжиматься носами в окна, видимо, были утянуты матерями вглубь домов.

— Если вы знаете, что с ними стало — говорите и снимите вину с головы вашего старосты.

Тишина. Только фыркали лошади, тряслась металлическая сбруя да щелкали на резком ветру плащи.

— Ясно. Старосту — на допрос, Храмовники займут его дом. — Распорядился Дамиан, напряженно вглядываясь в публику.

Под ложечкой засосало, он ждал, что мужики воспротивятся, разжал руки и уже тянулся пальцами к рукояти кинжала. Он был готов к драке даже тогда, когда старосту подняли и потащили к клетке — посидит, померзнет, подумает над тем, как давать правильные ответы. Но вид обреченного на храмовое судилище человека не топит сердца и не закаляет волю защищать, нет. Это Дамиан знал очень хорошо. Никто не хочет оказаться на месте старосты — а первый, кто рванет на выручку, определенно окажется там же. Никто не желает быть первым. Поняв, что очередная деревня только подтверждает его предположения, Дамиан расслабил пальцы. Мужики спешно расходились, занавески на окнах плотно задергивались.

— Я приказал перенести твои вещи внутрь и обыскать дома, не дожидаясь утра. За деревней возле могильника наши нашли обрывок сгоревшей белой тряпки. Пока говорить трудно, но даже это можно вынести на суд, как доказательство. Ставлю пинту сидра, что староста замешан в продаже зерен. Как пить дать, Традоло нашел в его бумажках признаки подпольных сделок. Отчекрыжим голову старосте — и дело с концом.

Дамиан искоса посмотрел на своего подручного — капитана Вареса. Тот привычным отточенным жестом закрутил усы наверх, словно этим движением ставил на кон не только пинту сидра, но и собственное достоинство.

— Здесь пропали семеро Храмовников, Варес. Даже всей ватагой напади — от них осталось бы больше, чем лоскут белой ткани. Думаешь, деревенщины на такое способны?

— Да всех их тут Лилит веревочкой связала, — пожал он могучими плечами.

— Здесь наверняка будет гранатовый след, но надо понять, что произошло. У нас за последние полгода пропали три отряда.

— Так то когда было. Да и разобрались уже. Одних в ночи задрали волки или бешеные псы, вторые заплутали и утонули в болоте. Я видел место — там не было нападения.

— Или мы чего-то не знаем, — хмуро сказал Дамиан и добавил. — Пусть наши не болтают. Я пройдусь пока.

— Я прослежу, чтобы ребята держали морды на замке. — Варес кивнул и, отдав честь, ушел исполнять распоряжение, поскрипывая сапогами по снегу.

Дамиан окинул площадь пристальным взглядом, пытаясь отыскать признаки чего-то необычного. Затем поправил плащ и отправился изучать деревню, готовящуюся ко сну. Продуваемые неистовыми порывами ветра улицы обвивали здания крысиными хвостами, пересекались и сливались, будто желали превратиться в крысиного короля. Дамиан шагал вперед не с какой-то определенной целью, а скорее повинуясь внутренней чуйке. Заглядывал в окна хижин, тянул носом воздух, несший разряженный аромат приближавшегося снежного бурана и хлева, присматривался к реакции собак и скота.

Пошел снег — зима охотно показывала морозные зубы.

Дамиан обошел деревню четырежды: за сына, отца, короля и Князя мира. На каждом перекрестке оставил пучок священной белой омелы — защита от злых чар, колдовства и гневливых неупокоенных духов. Возможно, думал он, Варес прав, и пропажи трех отрядов не связаны между собой, а он зря волнуется. Да только что-то здесь было не так. Три отряда Храмовников, вооруженные железом, благословением омелы да божьим словом, пропали без вести, не оставив после себя ни тел, ни одежды, ни следов борьбы. Глубоко задумавшись, Дамиан замер, сидя на корточках и теребя руками только что опущенную на землю ветвь омелы. И вряд ли бы заметил шмыгнувший в сгустившихся сумерках силуэт, если бы об его ногу не захотел обтереться назойливый кот, требующий ласки. Отогнав хвостатого, Дамиан вскинул голову и заметил колыхнувшуюся тень. Она пробралась вдоль забора, ограждавшего деревню от диких животных и незваных гостей. Спешно скинув с себя белоснежную котту без рукавов, которая могла его выдать в темноте, он прокрался следом за беглецом. Пригнувшись, словно полосатая камышовая кошка на охоте, Дамиан увидел, как человек сдвинул доску в штакетнике и выскользнул по ту сторону забора.

Крадучись, Дамиан попытался пролезть следом, но быстро понял, что скорее намертво застрянет в своей кольчуге. Он мог бы и перепрыгнуть штакетник, но боялся упасть и сломать его, тем самым спугнув преследуемого беглеца, которому явно было что скрывать. Смирившись, что скорость сейчас важнее безопасности, он стащил кольчугу и смог протиснуться между досками.