(Прыгает на одной ноге. Тетке Анике.) Ты что? Заснула?

Т е т к а  А н и к а. Тяжело мне, кума Иоана! Плохо мое дело! Отродясь не хоронила я такую большую мамку дождя! Да и сил прежних уж нет!

К у м а  И о а н а. Эге! Нынче да силы прежние! (Хохочет.) На, держи! (Протягивает ей куклу и сама принимается копать.) Словно дорожку по воде прокладываешь.

Т е т к а  А н и к а. Золотые слова. На чем стала?

К у м а  И о а н а. На «солнце, брызни»…

Т е т к а  А н и к а (заклиная).

Входит  Д е д, неся на спине крышку гроба.

Д е д. Мир царям с дождем пополам. Я тут как тут, дела идут.

К у м а  И о а н а (отбросив заступ). Не идут, как шли. Так прут, что не лезет…

Т е т к а  А н и к а. Кто не лезет, кума?

К у м а  И о а н а. Слово. Никак не лезет в заклинание. Эхе-хе…

Т е т к а  А н и к а. Коли, так угодно всевышнему, никуда не денешься!

К у м а  И о а н а. А что? Ты-то еще продеваешь нитку в иголку?

Д е д. Я гоняюсь за игольным ушком, как за калачом. Изведусь, а никак не поймаю. Потом все равно тычу иглой без нитки! (Вздыхает.) Эх, а все же не хнычу, как вы, молодежь. (Опускает крышку гроба наземь, замечает куклы.) Играете глиняными куклами? Повстречались кашель да прострел! Как вы отличаете батюшку-солнце от мамки дождя? И их двоих от вас двоих? (Садится на крышку гроба.) Вроде бы должно проясниться.

Т е т к а  А н и к а. Покуда не будет мамка дождя на сажень под нами — не перестанет лить! Как пить дать!

К у м а  И о а н а. В небе-то ни глазка.

Д е д. Ну, раз вы поколдовали, все уладится. Так уладится, что вовсе дождей не будет. И хлеб не уродится. Только бы вам не запамятовать, куда вы ее закопали… чтобы вытащить, когда понадобится. Как у вас с памятью?

К у м а  И о а н а. Не каркай. (Вместе с теткой Аникой вяжут узлы на веревке.)

Д е д. Повезло нашему селу! Есть у него две бабы, которые запросто распоряжаются ведром и непогодью. Как прознает начальство, так откомандирует вас и в другие места. Обмен опытом. Специалисты теперь всюду на вес золота.

Т е т к а  А н и к а. Ладно, божий человек, уж как умеем.

К у м а  И о а н а. А как повернется погода, мы сами готовы плясать, чтобы дождь призвать, поправить дело… (Смеется.)

Д е д. Э, я-то уж не увижу вас, перепоясанных лозами бузины, простоволосых… скачущих… (Подражая.)

Т е т к а  А н и к а (копая). Ох и колет же в боку! Нужны срочные меры. Пока нас не залило. Гляди, как завалим ее землей — потоп захлебнется. Попомни мое слово… (Закапывает.)

К у м а  И о а н а. Надо хорошенько затоптать.

Д е д. А мне уже солнечный луч кольнул. Сюда, в локоток.

Т е т к а  А н и к а. Смейся, смейся. Дела-то — хуже не придумаешь.

Д е д. Я и говорю. Грянет… засуха.

К у м а  И о а н а. Ну, тетка, хватит плясать. Она теперь и носа не высунет.

Т е т к а  А н и к а. А батюшку-солнце сюда вот, на славное местечко. Посторонись, дед. Отскочи. Стал как бревно поперек дороги!

К у м а  И о а н а. Расселся, словно сам батюшка-солнце!

Обе ставят куклу повыше.

Сейчас, сейчас улыбнется.

Т е т к а  А н и к а. Зубки покажет!

К у м а  И о а н а (буднично). Была ты на базаре?

Д е д. Я был. Не видите? Купил порося — и копейка вся!

Т е т к а  А н и к а. Хорошие доски. Забор чинить будешь?

Д е д (двусмысленно). Новый сделаю. Поуже.

К у м а  И о а н а. Эх, теперь только бы перестало лить!

Т е т к а  А н и к а (глядя в небо). Льет как из ведра!

К у м а  И о а н а. Мир весь вымок.

Т е т к а  А н и к а. Копыта скотины — и те насквозь промокли.

К у м а  И о а н а. В коровьем вымени молоко с водой смешалось…

Т е т к а  А н и к а (приплясывая на могиле мамки дождя). Да, срочные меры. (Деду.) А дочь твоя, говорят, забрюхатила?

Д е д. А как же, рожать будет.

Т е т к а  А н и к а. То-то же. А она на завалинке спала. И ее из ведра окатили.

Д е д. Не говори! Несколько раз ей баньку устроили. Гонялся муж ее с дубинкой за обидчиками, куда там! А она ему: «Брось, дорогой, раз уж я решила остаться в деревне, то надо вкусить ее самобытности!»

К у м а  И о а н а. Красиво говорит девка, ничего не поймешь. Но детвора по ней сохнет. А коли ученики ее любят, значит, и понимают…

Т е т к а  А н и к а. Нынешний свет! Не тот он уже, не вернет тебе словечко дедово, но повернет его так и разэтак… словно свинья тыкву. Чтоб хоть что-нибудь уразуметь. Одежду нашу уже не носят. Не соблюдают шальной понедельник, понедельник перед Русалиями{74}. Постов не держат. Ничего не держат! Потому и не кончается…

К у м а  И о а н а. Кости и те вымокли, хрящиками стали, слышь ты…

Д е д. Хоть бы одну настоящую засуху еще застать… Увидеть землю в трещинах от жажды… знаешь, как птенцы разевают клювики, когда мать летит с червячком. И подсолнух пожухлый, с рыжими листьями… И трещины в долине, как после землетрясения. Дожить бы! Эх!

Т е т к а  А н и к а. Брось, ты не завтра помирать собираешься. У тебя никак здоровая болезнь. (Смеется.)

Д е д. Завтра? Завтра — нет. А что сегодня?

Т е т к а  А н и к а. Вторник.

Д е д. Вот! Тот самый вторник. Все мужики в нашем роду отошли во вторник… А бабы… как попало. Таковы уж вы, бабы.

К у м а  И о а н а. Эй, дед, не задевай нас. Мы в преклонных годах, грехи наши тяжкие. Скрипим — не поймешь с чего да откуда.

Д е д (подымает крышку гроба и собирается уходить). Значит… вторник.

К у м а  И о а н а. Послевторник, после дождичка в четверг.

Т е т к а  А н и к а. Постой, дедушка, погоди. Пусти и нас под крышу. (Берет заступ.)

Д е д. Валяйте да побыстрее… уже вторник начинается…

К у м а  И о а н а. Сейчас, еще разок потопчу проклятую. (Пляшет на месте, где захоронена кукла. Заклинает.)

(Падает на колени.)