Л а у р а. Разве они приходят повидаться с вами? Разве кроме меня у вас был когда-нибудь хоть один?

Д р а г о ш. Они знают — я занят. Стараются не мешать.

Л а у р а. Не сердитесь на меня за резкость, не сердитесь, что…

На веранде раздаются шаги.

Они уже возвращаются?

Входит  А м е л и.

Т е  ж е  и  А м е л и.

А м е л и. Драгу, будь так добр, проводи меня домой. Я задержалась непростительно долго, и стало совсем темно.

Д р а г о ш. Извини, но…

А м е л и (сияя улыбкой). Подай мне, пожалуйста, пальто.

Д р а г о ш (подает ей пальто). Я попрошу Маранду тебя проводить. Не обижайся, но у меня гости.

А м е л и. О, нисколько! Да я могу и сама дойти. Ведь наша усадьба в двух шагах отсюда. Маранда тоже может быть занята, у нее тоже могут оказаться гости… Я думала, ты как всегда захочешь меня проводить. Но раз обычаи изменились…

Л а у р а (вздрагивает). Я ни в коем случае не хочу вам мешать. Мне все равно пора ехать.

Д р а г о ш. Лаура, прошу тебя, останься! Госпожа Замфиреску хотела оскорбить не тебя, а меня.

Л а у р а. Зачем мне присутствовать при таком разговоре?

А м е л и. Правильно. Мы можем его продолжить и завтра и послезавтра. До свидания. (Уходит.)

Д р а г о ш. Я готов на коленях молить у тебя прощения. Клянусь, у этой дамы нет на меня никаких прав. Старая история, которая давным-давно кончилась, просто она никак не хочет ее забыть.

Л а у р а. Я ничем не заслужила подобного отношения с ее стороны и не хотела бы, чтоб она думала… Позвольте мне уйти…

Д р а г о ш. Не уходи! Прошу тебя! Я буду просто убит, если ты уйдешь после такого тяжелого разговора, да к тому же незаконченного. Есть еще поезд в восемь тридцать.

Л а у р а. Я чужая здесь, посреди всей этой изысканной гармонии. У вас своя, полная жизнь…

Д р а г о ш. Полная? Неужели ты думаешь, ее наполняет или наполняла эта дама? Нет, именно потому я так стремлюсь к тебе, именно потому мне так нужна твоя любовь, любовь живая, хотя ты ее и отрицаешь. Разве бы я выгнал эту женщину, если б что-то меня с ней связывало, разве бы я был так груб с ней в твоем присутствии?

Л а у р а (пристально смотрит на Драгоша). Вы должны отпустить меня, пока у меня еще есть силы уйти.

Входят  М а р и а н н а  и  Р е н е.

Т е  ж е, М а р и а н н а, Р е н е.

М а р и а н н а. Добрый вечер, Драгош. А где мама?

Р е н е. Привет, старый холостяк, хочу задать тебе один вопрос. О, пардон! (Представляется Лауре.) Вардари.

М а р и а н н а. Представь барышне и меня, рассеянный эрудит.

Д р а г о ш. Простите великодушно. Госпожа Вардари, моя сестра. Мадемуазель Чобану.

М а р и а н н а. Очень приятно. Где мама?

Д р а г о ш. В саду, вместе с тетей Дуки и дядей Алеку.

М а р и а н н а. Они приехали? Вот хорошо.

Д р а г о ш. Вы не пойдете к ним?

Р е н е. На улице холодно.

Д р а г о ш. Ну а мы пойдем. Мы им скажем, что вы уже спустились. (Уходит вместе с Лаурой.)

М а р и а н н а, Р е н е.

Р е н е. Это еще что за жесткокрылое?

М а р и а н н а. Какая-то студентка Драгоша. Должно быть, приехала ему помочь, что-нибудь переписать. Вид у нее довольно неотесанный.

Р е н е. Да и фамилия дурно попахивает. С такой фамилией только овец пасти{10}. Но сама прехорошенькая. Вдруг да наш холостяк…

М а р и а н н а. На такой особи? Что-то не верится.

Р е н е. Скажем лучше — сохрани господи! В его критическом возрасте мужчины способны на большие глупости.

М а р и а н н а. Ты что, Рене? Хочешь меня напугать? Ты забыл, он же под присмотром Амели.

Р е н е. Амели уже начала сдавать, а эта свеженькая. Супруги Бэляну опять сюда притащились. Тоже постараются выкачать побольше денег.

М а р и а н н а. Не думаю, чтобы им тут давали. Да и зачем им, Алеку получает неплохую пенсию.

Р е н е. Вот его сочли достойным…

М а р и а н н а. Почему бы не счесть достойными и таких помещиков, как ты, и не выплачивать вам пенсии, раз уж у вас отобрали землю?

Р е н е. Еще и эта девица здесь околачивается. При ней толком и не поговоришь.

М а р и а н н а. Можно подумать, мама с Драгошем и без того не затыкают тебе рот — такие они сторонники демократии.

Р е н е. Здесь собралась прорва народу, нам с матерью поговорить не удастся.

М а р и а н н а. Попробуем… завтра. Во всяком случае, Рене, еще не время ставить вопрос ребром. Самое большее, можно договориться о том, чтобы перебраться сюда жить.

Р е н е. Перебраться сюда? Да кто ж на это согласится? Ты что, не знаешь, какие они эгоисты, как блюдут свой покой? Зачем им нас пускать?

М а р и а н н а. Но может быть, все-таки стоит кое о чем намекнуть?

Р е н е. Намекнуть? Глупости! У тебя нет доказательств. Если на тебя насядут, чем ты подтвердишь? Сюда идут!..

Входят  С ю з а н н а, Д у к и, А л е к у, Л а у р а, Д р а г о ш.

М а р и а н н а. Тсс, молчи! (Встает.) Мама, тебе не холодно было в саду? Посмотри, у тебя застыли руки! Bon soir, tante[1] Дуки.

Д у к и. Марианна! Если б ты видела, какой сад! Расцвела сирень. Я должна ее написать. Я уже приглядела несколько премиленьких веточек. Амели ушла?

Д р а г о ш. Да.

Р е н е. Дядя Алеку, как раз сегодня после обеда мне приснилось, что мы играем с вами в шахматы!

С ю з а н н а. Садитесь, дети, садитесь вокруг меня, чтобы я почувствовала себя счастливой матерью и любимым другом. Садитесь, мадемуазель Чобану.

Л а у р а. Я должна извиниться, но уже поздно, и мне пора ехать.

С ю з а н н а. Нет, милая, вы останетесь к ужину. Такой у нас обычай. Хороший, патриархальный обычай. К нам не приезжают только к чаю, как это принято в мещанских семьях.

Л а у р а. Я должна успеть к поезду, сударыня.

Д р а г о ш. Есть еще поезд в одиннадцать. Ну пожалуйста!

С ю з а н н а. Эти господа вас проводят, они только и думают, как бы вам угодить.

Р е н е. Конечно! Конечно! (Порывается сесть рядом с Лаурой.)

М а р и а н н а (нежно). Не пересаживайся, Рене, там тянет… Садись сюда поближе.

Д у к и. Мужчины любят сидеть там, где тянет.

М а р и а н н а. Мама! Как хорошо возле тебя. (Садится в ноги Сюзанны.)

С ю з а н н а. Мои дети со мной! Вот когда у меня праздник! Видите, барышня, это мое творение — двое хороших, красивых детей. В наше время ничего другого с нас, женщин, не требовали. Сегодня вы стремитесь к большему, и вы правы. Женщина теперь не просто женщина, не просто чья-то половина, а целый человек.

Д р а г о ш. Бывает, что и полтора.

Р е н е. Горе тогда несчастным мужчинам.

Д у к и. Я предпочитаю, чтобы женщина была как цветок.

С ю з а н н а. В такие вечера, когда вокруг царит покой, сердце мое наполняется сладким блаженством.

А л е к у. Когда еще был жив Григоре (Лауре), доктор Маня-Войнешть, мы иногда сидели так на веранде, пока не всходила, а потом не заходила луна, и предавались мечтам. Мы гадали, как там на других планетах, каков он, этот Марс, о котором столько строят догадок, что будет, когда человек, крылатый как ангел, преодолев земное притяжение, полетит на другие планеты, совершит прогулку по Млечному Пути, легкий и свободный (Драгошу), подобно твоим жесткокрылым насекомым.

Д у к и. Ой, как страшно!