П а с и ф о н (с беспокойством). Отец, у тебя что-нибудь болит?
А р и с т о д е м. Я же приказал этим тупицам положить в кресло подушку! Пока я сидел в нем, у меня мозоли на заднице образовались.
П а с и ф о н. Ты никогда не жаловался. Да к тому же ты терпеть не можешь подушек?!
А р и с т о д е м (тем же тоном). Я им все время твердил, но меня в этом доме никто не слушает. (Собирается уйти.) Как ты полагаешь, не слишком ли обременительной стала для меня в последнее время должность архонта?
П а с и ф о н. Не понимаю.
А р и с т о д е м. Я имею в виду, что пора и мне отдохнуть и продолжить свои заметки об афинских законах.
П а с и ф о н. Ты хочешь отказаться от должности?
А р и с т о д е м. Я отказался бы от нее без сожаления, но кто же снимет с моих плеч это бремя?
П а с и ф о н. Если не найдется никого более достойного, я могу ее занять.
А р и с т о д е м (с удовлетворением). Я думал, ты испытываешь отвращение к официальным должностям.
П а с и ф о н. В общем-то да. Но чем ей переходить в руки какого-нибудь тупицы…
А р и с т о д е м. Твое решение меня радует, Пасифон. Оно свидетельствует о серьезности и мудрости.
Входит Д и о г е н.
Посоветуйся с ним. Если Диоген тебя поддержит, значит, это решение ниспослано тебе свыше. (Выходит, держась прямо, несмотря на свой возраст.)
П а с и ф о н. Ты слышал мой разговор со стариком?
Д и о г е н. У меня нет привычки прислушиваться к разговорам моих хозяев.
П а с и ф о н. Перестань шутить! Ты же знаешь, что мы твои друзья, а не хозяева. Если тебе что-нибудь не поправится, скажи мне. Я хочу, чтобы ты чувствовал себя в этом доме как мой родной брат.
Д и о г е н. Если бы мне и могло что-то не понравиться, так это чрезмерное внимание, которое мне здесь уделяют, и чрезмерная любовь, которой меня окружаешь ты и твой отец. И все же я здесь чужой…
П а с и ф о н. Ты не чужой. Ты самый близкий для нас человек. А если наши доказательства любви и дружбы были недостаточно красноречивыми, это не делает нам чести. Значит, мы не способны оценить тебя по заслугам.
Д и о г е н. Что толку в этих сомнениях, Пасифон. Никогда и нигде я не пользовался таким уважением, как в вашем доме. Мне остается только быть вам признательным на всю жизнь. Да и самой жизнью я обязан Аристодему.
П а с и ф о н. Ты уже давно расплатился за то, что для тебя сделал мой отец. А теперь мы должны быть тебе признательными. И если я теперь такой, какой я есть, если я стал умнее, чем прежде, то лишь благодаря тебе.
Д и о г е н (давясь от смеха). Что за бес в нас вселился и мы обмениваемся лишь любезностями? Мы что, мирный договор заключаем?
П а с и ф о н (тоже развеселившись). Мы стоим перед необходимостью принять решение, но я не хотел бы этого делать без твоего совета.
Д и о г е н. Ты женишься?
П а с и ф о н. Я подумываю о том, чтобы заменить отца в должности архонта.
Д и о г е н (вздрагивая). Ты?
П а с и ф о н. Если ты считаешь, что я не подхожу для этого, скажи. Я с радостью откажусь, зная, что Диоген против подобного решения.
Д и о г е н (с легкой тенью грусти в глазах). Напротив, Пасифон, я считаю тебя самым подходящим, самым достойным для этой должности. Ум, чувство справедливости, любовь к правде, честность, смелость, стремление к свободе — качества, редко встречающиеся в одном человеке. У тебя всего этого в избытке.
П а с и ф о н. Похоже, ты все-таки не рад моему решению.
Д и о г е н. Я рад, но в какой-то степени это меня вроде бы и печалит. Трудно тебе объяснить.
П а с и ф о н. Диоген, если ты думаешь, что в моем намерении есть капля дурного, прошу тебя — разочаруй меня, разбуди, ударь, разбей мне морду, не позволяй мне, как идиоту, сделать шаг, о котором я позднее смог бы сказать: лучше б я тогда сломал ногу.
Д и о г е н. Речь идет не о чем-либо дурном. Просто я почувствовал… как бы тебе сказать… что и ты и я… немного постарели…
П а с и ф о н (хватает его и трясет). Почему ты не скажешь прямо, что я не гожусь для этой должности?
Д и о г е н (спокойно). То-то и печально, что годишься. Видишь ли, до сих пор я никогда не думал, что когда-нибудь настанет и такой момент… что ты и я окажемся подходящими людьми, чтобы что-то сделать…
П а с и ф о н (не выпуская его из своих рук). Ты думаешь, что в этом случае мне придется поступиться своими убеждениями?
Д и о г е н. Ты ими не поступишься, ты используешь их на своем посту.
П а с и ф о н. Это плохо?
Молчание.
Скажи!
Д и о г е н. Для дела хорошо, для тебя — не знаю. (Отводит его руки.)
П а с и ф о н. Не верю, что ты не знаешь! Почему ты неискренен со мной?
Д и о г е н. Видишь ли… когда заставляешь идею служить кому-то или чему-то, сама идея больше не принадлежит тебе, она что-то утрачивает, быть может, самую суть свою, смысл своего существования. Идея больше не имеет ничего общего с тобой, она становится похожей на того человека или на ту должность, которой она служит.
П а с и ф о н. Ты внушал мне, что идеи нельзя хранить в самом себе, для своей души и своего ума, что они должны принадлежать людям, приносить им пользу. Идеи должны проливаться, подобно дождю, и оплодотворять землю.
Д и о г е н. Да, я внушал тебе это.
П а с и ф о н. Так я и буду поступать. Это так и будет.
Д и о г е н. Ну, тогда хорошо.
П а с и ф о н. Ты меня обманываешь, дружище. Ты чувствуешь или знаешь, что это плохо.
Д и о г е н (мучаясь). Не знаю, поверь мне. А то, что я чувствую, может быть обманчивым.
П а с и ф о н. Я догадываюсь, что ты чувствуешь… Боишься, что я изменюсь, что, будучи на месте отца, стану похожим на него. Ты забываешь, что сам человек красит место!
Д и о г е н (дружески ударяет его кулаком в живот). Давай-ка лучше продолжим вчерашний разговор о музыке.
П а с и ф о н (с горечью). Стало быть, ты не согласен.
Д и о г е н. Стало быть, я полностью согласен.
П а с и ф о н. Я не разочарую тебя, Диоген, обещаю.
Д и о г е н. Я в этом убежден, Пасифон.
П а с и ф о н (обнимая Диогена). Пойду и скажу Аристодему, что его власти пришел конец. Мы, Диоген, будем править Афинами, подготовим завтрашнюю свободу, составим другие законы, станем жить в мире со всеми странами, освободим рабов, заставим людей учиться у философов тому, как надо жить, думать, чувствовать. Да здравствует Диоген! (Убегает.)
Диоген долго смотрит ему вслед, затем хлопает в ладоши. Появляется р а б.
Р а б. Приказывай, Диоген!
Д и о г е н. Плащ, посох и суму! Скорее! Старый плащ!
Р а б уходит и возвращается со старым плащом Диогена, подаренным ему отцом, с сумой и посохом.
(Надевает плащ.) Скажи Пасифону, что его первый декрет в должности архонта был выполнен. (Перевешивает суму через плечо, берет посох и уходит.)
Раб застывает на месте, ничего не понимая. Появляются А р и с т о д е м и П а с и ф о н.
А р и с т о д е м. Я рад, что Диоген одобрил твое решение. Это лучшее свидетельство твоего благоразумия.
П а с и ф о н. Он согласился без особой радости, но зато от всей души.
А р и с т о д е м (рабу). Позови Диогена! Я хочу разделить с ним радость. И принеси вина!
Р а б (Пасифону). Хозяин, Диоген приказал передать тебе: первый твой декрет в должности архонта выполнен.
П а с и ф о н (удивленно). Какой декрет? Опять Диоген шутит… Позови моего друга и принеси вина, как тебе приказано.