Д в о е  п р и с л у ж н и к о в  уходят, сопровождаемые смехом присутствующих. Диоген начинает чирикать. Вокруг собираются люди, привлеченные его чириканьем.

О боги, вы только взгляните на этих людей! До чего ж они торопятся услышать, как чирикает человек. Если б я пожелал сообщить вам что-нибудь серьезное, вы бы так не толпились. Прочь отсюда, пустоголовые!

Л ю д и  расходятся, глядя на него как на сумасшедшего. Остается только Гиппархия.

А ты почему не уходишь с ними?

Г и п п а р х и я. Меня зовут Гиппархия, Диоген, и я хочу тебя слушать.

Д и о г е н (раздраженно). У меня больше нет желания чирикать.

Г и п п а р х и я. Я совсем не в восторге от твоего чириканья. Птицы щебечут гораздо лучше и уж, во всяком случае, более естественно.

Д и о г е н. Ну, тогда ты, вероятно, хочешь посмотреть, как живется в бочке.

Гиппархия отрицательно качает головой.

Ты слишком красива, чтобы тебя привлекала моя внешность.

Г и п п а р х и я. Именно твоя внешность меня и привлекает. (Подходит ближе.) Позволь мне ненадолго остаться.

Д и о г е н. Небо принадлежит богам, земля — людям, бочка — никому.

Г и п п а р х и я. Я многое о тебе слышала. Говорят, ты мудрый и смелый человек.

Д и о г е н. Ну, если попрошайничество — мудрость, а жизнь в бочке — смелость…

Г и п п а р х и я. Возможно, жизнь в бочке — мудрость, а попрошайничество — смелость… Мне нужны смелость и мудрость, Диоген.

Д и о г е н. Но я так и не понял, зачем ты осталась.

Г и п п а р х и я. Будь жив Сократ, я бросилась бы к его ногам и попросила: научи меня!

Д и о г е н. Жив Платон.

Г и п п а р х и я. Платон холоден и далек, как звезда. Ему я не могла бы сказать: позволь прийти к тебе и научи меня!

Д и о г е н. Женщине мудрость ни к чему. Женщина должна уметь приготовить вкусную еду, свежую постель и ночь любви.

Г и п п а р х и я. Если женщины не научатся быть мудрыми, они научатся быть рабынями. И они станут рабынями, статуями, предметами, женщинами-постелью, женщинами-напитками, женщинами-домами, женщинами-деревьями…

Д и о г е н (улыбаясь). А ты чем была бы?

Г и п п а р х и я. Женщиной — сухой веткой. (Продолжает как ни в чем не бывало.) И раз уж Сократ давно умер, я прошу тебя: научи меня.

Д и о г е н (с нежностью). Иди домой!

Г и п п а р х и я. Научи меня понимать человеческую душу, думать, любить.

Д и о г е н. О любви не может быть и речи.

Г и п п а р х и я. О любви всегда идет речь.

Д и о г е н. Об этом я ничего не знаю, и этому научить невозможно. Только Платон полагает, будто любви можно научиться. Не будь он другом Сократа, я плюнул бы ему прямо в лоб… в этот широкий и гладкий лоб, за которым скрывается самая невероятная ложь… (Сердится.) Платону надо бы писать стихи, а не заниматься философией! В поэзии еще можно солгать…

Г и п п а р х и я (тоном ученицы). А в философии лгать нельзя?

Д и о г е н. Нет. Философия должна отталкиваться от истины.

Г и п п а р х и я. А что выше истины?

Д и о г е н. Мечта.

Г и п п а р х и я. Разве Платон не мечтает?

Д и о г е н (раздраженный, что они так много говорят о Платоне). О чем может мечтать тот, кто живет припеваючи во дворце Дионисия{114}, в Сиракузах, вкушая самые изысканные яства и не зная забот, будто царский сын?

Г и п п а р х и я. Может, ты несправедлив к нему?

Д и о г е н. К тем, кто живет во дворцах и при этом разглагольствует об истине и благе людей, нельзя быть несправедливым.

Г и п п а р х и я. Мне нравятся страстные люди.

Д и о г е н (равнодушно). Я рад.

Г и п п а р х и я (сухо). Но я не люблю несправедливых.

Д и о г е н. Порой именно страсть рождает несправедливость.

Г и п п а р х и я. А порой — любовь. (Смотрит на него широко открытыми, ясными, сияющими глазами.)

Д и о г е н. Гиппархия, прекратим эту игру! Ты красива и слишком умна для женщины. Чего ты хочешь?

Г и п п а р х и я. Помоги мне стать свободной.

Д и о г е н. Тот, кто хочет стать свободным, не просит помощи у другого.

Г и п п а р х и я. А если он сам не знает…

Д и о г е н. Если не знает, значит, и не достоин быть свободным. Значит, он родился, чтобы быть рабом, или женой, или сухой веткой.

Г и п п а р х и я (без тени огорчения). Если свобода состоит в том, чтобы унижать других, убивать в них самые сокровенные надежды, выказывать свою ненависть к людям, по-моему, лучше быть рабом. Твоя свобода заслуживает лишь сожаления. (Хочет уйти.)

Д и о г е н. Постой!

Гиппархия останавливается.

Ты пришла ко мне, чтобы я тебя учил или чтобы ты меня учила?

Г и п п а р х и я. Чтобы ты научил меня тому, чего не знаю я, а я тебя — тому, чего ты не знаешь.

Д и о г е н. Это похоже на наглость.

Г и п п а р х и я. А твои слова не похожи на ответ философа.

Д и о г е н (яростно чешет бороду, будто его одолели блохи). Ну и что ж, что не похожи? (Чешется, кривится, морщится, будучи не в силах перенести поражение в споре.) Ты заслуживаешь ответа, который больно тебя заденет.

Г и п п а р х и я (полна решимости, холодно). Ты дашь его сейчас или после моего ухода?

Д и о г е н (поднимается и подходит к ней). Не уходи!

Гиппархия смотрит на него как на диковинку. Начинает смеяться.

Я знаю. В эту минуту я похож на жалкого шута. В первый раз я прошу кого-то не уходить… (Качает головой, как бы упрекая себя.) Я отправился искать человека, а по дороге меня остановила женщина.

Г и п п а р х и я. Ты уверен, что именно это ты ищешь?

Д и о г е н. Теперь уже не уверен.

Г и п п а р х и я. Говоришь, чтобы я осталась…

Д и о г е н. Но всей душой хочу, чтобы ты ушла. С тобой никогда такого не случалось: желаешь одного, а говоришь противоположное?

Г и п п а р х и я (искренне). Нет. (Протягивая ему руку.) Диоген, я освобожу тебя от одиночества.

Д и о г е н (горько усмехаясь). Ты освободишь меня от свободы. (Садится на землю возле бочки.)

Г и п п а р х и я (садясь рядом с ним). Диоген, нельзя жить так, как ты хочешь. Если бы боги создали человека для одиночества…

Д и о г е н (шутливо). Они не создали бы женщину.

Г и п п а р х и я (очень серьезно). Они бы создали одного-единственного человека.

Д и о г е н. В том и есть их ошибка. В тот день, когда людей стало двое, ни один из них уже не мог быть свободным.

Г и п п а р х и я. Потому что ты считаешь: быть свободным — это значит ненавидеть.

Д и о г е н. А ты как думаешь?

Г и п п а р х и я. Я думаю, люди были созданы для любви. Потому их и было двое.

Д и о г е н. Если эти двое были созданы для любви, то почему один стал хозяином, а другой — рабом? Почему один получил хлыст, а другой — цепь?

Г и п п а р х и я. Не знаю. Я для того и пришла к тебе, чтобы ты меня научил. А что получил ты?

Д и о г е н. Ничего. Это символ того, что я человек свободный.

Г и п п а р х и я. Дай мне руку, Диоген! (Прижимается щекой к к его большой ладони.) Разрешаю тебе погладить меня.

Д и о г е н (улыбаясь). Ты первая женщина, которая позволяет себя погладить без всякой просьбы с моей стороны. (Гладит ее щеку.)

Г и п п а р х и я. Знаешь, когда я тебя полюбила? (Целует его ладонь.)

Д и о г е н (вздрагивая). Какую еще глупость ты собираешься сказать?