М а р и а н н а (колеблется, потом решительно). На сей раз много.

С ю з а н н а (иронически). Серьезно?

М а р и а н н а. Мы живем в одной комнате, там же я и готовлю. Взгляни на мои руки. Можно их узнать? Вот уже год, как я не заказала себе ни одного нового платья.

С ю з а н н а. Твой костюм очень хорош. Мне помнится, ты сшила его этой осенью, когда получила от меня две тысячи лей{14}.

М а р и а н н а. Рене совсем раздет.

С ю з а н н а. Два месяца назад Драгош нашел ему место секретаря в филиале института истории. Почему он не согласился на эту работу?

М а р и а н н а. Восемь, девять, а то и десять часов в день просиживать среди бумажного хлама, фактически в должности писаря. Разве это для него?

С ю з а н н а. А какие, собственно говоря, у него научные знания? Какие дипломы? Что он изучал в Париже? Насколько мне известно, он дважды провалился на выпускных экзаменах, а потом и вовсе бросил учебу.

Р е н е. Там виной всему были интриги. А что касается этой работы в институте, вы что же, считаете, надо было соглашаться? За шестьсот лей в месяц? Разве это деньги? Чем так работать, лучше уж лежать на диване и спать.

С ю з а н н а. А на какие деньги ты играешь в карты? И когда ты успеваешь играть, если все время лежишь на диване?

М а р и а н н а. Он уже давно не играет. Несколько лет. Ах, мама, мама! Ты бы все-таки хорошенько подумала, прежде чем задавать нам такую головомойку.

С ю з а н н а. Я хорошо подумала.

М а р и а н н а. Ты совсем не подумала о том, что твои дети тоже могут тебя в чем-то упрекнуть.

С ю з а н н а. Меня? Нет, мои дети не вправе ни в чем меня упрекать.

М а р и а н н а. А если все-таки я, Марианна, вправе это сделать? Что тогда?

С ю з а н н а. Ты? Только посмей!

М а р и а н н а. И посмею. Когда я вышла замуж, ты дала мне в приданое несколько драгоценностей и дом в городе.

С ю з а н н а. Драгоценности проиграл в карты господин Рене Вардари, а его поместье и твой дом были национализированы. Я не государство. Я тебе давала, а не отнимала.

М а р и а н н а. Прекрасно. А виноградник, отцовский виноградник ты оставила для Драгоша?

С ю з а н н а. Я отдала виноградник своему сыну Драгошу, который гораздо больше вас нуждается в тишине и покое, потому что он ученый. Я разделила состояние по справедливости и не могла предвидеть, что когда-то одна часть имущества будет конфискована, а другая нет. Но даже знай я это, все равно оставила бы виноградник Драгошу, потому что ему он нужен.

М а р и а н н а. Потому что Драгоша ты любишь больше, чем меня, потому что он всегда был твоим любимцем.

Р е н е (многозначительно). На то есть основания.

С ю з а н н а (невозмутимо). Верно, на то есть свои основания. Он относится ко мне с уважением, любит меня, и в нынешние времена, когда многие ничтожные людишки катятся по наклонной плоскости, он своими трудами преумножает славу семьи Маня-Войнешть.

Р е н е (многозначительно). Видно, потому, что он настоящий Маня-Войнешть.

С ю з а н н а (насторожившись). Потому что он настоящий ученый!

М а р и а н н а. А я, мама, должна тебе сказать, что виноградник по праву принадлежит мне.

С ю з а н н а (настороженно, но с издевкой). Тебе приснился вещий сон, как Штефану Великому{15}?

М а р и а н н а. Не шути. Я говорю совершенно серьезно: когда мне было два года, ты оставила меня здесь с Марандой и уехала с отцом в Париж.

С ю з а н н а. Да, твой отец хотел прослушать какой-то курс лекций по специальности.

М а р и а н н а. Знаю. Но вы там были не одни.

Р е н е (ухмыляясь). С добрыми друзьями.

М а р и а н н а. С дядей Алеку и тетей Дуки.

С ю з а н н а (твердо). Да, с нашими добрыми друзьями, приехавшими туда за нами следом.

М а р и а н н а. Ты родила там Драгоша, вы с папой и с ребенком вернулись сюда, а друзья еще на какое-то время задержались в Париже.

С ю з а н н а. Я осмелилась оставить тебя одну, когда тебе было два года, и родить ребенка, не спросив твоего разрешения.

М а р и а н н а. Не спросив разрешения моего отца. Ты родила ребенка от Алеку Бэляну!

С ю з а н н а. Что ты сказала? Что ты посмела сказать? В каких выгребных ямах, на каких помойках ты откопала эту грязную, гнусную сплетню? Как ты могла повторить ее своей матери?

Р е н е. Иной раз думаешь — никто никогда не узнает, ан нет, шила в мешке не утаишь.

М а р и а н н а. Потому ты и любишь Драгоша больше, чем меня, защищаешь его и унижаешь меня, потому и относишься к нам совершенно по-разному.

Р е н е. Плод грешной любви!

С ю з а н н а. А ты, безмозглый дармоед и картежник, ты как смеешь вмешиваться? Где ты набрался наглости подняться против меня и возвести такое обвинение? Только подумать, против меня! Подлец, лодырь, выскочка! Вон! Убирайся из моего дома!

В дверях веранды появляются  Д р а г о ш  и  Л а у р а.

Т е  ж е, Д р а г о ш, Л а у р а.

М а р и а н н а. Мой муж имеет такое же право, как и я, находиться в этом доме. В доме, принадлежавшем моему отцу, а не тебе и не сыну Алеку Бэляну.

Драгош, потрясенный, делает несколько шагов.

С ю з а н н а. Вон!

М а р и а н н а. Пусть убираются восвояси самозванцы, внебрачные отпрыски и их родовитые жены, (Замечает Драгоша и Лауру.) Вот кого надо гнать!

Д р а г о ш. Марианна, что это значит? Марианна, ты сошла с ума!

М а р и а н н а. Я говорю чистую правду. Мама любила Алеку Бэляну, ты сын этого человека, а не моего отца.

Д р а г о ш. Это невероятно, это ужасно, что ты так говоришь!

Р е н е. Может, им нужны доказательства? Марианна, покажи.

Входит  А л е к у.

Т е  ж е  и  А л е к у.

М а р и а н н а (лихорадочно роется в сумочке). Кто писал эти письма? Ты или нет?

А л е к у (побледнев). Откуда они у тебя?

С ю з а н н а (сквозь зубы). Болван! Где ты их держал?

М а р и а н н а. Вот смотрите — черным по белому: «Любовь моя, Александру, мы задерживаемся еще на месяц…» Это из Парижа. А это отсюда, с виноградника: «Когда ты приедешь? Наш ребенок очень красив и становится все красивее и красивее». Твой почерк? (Направляется с письмами к матери.)

С ю з а н н а (дает ей сильную пощечину, вырывает из рук письма и бросает их в огонь). Рабская душонка! Ты их украла!

А л е к у. Так это вы здесь шарили, когда Сюзанна заметила, что кто-то хозяйничал в ее ящиках? А эти письма выкрали у меня, когда я приютил вас прошлой зимой. Надо думать, его работа, ты не могла пасть так низко.

М а р и а н н а. Хоть ты и сожгла письма, мама, но и без них вы все признали.

С ю з а н н а. Что я признала? Ничего я не признавала. Я не обязана ни перед кем отчитываться. Я была, есть и буду сама себе хозяйка. И сколько б вы ни рылись своими свиными рылами, вам все равно ничего не понять. (Садится в кресло спиной к ним.)

М а р и а н н а. Я не понимаю тонкостей твоей души. Весьма возможно. Зато я прекрасно понимаю: Драгош не сын доктора Маня-Войнешть.

Р е н е. И этот виноградник принадлежит не ему, а Марианне. Все очень просто!

М а р и а н н а. Молчать, оберегая честь семьи, я не могу, даже если бы хотела: ведь речь идет о нашей жизни — моей и Рене. Почему мы должны умирать с голоду, если имеем право на дом, на землю, на регулярный доход.

А л е к у. Право? Нет у тебя никакого права! Сюзанна, я не могу им все сказать. Скажи ты.

Д р а г о ш (подходит к Сюзанне; тихо). Мама! Скажи нам правду! Я тебя очень прошу!