О л а р и у (улыбаясь). Ее ты можешь величать как хочешь… Она в Бухаресте с дочкой: сдают экзамены в институт…

М э р и е ш. Надо же! Этакая пичужка стала уже самостоятельной гражданкой! На кого же она учиться собирается?

О л а р и у (сухо). На артистку.

М э р и е ш. Да… Тут уж ничего не поделаешь. (Философски.) Бывает…

Ш о ф е р. Замолчи, дурак. Слышал бы, как она поет «Республика — Родина великая моя!»{84}, сразу схватился бы за оружие и на баррикады, хоть ты и кулак самый настоящий.

М э р и е ш. Вот что, товарищ Джику, если это шутка, то неудачная. Я ведь член партии с тысяча девятьсот сорок шестого года…

Ш о ф е р. Ну и что с того, что член. Выговор у тебя, с предупреждением.

М э р и е ш. Его давно сняли.

Ш о ф е р. Кто же его снял?

М э р и е ш. Как кто?! Товарищ Стоян! Я же работаю в обкомовских теплицах. На ответственной работе.

В холле  М а р т а. Ей сорок пять, но она еще очень хороша. Беспокойно прислушивается к каждой проезжающей машине. Дверь бесшумно открывается, и входит  С т о я н. Он высокий, крупный, седой, с тяжелой поступью. Некоторое время смотрит на нее: она скорее почувствовала, чем услышала, как он вошел, и, обернувшись, еле сдержала крик.

М а р т а. Я не слышала, как подъехала машина.

С т о я н. Я оставил ее в центре, чуть не попал в аварию из-за какого-то идиота. Должно быть, постарел здорово — совсем не знаю города.

М а р т а (со сдержанным обожанием). Ну уж…

С т о я н. Я вернулся пешком. Говорят, это полезно.

М а р т а (после паузы, осторожно). Что сказал Вайсман?

С т о я н (быстро, уверенно). Ерунду какую-то. Много он понимает! Ты… ты знаешь больше, чем он.

М а р т а. Ну если тебя устраивает такая формулировка…

С т о я н (бесцельно кружит по комнате, потом, круто повернувшись). Ты попыталась его разыскать? Она кивает. Нашла?

М а р т а. Да.

С т о я н. Ну и? Давай, давай, не тяни душу…

М а р т а (с деланной веселостью). Товарищ Дума сказал, что придет. Обязательно. Только запоздает: у него бюро.

С т о я н (смеется). Хорош! Хвастался ведь, что упразднит заседания… Ну а остальные?

Она молчит.

Петреску в городе, знаю. Ты с ним говорила? (Смущенно улыбается.) Спорю, что… Придет?

М а р т а (сдержанно, глядя в сторону). Нет… Он сказал… он сказал, что ему не о чем с тобой разговаривать. Все, что надо было сказать, уже сказано.

С т о я н (с отсутствующим видом). Да-а-а. (Жестко.) Объясни толком, пожалуйста. Что он сказал?

М а р т а. Сказал, что ему нечего добавить к тому, что произошло.

С т о я н (тихо, удивленно). Возможно…

М а р т а (подходит к нему, робко пытается приласкать, но так и не решается). Не волнуйся — тебе нельзя… Не стоит… Товарищ Дума придет. Обязательно. Ты ведь знаешь — он тебя любит. (Быстро.) Товарищ Олариу давно здесь.

С т о я н. Да-а-а. Что же ты его не пригласила? А Ману?

М а р т а (она окончательно растерялась). Я его искала — с трудом нашла… (Предупреждая его нетерпеливый жест.) Он очень просил его извинить… И был страшно расстроен. Он уезжает в командировку.

С т о я н (стремительно вскакивает, подходит к телефону, набирает номер). Ману к телефону!.. Кто спрашивает? Ману, я сказал… Вот так, милочка, не забыла мой голос — это мне льстит. Так вот, я сказал — Ману! Немедленно… (И неожиданно переходит на крик.) Послушай! Какая еще командировка! Катись ты! Никаких командировок!.. Что ты говоришь! Не буди во мне зверя!.. Ах так? Можно отложить? Значит, наврал. Жду. (Садится в кресло, с трудом справляясь с дыханием.) Ну Ману, Ману — это уже ни в какие ворота не лезет!

М а р т а. И все же он человек порядочный. Привязан к тебе, верит в тебя.

С т о я н. Послушать тебя — мир состоит исключительно из порядочных людей. Может, так оно и есть… Только мне от его верности ни тепло ни холодно. Я требовал, чтобы он был верен партии. (Негромко смеется.) Этого Ману в подполье считали ультралевым… Он все ждал, когда же вспыхнет мировая революция, а поскольку она не начиналась, места себе не находил! (Вдруг обмяк, постарел.) Однажды в Аюде{85}… или нет… (радостно) ну конечно, в Аюде, Ману попросил разрешения на публичное самоубийство, чтобы привлечь внимание мировой общественности к тем условиям, в которых нас содержат…

М а р т а (смеется). Тиби на это не способен.

С т о я н. Представь себе — способен. Но как человек дисциплинированный, спросил у меня разрешения.

М а р т а. И ты?

С т о я н (с видимым удовольствием). Я ему влепил пару оплеух, каких он за всю свою жизнь не получал. (После паузы, задумчиво.) Он единственный человек, которого я ударил… Остальные били меня.

М а р т а (порывисто). Перестань об этом думать.

С т о я н. О чем же прикажешь мне думать?

М а р т а. О вещах приятных…

С т о я н. Да-а-а. Мне приятно, что Дума пригласил меня на торжественное открытие гидроцентрали, что не забыл обо мне. (Осматривается.) А здесь мало что изменилось.

М а р т а (торопливо). Почему же! Новая кухня — огромная, как церковь… и несколько ванных комнат…

С т о я н. Всю жизнь я ненавидел этот дом. Ману и Олариу заперли меня здесь в сорок восьмом{86}, когда меня чуть не пристрелил Баничу… «Товарищ Стоян, я отвечаю за вашу безопасность, в этом доме вам будет спокойно — он прекрасно охраняется…». И так долго они зудили, что я сдался. Обещали подыскать другой, но забыли. И я тоже…

М а р т а. Солидный дом… Для Дома приезжих вполне подходит… Мне лично нравится.

С т о я н (украдкой ее разглядывает). Помнишь, как ты появилась наверху лестницы с топором в руках? Я решил, что ты хочешь меня пристукнуть.

М а р т а (смеется). Придет же такое в голову…

С т о я н (копируя ее). «Что привык есть на ужин товарищ первый секретарь?»

М а р т а. Господи, как же я испугалась, когда ты взглянул на меня и заорал: «Вы кто такая?» У меня ноги подкосились. Уж и не помню, что я ответила.

С т о я н. «Марта Рэдулеску».

М а р т а. Ты выглядел таким одиноким за этим столом… И спросил меня: «А вы что здесь делаете?»… — «Товарищ Ману…» — «Какой еще Ману?» — опять заорал ты… Я тебя очень боялась, пока не поняла, что кричишь ты, когда не уверен в себе.

С т о я н. Ну уж прямо?! Иди ты… (Это у него такая привычка.)

М а р т а. Вот-вот. И говоришь кстати и некстати «Иди ты!»… Потом попросил: «Вытащите из холодильника бутылку вина и захватите два стакана»… Я налила тебе. И ты сказал: «Я не люблю пить в одиночестве… Как, вы сказали, вас зовут?»

С т о я н (тихо). Марта… В подполье я был знаком с Мартой — это была ее подпольная кличка…

М а р т а. Ты никогда не рассказывал мне о ней… Она была красива?

С т о я н (так же). Гм… (И снова холодный взгляд.) Марта, скажи мне, когда Ману и Олариу брали тебя на службу, чтобы ты… вела мое хозяйство, они приказали тебе спать со мной?

М а р т а (после паузы). Павел, неужели я это заслужила?

С т о я н. Нет, не заслужила.

Улица. Р е б я т и ш к и, вооруженные пластмассовыми пистолетами и деревянными ружьями, ссорятся и кричат. О л а р и у  подходит к забору.

О л а р и у. Эй, вы, прекратите базар. Стыдно! Вы уже не дети. В ваши годы я на хлеб зарабатывал!

О д и н  и з  р е б я т (прицелился). Пу! Ты убит!