Злясь, Надя перевела взгляд на Чалымова; вот кто, не таясь, караулит каждое ее движение, говорит глазами то, что не выразишь словами. Кадя, привыкшая обходиться с подобными всезнающими, опытными мужчинами холодно, вдруг подняла свой стакан, с вызовом посмотрела на Чалымова: выпьем! Она, растравляя обиду на Еранцева, совершенно не думая о том, каким боком выйдет ей сегодняшнее заигрывание с другими, поощряла влюбленно глядевшего на нее Чалымова.
— Эй! — вдруг вмешался Лялюшкин, заметивший, как Чалымов подмигивает Наде. — Я два приема каратэ знаю. Я тебя, йога, заставлю лбом орехи колоть!
— Не возникай, Лялюшкин, — миролюбиво сказал Чалымов. Знал, горлом Лялюшкина не возьмешь.
— А ты не бойся, выходи, — раскачался Лялюшкин. — А ты куда смотришь, Еранцев? Это черт знает что!..
— Это я предложила выпить, — с запоздалым раскаянием сказала Надя. — Что тут плохого?.. Неприлично же одной пить…
За пустячным переполохом никто не обратил внимания на Шематухина, который встал из-за стола и, сильно озаботясь, ушел куда-то.
Спустя какое-то время со двора донесся стукоток мотоциклетного двигателя, потом все утихло.
Постепенно утихало и застолье. Только Лялюшкин, спешно озираясь, искал, с кем бы чокнуться стаканами.
— Еранцев, давай за тебя, — сказал он. — Ты мне нравишься. Я тебя в обиду не дам.
Еранцев отмолчался, чтобы успокоить донимавшего его Лялюшкина, поднял стакан.
Пить уже не хотелось, и он обрадованно повернулся к незнакомому мужчине — тот нерешительно замер у двери.
— Иди сюда, не бойся! — позвал его Лялюшкин. — Иди, друг, держи по случаю завершения…
Человек подошел и, переведя дух, спросил:
— Не знаете, куда Шематухин, бригадир ваш, поехал?
— Понятия не имею, — сказал Лялюшкин.
Еранцев спохватился гадать, куда и зачем мог отправиться Шематухин, из этого ничего не получилось.
— Подождите, вернется скоро, — сказал он.
— Ты что, трезвенник, что ли? — не отступался Лялюшкин.
Человек наконец смущенно взял протянутый стакан.
— Ну, коли так… Будем знакомы. Фонин, зоотехник… Обмываете, значит, а я боялся, что Шематухин деньги не довезет. Мы с ним здорово дербалызнули.
— Какие деньги? — меж тем уловил Лялюшкин.
— Обыкновенные. Ваши, коллективные, — улыбаясь, сказал Фонин. — У нас так быстро. Сделал дело — получай…
— Давайте лучше выпьем за знакомство! — торопливо предложил Еранцев.
— Нет уж, нет уж! — возразил Лялюшкин. — Давайте сначала разберемся!.. Деньги, говорите, получил?
— Да, — по-прежнему радостно подтвердил Фонин. — При мне… Целую сумку!
— Олухи мы с вами, ребята! — одичало огляделся Лялюшкин. — Денежки Шематухин получил, а нам ни шиша!.. Кумекаете?
— Просто задержал, — сказал Еранцев. — Компанию хотел сберечь. Ведь иначе разбежались бы!
— Чего это вы за всех заступаетесь, Еранцев? — побелев, крикнул Лялюшкин. — Какого черта!
— Э-э, тут мне делать нечего, — проговорил Фонин, успевший выпить и схватить соленый огурец. — Может, плакали ваши денежки? Три судимости… и мотоцикл мой, наверное, угнал.
Он быстро попрощался, вышел из клуба.
— Мне это очень даже не нравится, — не мог оправиться Лялюшкин. — Неужели опять без копейки домой вернусь?..
— Давайте без паники, — строго сказал Нужненко. — Вы в состоянии управлять машиной, Еранцев? Шематухина надо найти!..
Егор Митрофанович, войдя в клуб вслед за Арцименевым, ахнул.
— Опять, ей-богу, какая-то каша заваривается! Вы уж извините, — по-домашнему запереживал старик. — Не уймутся никак… Нет-нет да напакостят друг дружке. Хотя грех себя над ними возвеличивать, молодые были, чего только не творили!
— Верно, — поддакнул Николай Зиновьевич.
Егор Митрофанович успокаивающе — увидел, как встал и приготовился говорить Еранцев, — шепнул:
— Ну, этот тихий. Теперь тянуть будет, не дождешься, когда словечко молвит. Самый канительный у нас Шематухин, бригадир. Чегой-то нет его тут.
— Не рано ли розыск объявлять? — оглядев взбудораженных шабашников, сказал Еранцев. — Я никуда не поеду. Уверен, Шематухин вернется…
— На самом деле, что это вы за него горой стоите?! — придвинулся Чалымов. — Слышали, три судимости…
— Это чушь! — не сдавался Еранцев. Помолчал упрямо, с вызовом. — Посмотрите, граждане, на меня! Похож я на преступника?.. Похож, спрашиваю, на человека, который наехал на девушку и даже не подобрал ее?! Оставил там, где сбил?!
Оглянулся вокруг с плотно сжатыми губами. Кругом стояла жуткая тишина.
— Миша! — вдруг крикнула Надя. — Ты пьян, Миша!..
— Не похож, значит! Так вот… — усмешливо отрезал Еранцев. — Я, к вашему сведению, без пяти минут арестант…
Из-за кулис донесся всхлип — там была Наталья, — и Еранцев, передернув плечами, как бы сразу отрешась от всех присутствующих, спустился со сцены вниз.
— Послушайте, Миша! — попытался остановить его Николай Зиновьевич.
Еранцев, кажется, не расслышал его, невидяще шел к двери.
— Игорь, подойди ко мне, — попросил Николай Зиновьевич.
Спокойное, усталое лицо его посерело, он с вымученной улыбкой посмотрел на Тырина, участливо взявшего его руку.
Игорь подошел к отцу.
— Оставьте нас. — сказал Егору Митрофановичу.
Николай Зиновьевич напряженно всмотрелся в сына и, слыша, как высоко бухает сердце, перенесшее два инфаркта, негромко сказал:
— Объясни, что тут произошло…
Игорь уставился на него недоуменно, как бы не понимая, о чем идет речь.
Николай Зиновьевич, запоздало сожалея, что откладывал прямой разговор с сыном, сейчас опять не решился ребром поставить вопрос.
— Папа, помни, что ты — генерал без войска, — не сразу ответил Игорь. — Притом из другого века… Мы тут сами разберемся, что к чему… Вот думай и пиши про свой век. Кстати, не разбрасывайся мамиными письмами…
Николай Зиновьевич от слов сына — тот, сказав свое, ушел — заметно согнулся, потерянно побрел к сцене с единственным желанием где-нибудь прилечь. Егор Митрофанович помог ему взобраться на сцену…
Игорь Арцименев выбежал в сырую темень ночи, расстегнул рубаху, с трудом разглядел идущего вдоль пруда Еранцева. Раздумал сразу догонять. Направился к светлой заводи, умылся. Но, пока собирался идти к Еранцеву, в той стороне вспыхнул огонек и, словно привлеченная трепетно-живым светом, мимо пробежала Надя.
Пережив легкую досаду, Арцименев вздохнул, зашагал в направлении деревни. Всего минут десять назад ему казалось, что его начнут одолевать угрызения совести, а теперь шел и удивлялся: внутри пусто, холодно. Хотя чему удивляться, все понятно, за последнее время столько пришлось вынести. От такого не только сердце — душа окаменеет.
Он шагал и шагал вдоль пруда, увидел на горбатой темной опушке плетневые изгороди, черневшие на фоне светлого неба горбинки трех-четырех изб, над ними похожие на распятия телевизионные антенны.
Слева, с луговин, тянуло пресным запахом высыхающей после дождя земли.
Но что это? Арцименев убавил шаг. То ли почудилось ему, то ли на самом деле в белесом тумане блеснули зеленые огоньки чьих-то глаз, не поймешь, но ощущение было такое, будто ослепили прожектором. Повернув обратно, Арцименев быстро двинулся по тропе, оглядываясь, обо что-то споткнулся, невольно вскрикнул. Торопясь к проступившему в ночной мгле клубу, он еще и еще оборачивался назад, и его не покидала уверенность, что оттуда, из тумана, за ним следит большеглазое зубастое существо. Уже возле клуба он перевел дыхание, но и тут — чего бы уж бояться — успокоиться не мог.
Он поднялся на крыльцо, воровато посмотрел туда, где Еранцев разжег костерик, огонек еще мерцал. Арцименев вздохнул, нащупал дверь, приосанился…
Надя молча смотрела на весело пляшущие языки пламени, не зная, о чем говорить здесь, среди сковывающей уплотненной светом ночной темноты. Еранцев не стоял на месте: отходил от костра, возвращался с ворохом веток и стеблей бурьяна, опускался на корточки, подновлял костерик, отсыревшее топливо начинало с шипеньем куриться голубым дымом. Надя отступала, отмахивалась ладошкой, наблюдала за Еранцевым, который тут, у костра, был совсем не похож на себя недавнего, в каком-то непонятном одиночестве сидевшего за шумным столом, хотя здесь он тоже выглядел одиноким, правда, в его отрешенности сейчас было что-то притягательное. Надя с интересом глядела на то, как Еранцев, поворачиваясь к огню то одним, то другим боком, сушит мокрые штанины. Ботинки его тоже дымились паром.
