– Эй! – вмешалась Глен. – Я что-то пропустила?

– Ничего особенного, – махнул рукой Хосимото. – Это вы потом обсудите. Скажу лишь, что для создания новой проекции материального объекта в замкнутой системе взаимодействий необходимо уничтожить его старые энергетические связи… Остальное дело техники. И вот еще что, не держите зла на моих ребят, они хотели как лучше…

– М-да… – раздраженно хмыкнула Глен.

– Молодежь, – опять вздохнул японец, – все бы им хулиганить…

Вадим вдруг четко осознал, что до сути происходящего им сейчас ну никак не докопаться, а потому надо позаботиться хотя бы о своей шкуре.

– Как нам спастись? – спросил он в лоб.

– Я расскажу вам, как вернуться на Теллуру, а дальше решайте сами…

– Хорошо, мы разберемся, – скороговоркой поторопил его Вадим.

Однако теперь японец говорил неспешно и обстоятельно. Он объяснил им, как с помощью флаера добраться до осевого концентратора, то бишь до гайки. Оказывается, через семь дней пройдет очередной, предпоследний импульс пространственно-временной коррекции. Если в этот момент они будут находиться внутри концентратора, то направленный сдвиг переместит их в гайку, расположенную в следующей ячейке цепи, то есть на Теллуру. И у них останется почти трое суток, для того чтобы убраться с этой обреченной планеты. Сейчас он уйдет, и больше они его никогда не увидят. Ресурсы, необходимые для их жизнеобеспечения, останутся в свободном доступе, остальные помещения Станции уже заблокированы.

Хосимото поднялся и коротко кивнул, давая понять, что разговор окончен.

Вадим и Глен тоже вскочили.

– Подождите! – взмолилась девушка. – Вы отправляетесь на Землю? Отчего бы вам не захватить нас с собой? Дело в том, что на Теллуре у нас обязательно возникнут некоторые проблемы, и за трое суток мы их не решим, да и вообще вряд ли сможем покинуть планету. Какой смысл было возиться с нашими задницами? Чтобы потом отправить на верную смерть?! Мы обещаем молчать обо всем, что узнали! Тем более – все равно ничего не поняли!

Старик отрицательно качнул головой.

– В конце концов, мы вам заплатим! – не сдавалась Глен. – Много заплатим!

– Вы действительно ничего не поняли, – вздохнул Хосимото. – Я не собираюсь на Землю или еще куда бы то ни было, я собираюсь умереть здесь. И хочу, в отличие от других, сделать это в спокойной обстановке, размышляя об истинной добродетели, а не как некоторые… Поэтому если вы не желаете увидеть мои внутренности, то дайте мне уйти без применения к вам физического насилия…

– Так вы тоже… – Вадим замешкался не найдя подходящего нейтрального слова.

– Да! Я тоже лопну, как вы изволили заметить! И очень скоро…

– Ерунда какая-то! – всплеснула руками Глен. – Ну, хоть объясните почему?

– Вы сами все поймете, если сможете вернуться на Землю…

– А если не сможем? – парировал Вадим.

– То оно вам и незачем…

– Но я не желаю… – начала возмущаться Глен.

– Желание есть неразумное стремление к внешним благам, – резко перебил ее Хосимото. Он опять склонил голову и на этот раз решительно покинул помещение. Ни Глен, ни Вадим не посмели этому воспротивиться, они лишь хмуро переглянулись, когда чуть сутулая спина японца исчезла за дверью.

– Муйня продолжается, – буркнул Краснов, – эпизод второй – гибель Империи…

Золотисто-оранжевый столбик нервно пульсировал в объятиях слабенькой, прозрачной пленочки. Не бог весть какое препятствие, а вот поди ж ты – никак не вырваться, и выбора нет, только вверх-вниз, вверх-вниз. Миллиарды молекул – целый мир метался туда-сюда по прихоти некоего озабоченного индивидуума.

Вадим неспешно потягивал ликер через длинную трубочку и хмуро наблюдал за подневольной суетой тоненькой струйки жидкости, размышляя при этом о бесконечности. Полезно думать о вечном, когда твой собственный путь того и гляди оборвется на самом интересном месте. Успокаивает. Они с Глен сейчас были на редкость спокойны, вот завтра – другое дело. Но «завтра» еще далеко, хотя и неотвратимо, а потому надо упиваться каждой минутой относительного благополучия, чем они и занимались, как в прямом, так и в переносном смысле.

Если Вадим налегал в основном на более высокоградусные ликеры, то Глен предпочитала баловаться легким винцом. Она сидела на высоком стуле, положив локти на стойку кухонного автомата и, подперев кулаком подбородок, изредка отхлебывала из строгого, лишенного всяких изысков бокала. Они только что позавтракали и никуда не торопились.

В столовую вошла Келли.

– Привет, чудовище, – покосился на нее Вадим и невольно тронул огромную шишку на лбу.

«Чудовище» представляло собой затянутую в черный комбинезон коротко стриженую блондинку с несколько грубоватыми чертами лица, но в целом весьма соблазнительную.

– Изголодалась? – язвительно поинтересовался Вадим. – Или сексу хочешь?

– Прекрати! – одернула его Глен.

– Отодрать бы ее хорошенько, вдруг прочухается…

– Фу! Что за скотская терминология? – вяло поморщилась Глен. – А с виду приличный мужчина… И вообще – тебе одной шишки недостаточно?

– Шишка пройдет… если успеет, а трупу без разницы. Мне другое интересно: как скоро приличный человек, помещенный в неприличные обстоятельства, перестает быть приличным человеком? И зависит ли это от степени его исходной приличности?

– Гораздо быстрее, чем ты думаешь. Поверь моему опыту.

– Тогда чему ты удивляешься, я и на Земле-то не отличался высокими моральными принципами.

– Оно и видно…

Келли тем временем взяла тарелку с едой и, присев в уголке, занялась сосредоточенным поглощением ее содержимого.

– Основательно питается, – сказал Вадим, продолжая внимательно следить за бывшей подругой Глен, – как на убой…

Прошло пять дней с того момента, как «жизнерадостный» господин Хосимото канул в недрах Станции и вероятно уже почил там. Хитрый старец максимально ограничил их доступ к внутренним помещениям этого загадочного объекта. В распоряжении гостей остались лишь комната отдыха, столовая, душевая с туалетом и небольшой спортзал. Свободен был также коридор, ведущий к ангару с флаерами, остальные двери чужаков категорически игнорировали и не желали открываться ни под каким видом.

Сразу после ухода японца Вадим и Глен бросились рассказывать друг другу о том, что происходило с каждым из них по отдельности. Они надеялись, что это прольет хоть какой-то свет на ускользающий смысл творящегося здесь безобразия.

Зря надеялись! Картинка еще более запуталась, а некоторые детали произвели просто шокирующее впечатление. Так, если о своей смерти Вадим мог судить только по косвенным признакам, то его повествование о предании земле некоего женского трупа повергло Глен в неподдельный ужас. Кажется, она и спустя несколько дней не оправилась от этого потрясения. В свою очередь сцена обезглавливания одного из обитателей Станции, живо представленная Вадимом на основе собственных ощущений от аналогичного зрелища, послужила хорошим поводом для более осмотрительного выбора слов и жестов. Мало ли!..

Уяснив, что без дополнительной информации им не обойтись, они кинулись тщательно изучать все доступное им пространство Станции, но не нашли совершенно никаких новых зацепок. Нигде не было забытых в спешке документов, завалившихся в уголок книг или журналов, и уж тем более – терминальных панелей или разъемов стандартного компьютерного интерфейса. Ни на одном предмете обстановки не имелось товарных знаков производителя, включая ершик для унитаза и посуду в столовой.

Вадим подумывал воспользоваться одним из флаеров, чтобы изучить окрестности, но летательные аппараты стояли мертвыми тушами, никак не реагируя на постороннего человека. Тот же флаер, на котором они прибыли, был запрограммирован на полет к гайке и Вадим боялся сбить настройку автопилота. Короче, от этой затеи тоже пришлось отказаться.

Вскоре их исследовательский энтузиазм окончательно иссяк.

Следующие три дня они спали, ели, пили и старались ни о чем не думать. В столовой обнаружился бар с богатым выбором немаркированной тары, заполненной винами и ликерами. Это помогло одолеть стресс. Они, наконец, поняли, что значит – жить одним днем.