Обнажившая душу и сердце.

Это в равной степени выводит из себя и одновременно возбуждает.

Я думал, у нее хватит мозгов оставить все это дерьмо и начать жить с чистого листа. Без меня. По крайней мере, я надеялся на это после своей исповеди. А это была именно она. Не знаю, что так повлияло на меня. Я вообще не собирался рассказывать ей и толики того, что слетело с моего гребаного языка. Видимо, всему есть предел. Моему молчанию тоже.

Черт возьми, я настолько загнал себя проклятым чувством вины, что в какой-то момент пошел на дно вместе со своими тенями из прошлого.

И чувствами, с которыми до сих пор не знаю, что делать.

Алевтина ни разу не подавала признаков того, что в настоящем между нами возможно нечто иное, кроме ненависти. Да я и сам не хотел большего, потому что жаждал уничтожить ее, наивно полагая, что именно это поможет моему черному сердцу.

Наверное, поэтому я просто-напросто даже не предоставил ей возможности дать хоть малейший знак…

Мы оба были разбиты. И оба ослеплены последствиями. Я-то уж точно.

Прокручиваю в голове, что произошло за последние дни… недели.

Секс в архиве. Ее подневольное увольнение. Мои гребаные мысли о ее возможной беременности. Встреча в баре. Новость о том, что она работает на моего главного конкурента. Очередная наша стычка. Званый вечер. Такси. Ее губы. Блядь. А потом ее ебаный бывший.

Стоит мне только вспомнить, как она врезалась в меня в подъезде, какими испуганными глазами впилась в мое лицо, и я тут же снова завожусь Блядь. В них было столько страха. И я ненавидел, как мозг отреагировал на этот взгляд. Который вплавился в самую душу. Она смотрела на меня так, словно я бог. Но в тот вечер я готов был стать для нее кем угодно. Потому что больше всего мне хотелось разъебать источник страха в ее глазах и виновника разодранных в кровь коленей. Что я и сделал.

А потом какого-то черта остался у нее. Не знаю зачем. Мне стоило уйти. И уж тем более не заходить к ней в ванную и не играть в чопорного доктора, когда в мыслях уже разрывал проклятое кружево чулок. Понятия не имею, каким чудом сдержался. Я и без того был на грани. Казалось, одно неверное движение, взгляд, вздох — и все мое напускное самообладание полетело бы к чертовой матери.

Но даже после этого я остался. И повелся на ее уговоры о большой кровати, на которой якобы достаточно места для нас двоих. Чушь. Сон рядом с ней оказался пыткой. Да я и не спал. Слушал ее дыхание, которое, казалось, замерло, как только я дал ей понять, что костюм — единственное, что меня сдерживает. Я сам убеждал себя в этом, пока ее дыхание не стало тихим и ровным. Только на этом мои мучения не закончились.

Сначала я наблюдал за разметавшимися на подушке шоколадного цвета волосами. А когда Алевтина повернулась в мою сторону, не мог перестать смотреть на ее трепещущие темные ресницы, приоткрытые пухлые губы и аккуратные хрупкие черты лица, особенно прекрасные во время сна.

Пару раз даже пытался прикоснуться к ней, но вовремя себя одергивал. И в итоге погряз в мыслях. От которых устал.

Наверное, поэтому и рассказал ей все. Мне требовалось выпустить из себя то, что душило меня не один год. Сколько ни боролся с потребностью заглушить все, так и не смог. Я должен был открыться именно ей.

Зачем?

А хер знает.

Возможно, хотелось просто дать ей понять, почему я возненавидел ее.

А может, просто надеялся, что это станет нашим общим освобождением и на этом все и закончится.

Но нет. Эта девушка не их тех, кто упрощает мне жизнь.

Она в очередной раз разрушила меня. И я даже не понял, в какой момент все превратилось в закономерность.

Закономерность рушить стены, которые я выстраивал годами.

Закономерность разбиваться подо мной от оргазмов.

Закономерность стонать мое имя и в бреду эйфории признаваться в любви. Уверен, она даже не помнит об этом. Я бы тоже предпочел выжечь это дерьмо из памяти.

Особенно после того, как она проорала мне в трубку какой-то бред о своих трусиках. Но, если честно, такой порыв лишь позабавил меня. По крайней мере, в первые тридцать секунд, пока ее крик не сменился короткими гудками, а затем тишиной, на смену которой пришло раздражение. Я уже ничего не смог поделать с желанием увидеть ее и потребовать объяснений. На моем члене она была куда вежливей.

Но проблема в том, что в тот вечер Алевтина не открыла мне дверь и больше не ответила ни на один звонок.

Я просидел в машине несколько часов. Черт возьми. Целую ночь. Но она так и не вернулась, а в окнах так и не мелькнул даже намек на то, что в квартире кто-то есть.

Твою мать.

Я снова об этом думаю. И снова теряю контроль, набирая ее номер. Но меня автоматически перекидывает на автоответчик.

Снова.

Какого, блядь, хрена?

Мало того, что она оставила меня с адским стояком и похмельем. Так теперь без какого-либо объяснения, не считая тех истеричных воплей, избегает всяческого контакта со мной.

Я, мать вашу, отказываюсь понимать женщин.

Стук в дверь прерывает мои мысли.

— Войдите! — рявкаю, раздраженно сбрасывая очередной неудачный вызов, и, заблокировав экран, швыряю телефон на стол.

Откидываюсь на спинку и зло провожу пятерней по волосам.

— Ох, кто-то сегодня не в духе. — Паясничая, Сусанна со стаканом кофе в руке дефилирует в узкой юбке-карандаше к моему столу. — Какая киска тебя укусила?

Она манерно присаживается на угол стола, закидывая ногу на ногу, и ставит передо мной стакан. Прикрываю глаза и делаю глубокий вдох. Настолько глубокий, что через мгновение мои легкие буквально всасывают горячий густой запах кофе.

— Ну, что на этот раз, Ромео?

Мысленно рычу.

— Давай без сарказма, Суса.

Беру стакан и делаю большой глоток ароматного кофе. Это первое, что сегодня попадает в мой желудок. И он с благодарностью урчит.

Прости, приятель.

Даже мое привычное расписание потерпело фиаско. Я всегда предпочитал, чтобы все находилось под моим контролем. Достаточно набил шишек в прошлом, чтобы вынести один ясный урок. Контроль. Вот что мне нужно. Если, конечно, ты не хочешь разнести свою жизнь в хлам. Но, судя по всему, я двигаюсь именно в этом направлении.

И не могу дать этому объяснение. Или могу, но не хочу. Потому что не люблю, когда меня держат за дурака.

Но в свете последних событий Алевтина точно держит меня за него. Потому что я, черт возьми, не могу объяснить, почему она сначала капитулировала на моем члене, а после исчезла задолго до моего пробуждения. А стоило мне предоставить ей свидетельство этого бегства, как она послала меня в глубокую задницу.

Вот и какого, спрашивается, хера?

Или, когда женщина добивается капитуляции мужчины, к чертовой матери срывая его с тормозов, получает особое удовольствие, показывая ему ментальный средний палец?

Все это время Сусанна смотрит на меня.

— Мне кажется, или ты думаешь о чем-то другом? Или о ком-то?

— Тебе не кажется, — ворчу я, дергая с шеи узел галстука. И снова этот испытующий взгляд. — Да, блядь, я снова трахнул ее. Довольна?

Стервозная ухмылочка.

— Не совсем. Говоря ее, кого ты подразумеваешь? Не мог бы пояснить?

— Ты знаешь, о ком речь.

Суса пожимает плечами.

— Прости, но список твоих вагин мне недоступен.

— Я говорю об Алевтине, — цежу сквозь зубы. — Довольна?

Суса кривит губы, постукивая пальцем по губам.

— И как давно?

— Ты, блядь, серьезно?! Какое это имеет значение?

— Ответь и узнаешь.

— Или мы закрываем тему, или убирайся на хуй из моего кабинета.

Замечаю странное выражение лица, будто эта сучка что-то знает.

— Ну а если я предположу, что это было примерно неделю назад?

Хмурюсь, грозя раздавить стакан. Какого черта ей нужно от меня?

— Допустим, — сдавливаю челюсти.

— Видимо, ты не так хорош в постели, раз после секса с тобой девушки превращаются в безликое пятно. — Суса тянется за моим кофе и подносит стакан к губам, а потом бубнит в него: — Хотя, возможно, все дело в том, что Гапонов убрал ее из фирмы.