Выдавив все до остатка, Айдаров отпускает мою шею и цепляется за спинку дивана, свешивая голову вниз и испуская измученный стон. Его плечи тяжело вздымаются, а длинные пальцы все еще поглаживают напряженный орган, размазывая остатки эякулята.

Шокировано сглатываю, глядя на все это. А затем Айдаров отталкивается от дивана и, позволив тяжелой длине выскользнуть из кулака, наклоняется к моей груди, чтобы по-животному размазать свое семя по покрытой испариной коже. С таким видом, будто это его гордость, которую я никогда не должна смывать. Но, кажется, я и не хочу. А когда он заканчивает клеймить меня, необъяснимый порыв смелости берет надо мной верх, и я не позволяю его руке отдалиться. Перехватив, притягиваю еще влажные пальцы к своим губам и, тяжело дыша, слизываю с них мужественный вкус его оргазма.

И, кажется, я только что подписала себе приговор.

Тяжело сглотнув, Айдаров с нажимом проводит пальцами по моим губам, а потом быстро подхватывает мое вялое от потрясений тело и впивается в них поцелуем завоевателя. А я позволяю ему это. Точно так же, как и позволяю унести себя в неизвестном направлении. В туман, в котором он до самого рассвета клеймит мое тело до изнеможения…

***

Трель будильника, играющая на фоне уже минут десять, пытается прорваться в мой сонный разум. И в конце концов добивается своего, после чего я силой разлепляю веки и еще с минуту лежу, пытаясь принять реальность и понять, где нахожусь.

Когда поворачиваю голову в сторону и вижу взлохмаченную шевелюру Айдарова, а спустившись взглядом ниже, и его голую задницу, сердце вспыхивает за ребрами, вспоминая расплывчатые картины вчерашнего вечера. Немного с запозданием по голове словно прилетает удар молотом, и я подрываюсь на месте, но практически сразу же съеживаюсь от жжения, которое пытается парализовать мое тело. Боже… как я вообще выжила?

— Животное! — шиплю я в сторону мирно сопящего Айдарова, кое-как сползая с кровати. Сейчас я испытываю ярое желание исчезнуть и получить возможность прийти в себя подальше от источника хаоса.

Не спеша, по стеночке добираюсь до комнаты, где разрывается бедный телефон, который мне придется разбить, если Айдаров проснется. Я еще не знаю, что мне со всем этим делать. Но явно нужно подыскать другое место для подобных размышлений. Не хватало, чтобы он сейчас проснулся и усложнил все. Для начала мне нужно в одиночестве обдумать произошедшее, а потом набраться смелости и решать проблемы уже по мере поступления. Если, конечно, он сам не сочтет вчерашнее грубой ошибкой. У него хотя бы есть оправдание… а вот у меня?

Вот только вытащив мобильник из кармана, я едва ли не проклинаю себя вслух. Потому что заставка на экране напоминает мне, что сегодня понедельник. И ровно через час я должна быть на работе.

К слову… я еще в квартире Айдарова, в другом районе, без трусов и пуговицы на джинсах.

Твою мать…

Но в какой-то степени я благодарна такому исходу событий, потому что у меня не остается времени на рассуждения и принятие решений. Поэтому я кое-как нахожу свои вещи, не без труда натягиваю их на измученное варваром тело и ускользаю из квартиры, на ходу вызывая такси.

Всю дорогу до дома я стараюсь не думать о виде спящего Айдарова и о том, что он вытворял с моим телом, стараюсь не винить себя за оплошность и не читать самой себе мораль. И опять же мне это удается только благодаря тому, что у меня абсолютно нет времени. Я едва успеваю принять душ, влетев вихрем в свою квартиру, тут же не глядя выцепляю из шкафа что-то поприличней и мчусь обратно в такси, которое не отпустила.

Разумеется, я опаздываю. И ничего удивительного, я вообще предполагала, что опоздаю сильнее, но все же… Блин, я так обижена на себя за свою же беспечность, так расстроена своим поведением, что хочется настучать по бестолковой голове чем-то тяжелым. О чем я только думала?

Напомнить? — ворчит внутренний голос.

Нет, спасибо!

Я и без того не могу выбросить из головы образ кончающего Айдарова.

Кажется, кожа на моей груди до сих пор стянута от его спермы, которую это животное вчера впечатало в мою грудь, как гребаную метку. Да, я злюсь и на него, потому что, если бы он не пошел на второй круг, я бы прекрасно добралась до дома еще ночью и не бежала бы сейчас по офису как хромая курица.

— Алевтина! — звучит строгий оклик моего наставника, и я вздрагиваю. Зашибись. — Живо в кабинет Гапонову!

Громкий голос начальника сквозит раздражением, пока он, как я успела понять по подслушанному телефонному разговору, отчитывает кого-то из бухгалтерии. Гапонов не в лучшем расположении духа. И это не самое удачное стечение обстоятельств для моего появления, но, когда крики прекращаются, я набираю полные легкие воздуха и осторожно стучу в дверь.

— Войдите, — рявкает Гапонов, и я желаю сделать наоборот: развернуться и войти обратно в лифт. Однако слишком поздно, потому что Алексей Викторович замечает меня, и, кажется, в этот момент его взгляд переполняет холод, который вполне способен заморозить меня. — Алевтина, — кивком указывает на стул. — Сядьте.

Я даже проглатываю свое дрожащее: «Доброе утро». Не доброе оно.

Неуверенно сажусь на предложенное место, стараясь не морщиться от дискомфорта и особенно не думать о причине его возникновения. Сейчас мысли об Айдарове и прошедшей ночи совершенно неуместны.

Поерзав, свыкаюсь с ноющим ощущением внизу живота и выпрямляю спину, чтобы несмело взглянуть на начальника. И мне удается это только потому, что Гапонов не смотрит на меня, когда резким движением проводит ладонью по ухоженным волосам, будто дает себе еще минуту отойти от телефонного разговора, прежде чем переключиться на новую жертву.

— Я думал, мы играем на одном поле, Алевтина, — наконец гремит его мрачный голос, после чего Гапонов заходит за свой стол и вальяжно садится в кресло, беря меня в ловушку тяжелого взгляда. — Но, видимо, я ошибся. — Он монотонно постукивает указательным пальцем по бедру. — Но давайте проясним одну вещь. То, что я принял вас на работу после увольнения из фирмы конкурентов, не значит, что я буду закрывать глаза на ваше общение с бывшим начальством. Или вы меня совсем за дурака держите?

— Нет! — поспешно выпаливаю. — И в мыслях такого не было…

— Тогда ответьте мне на один вопрос, — перебивает меня совершенно бестактно и, облокотившись на стол, подпирает подбородок пальцами. — Какие отношения вас связывают с Айдаровым?

Я открываю рот и тут же закрываю его, пойманная врасплох. И, конечно же, моя растерянность не ускользает от Гапонова, как и вид порозовевших щек, я чувствую, как жар неловкости кусает их изнутри.

— Хорошо, — он кивает, раздраженно проводя пальцами по гладкому подбородку, но сохраняет ровный и невозмутимый тон: — Я облегчу вам задачу. — Гапонов указывает на меня, после чего откидывается на спинку кресла: — Состоите ли вы с Айдаровым в каких-либо личных отношениях?

Нервно сглатываю. Но даже не задумываюсь, когда вру почти уверенно:

— Нет.

Красная от смущения, не перестаю теребить край своего пиджака и заставляю себя смотреть прямо в глаза начальнику. Если спрячусь сейчас, он точно поймет, что перед ним сидит обыкновенная врушка. Но в то же время во мне закипает новая противоречивая эмоция. Потому что меня злит тот факт, что в моей личной жизни копаются как в корзине с грязным бельем. Господи. Я на грани того, чтобы рассмеяться истерическим хохотом. Ведь Гапонов даже не представляет, насколько нелепой и абсурдной кажется мое положение и ситуация в целом. Хотя почему кажется…

После минутной паузы Алексей Викторович цинично цокает и качает головой. Будто ждал от меня, что я передумаю и выложу ему подробности наших с Айдаровым отношений на блюдечке с голубой каемочкой.

— Не разочаровывайте меня, Алевтина.

Я и не собиралась.

— Я очень не люблю, когда мне врут. Очень, — добавляет он поучительно. — А судя по тому, что в субботу вечером вы с Айдаровым уехали на одной машине, у меня есть все основания считать ваши слова ложью.