Вау… В какой момент наша перепалка свернула не в ту сторону?

Сдув непослушную прядь с лица, я сжимаю дрожащие бедра, словно пытаюсь уничтожить все, что там скопилось. Но жар лишь усиливается. Черт возьми, ему достаточно просунуть руку под юбку и опозорить меня моей неадекватной реакцией на его грубость.

— Думаете, — мое горло дергается, — архив подходящее место, чтобы домогаться своих сотрудников?

— Домогаться? — хмыкает уголком губ, нависая надо мной еще сильнее. Опирается локтем на полку над моей головой, а второй рукой сдавливает ребра, вынуждая меня выгнуться ему навстречу. — Может, нам стоит вернуться в мой кабинет и посмотреть видео, как ты карабкалась на мои колени, вымаливая поцелуй у своего босса-мудака?

Ублюдок. Сжимаю челюсти, глотая все, что сделает меня еще уязвимей в его глазах, и натягиваю улыбку, которая забирает у меня все силы. Пожалуй, мне все это надоело. Я хочу совершить преступление? Мне скостят срок, если я расскажу в суде, каким козлом был мой босс?

— Осторожно, Хаким Тазиевич. — Задыхаясь, кладу руки на его вздымающиеся плечи, но почему-то не отталкиваю. — Возможно, я не стану оказывать сопротивление…

— Раньше ты не была такой болтливой. — Его пальцы добираются до края моей юбки и решительно тянут ее вверх. В движениях Айдарова нет нежности. Но она мне и не нужна. Вообще-то я надеюсь, что именно его грубость отрезвит меня, вот только напротив — я пью ее как сладчайший мед, дурманящий своим диким вкусом.

Черт возьми, мы уже на пути к катастрофе. Или только я…

— Ты тоже не казался мне таким ублюдком. Но увы. — Нервно облизываю пересохшие губы, позволяя наглому придурку поднять мою ногу и обвить ее вокруг своего бедра. — Только посмотри на себя. Ты в секунде от того, чтобы вставить в меня свой член. Уверен, что потом не будешь снова себя убеждать в том, что я все романтизирую?

Он ухмыляется и наклоняет голову в сторону, нарочно задевая твердой выпуклостью мою чувствительную точку. Невольно прикрываю глаза и глотаю томный звук удовольствия.

— Почему ты не желаешь признавать, что это не просто секс? — мурлычу, сама вторя движениям его бедер в попытке настигнуть короткую вспышку удовольствия. Не знаю, чем я руководствуюсь, потираясь о его внушительную эрекцию, но мне уже без разницы. — Возможно, тебе станет легче, если ты признаешься себе, что на самом деле я единственная девушка, которую ты хочешь.

Я сама расстегиваю его ремень. Этот ублюдок получит желаемое. Я заставлю его признаться хотя бы самому себе, что он по своей воле пришел ко мне, уже второй раз, потому что он хочет меня. Потому что среди всех девушек он видит только меня.

— Тебе лучше заткнуться, Алевтина. — Низкий напряженный голос с шипением врезается в мой висок, когда я просовываю руку к нему в штаны и обхватываю длинный твердый член. Я слабо осознаю, что делаю, словно в его аромате, который неумолимо проникает в мои легкие, присутствует какой-то токсин, отравляющий в мозгу все адекватные клетки.

— А то что? — выдыхаю в колючий подбородок босса, одновременно двигая рукой вверх-вниз, а затем с искренним любопытством заглядываю в его яркие глаза. Они клубятся мрачной похотью, переливаясь каким-то мифическим цветом. Жаль, что моя провокация работает в обе стороны и не позволяет мне казаться равнодушной по отношению к мужчине напротив, который являет собой гранитную скалу. Разве что в этой скале все же имеется маленькая трещина. Желая пробить ее, я сжимаю крепкий ствол так, что чувствую, как он дергается в моей ладони, отчего Айдаров вновь испускает гортанный звук поражения.

— Прекрати умолять меня трахнуть тебя, Чудакова. Ты выглядишь жалкой.

Я замираю от его слов. Сердце дергается на одном крыле, но второе с крахом подбито, и оно вновь падает в лужу крови. В груди словно образуется дыра, точно так же как металл разъедает коррозия. Наша игра «Кто больнее?» зашла слишком далеко... Все прекрасное, что я чувствовала пару мгновений назад, предвкушая запретное, исчезает, словно с моих глаз сорвали туманные шоры. Тяжело сглатываю больной ком в горле и моргаю, ненавидя предательское жжение в глазах. Что со мной не так? Господи, противно от самой себя. Делаю вдох и отдергиваю руку от члена Айдарова, буквально задыхаясь горьким чувством стыда. Но, когда порываюсь поставить ногу на пол, мне не позволяют этого сделать.

Я открываю глаза и, будучи не в силах контролировать эмоции, упускаю одну соленую каплю боли.

— Ненавижу тебя, — шепчу едва слышно, однако Айдаров по-прежнему не позволяет мне отстраниться. Я собираюсь сказать что-то еще, но он забирает эту возможность, обхватив мое горло пятерней.

— Знаю. — Задирает мою голову и приближается к щеке, чтобы слизать одинокую слезу, а затем, не отрываясь, проводит языком по моим губам, заставляя попробовать его соленые на вкус слова: — Но твоя ненависть ничто по сравнению с моей.

А в следующее мгновение Айдаров уже целует меня, сжимая горло до асфиксии, потому что я не планирую открываться ему. И я борюсь с ним, заранее обреченная на проигрыш. До тех пор, пока воздух в легких не заканчивается и мои губы не распахиваются в спасительном глотке кислорода. Секунда, и я пробую вкус Хакима на своем языке, когда он со всей присущей ему агрессивностью доказывает мне правдивость своих слов, покусывая мои губы и жестоким языком забирая все, до последнего клочка кислорода. Он целует меня так, словно ненавидит все, что есть во мне. Словно презирает сам факт того, что целует меня. Но по какой-то причине Айдаров продолжает пировать на моих губах, слишком быстро теряя контроль над своими действиями, а я не в силах остановить ни его, ни возбуждение, которое беспощадно разгорается во мне. Голова идет кругом, и я даже не понимаю, в какой момент горячая ладонь покидает дрожащее горло, лопатки сильнее врезаются в металлические полки, а моя вторая нога оказывается отведена в сторону, открывая Айдарову ещё больший доступ.

Следующее, что я чувствую, задыхаясь у его губ, — это как мозолистые пальцы царапают мои бёдра, после чего добираются до полоски трусиков. Отодвинув их в сторону, Айдаров входит в меня одним неумолимо медленным толчком, рассыпая вокруг нас мои поломанные стоны.

Возможность сохранить хоть какой-нибудь контроль над ситуацией испаряется. Окончательно и бесповоротно. Точно так же, как мой прерывистый выдох разбивается о крепкую шею Айдарова, в которую я уткнулась, чтобы заглушить несдержанный стон. Возможно, я опоздала, и его услышала половина офиса… но это неважно. Потому что этот лживый ублюдок тоже не смог скрыть свое удовольствие, которое все еще вибрирует в моих волосах гортанным рычанием.

Он практически полностью выходит из меня, оставляя задыхаться от одной только мысли, что его грубое проникновение подействовало на нас обоих одинаково, а затем, не позволяя зациклиться на этом навязчивом фрагменте, толкается обратно, демонстрируя агрессивное нетерпение. Будто он ненавидит то, как мое тело тает от боли и желания, о котором я никогда не подозревала. Не то чтобы никогда, но… Еще один толчок вынуждает меня растерять все связные мысли, вскрикнуть и вцепиться пальцами в плечи Айдарова. А следующий — прижаться к его мощной груди с беспомощным стоном:

— Лживая сволочь…

Я не успеваю закончить, как мужественные пальцы сильнее впиваются в мои бёдра, после чего Айдаров закидывает мои ноги к себе на талию, вынуждая меня найти опору в долбаном стеллаже, а через мгновение он проникает так жестко, что я забываю о необходимости дышать. Ублюдок двигается во мне с такой пугающей силой, что я плюю на все, выгибаясь навстречу болезненному удовольствию и выпуская на свободу громкий стон. Он рикошетит между моими губами и мужской шеей, когда я готова излить очередную симфонию от восхитительного ощущения наполненности его членом, но внезапно на мой рот опускается жесткая ладонь. А затем спина вновь врезается в металлические полки, и я сталкиваюсь с мрачным взглядом Айдарова.