— Тогда почему… — Я сжимаю кулаки так, что ногти до боли врезаются в ладони. — Почему ты был так холоден со мной? Или это все из-за Паши? Боялся моего брата? — я говорю более резко, чем намеревалась, а потом отступаю на шаг и качаю головой, обозленная сама на себя и на него, хотя теперь это, наверное, глупо и неразумно.

Хаким издает сдавленный смешок.

— Я не боюсь твоего брата, Алевтина. Никогда не боялся.

Потеряв терпение, шагаю к нему и цежу сквозь зубы:

— Тогда почему?.. Возраст? Вся проблема в нем? Ты мог бы подождать. Мне оставался всего год, и было бы плевать на все, что скажут окружающие…

Айдаров сокращает последнее расстояние и обхватывает мое лицо ладонями:

— Потому что знал, как мой брат относился к тебе. — Я распахиваю глаза от неожиданной искренности. В словах. В прикосновениях. — Алевтина… — На короткое мгновение Хаким опускает голову и со стоном сжимает переносицу, а после снова смотрит на меня и заключает лицо в тепло ладоней. — Возможно, ты не поймешь меня, но я и не прошу этого. Мои отношения с братом всегда были превыше всего. Я не мог посмотреть на девушку, которую хотел он. Я знал, как он любил тебя и хотел быть с тобой. Он разговаривал со мной о тебе. Просил совета, как у старшего брата. — Его пальцы до боли врезаются в мои щеки, и я вздрагиваю, распахивая рот в подобии буквы «о». — Я поступил неправильно по отношению к нему. Понимаешь? И я до сих пор виню себя за это. И за то, что вообще прикоснулся к тебе раньше твоего восемнадцатилетия. Я знал о последствиях, но той ночью все равно поддался искушению, которое следовало за мной по пятам вместе с тобой. Я… я просто не должен был этого делать.

— Ты зря так винишь себя, ведь я сама этого хотела. — Прикусываю нижнюю губу, чтобы перекрыть предательское жжение в глазах, а затем кладу ладони поверх его и прижимаю сильнее. — И плевать мне на возраст, я пришла к тебе осознанно. А отношения с твоим братом, — опускаю взгляд, качая головой. — Они были… несерьезными, — снова смотрю в хмурое лицо Айдарова. — Я согласилась стать его девушкой, только чтобы… — Его взгляд становится невыносимо тяжелым, а прикосновения более жесткими, кажется, еще немного, и кожа под его пальцами начнет потрескивать от жара. Поэтому, сделав глубокий вдох, добавляю быстро:

— В общем… Давай закроем тему. Думаю, каждый из нас вынес из этой ситуации тяжелый урок. Глупо вспоминать то, что было много лет назад. Мы сделали то, что сделали.

На этом я внезапно теряю тепло его ладоней и испуганно вскидываю глаза.

— Мы с Рустамом просто дружили, между нами ничего не было! — зачем-то пытаюсь убедить его в том, о чем должна была сказать давным-давно, вот только делаю лишь хуже.

Айдаров раздраженно сжимает челюсти и, убрав меня в сторону, направляется прочь. Но я бросаюсь следом, слишком растерянная от эмоций и его поведения. Мы слишком долго молчали. И я не знаю, поможет ли нам теперь этот разговор.

— Да я с ним даже встречаться начала, лишь бы к тебе поближе быть!

Он резко останавливается, и я едва не впечатываюсь в его спину, а затем Хаким снова продолжает путь к двери.

— Прекрати убегать от проблем! Посмотри на меня! Я никогда его не любила!

— Замолчи, — цедит он, дергая на ходу галстук, словно тот душит его.

— Хаким! Да стой же ты! — Успеваю схватить его за руку. — Почему ты убегаешь? Поговори со мной! Нам ведь обоим это нужно!

— Мне лучше уйти.— грубо бросает он и высвобождает пальцы из моей хватки, после чего дергает дверную ручку. Но я снова цепляюсь за него…

— Не уходи. Пожалуйста. — Хаким замирает, лишь его широкие плечи вздымаются и опадают. — Останься со мной. — Голос дрожит, но мне плевать. — Ты не можешь оставить меня… не сегодня, — шепчу едва слышно. — Я не хочу оставаться одна.

— Алевтина, — выдыхает он сдавленно.

— Очень тебя прошу. Побудь со мной… Мне страшно. — Пускай я драматизирую, но мне нужно задержать его, сама не понимаю, зачем делаю это, но в то же время признаюсь себе: я и правда не хочу, чтобы он уходил. Понятия не имею, почему это так важно для меня. Впервые я подобралась к этому мужчине так близко. И теперь не имею права отступить.

— Я останусь, — наконец гремит в тишине его хриплый голос. — Но больше ни слова о моем брате.

Сглатываю, потому что во рту внезапно становится сухо. Я все еще не уверена, что это хорошая идея: оставаться с ним в одной квартире. Но странное облегчение срывается с моих губ:

— Хорошо.

***

Уже пятнадцать минут я сижу на крышке унитаза и, подтянув к себе колено, скрупулезно вытаскиваю из ссадины грязь и порванный капрон. Возможно, я не спешу не только из-за неприятного жжения, я спряталась в ванной после того, как просидела полчаса с Айдаровым в одной комнате в полном молчании. В конце концов, у меня начали слипаться веки, и я отправилась принять душ, но для начала мне нужно что-то сделать с коленкой.

— Что ты делаешь?

Вздрагиваю, но в целом больше никак не реагирую. Разве что мысленно отчитываю себя за то, что не заперла эту чертову дверь. А если бы я сидела в одних чулках? Не стоило забывать, что в моей квартире находится далеко не джентльмен. Мне даже не нужно поднимать взгляд, его тень падает на пол ванной. Недовольная тень. Я чувствую это на физическом уровне. Но затем Айдаров приближается, и я машинально вскидываю голову. И за это тут же расплачиваюсь.

— Ай, — писк срывается с моих губ, и я закусываю их, неосторожно потянув прилипший к ранке капрон. Черт бы его побрал. Сукровица засохла, и такое ощущение, что вместо него я отрываю по маленькому кусочку и без того воспаленную кожу.

Несколько секунд Айдаров сверлит меня хмурым взглядом. Кажется, я отвечаю ему взаимностью.

— Аптечка есть?

Поморщившись от дискомфорта, отвечаю практически сквозь зубы:

— В гостиной… в ящике под телевизором.

Айдаров уходит, но через минуту возвращается с жестяной коробкой. Ставит ее возле раковины и принимается что-то искать, заставляя мое сердце биться чаще.

— Все в порядке, я в норме, — уверяю его, надеясь на то, что это остановит намерения Хакима. Я не просила его о помощи. И уж тем более не была готова к близости. Но, кажется, он не замечает мою жалкую попытку, а когда присаживается на корточки… и наши лица оказываются сантиметрах в тридцати друг от друга, у меня сводит живот. Опять.

— Если я не помогу тебе, ты провозишься до утра, — строго. — А я бы предпочел лечь спать. Мне рано вставать.

— Так ложись, кто тебе мешает? — сиплю я, впиваясь пальцами в края халата.

Нахмурив брови, он качает головой и встает на одно колено.

— Мой сон будет спокойнее, если твоя бедовая задница окажется в кровати.

Не церемонясь, Айдаров приподнимает мою ногу так, чтобы она уперлась ему прямо в живот. Ох черт… Такой твердый и рельефный, что я с трудом сдерживаю желание пересчитать кончиками пальцев каждый напряженный кубик. Хотя, возможно, на мгновение я все же теряю контроль, потому что Хаким замирает с серьезным выражением лица, но потом выверенным движением проскальзывает горячей ладонью под голень и фиксирует на месте. Раскрываю рот и одновременно задерживаю дыхание, ощущая, как за жалкие секунды кожа разгорается от его прикосновения.

Поглаживая голень большим пальцем, а может, мне это только кажется, Айдаров поворачивает мою ногу то вправо, то влево, внимательно рассматривая колено. Я чувствую дискомфорт, но изо всех сил не показываю ему этого, не хватает, чтобы он меня еще и в больницу потащил. Не говоря ни слова, Хаким берет бутылочку с перекисью и сначала промывает кожу вокруг раны, вынуждая меня поерзать на месте от жалящей прохлады, а потом капает и на саму ссадину. Жжение резко вспыхивает, и я по инерции отдергиваю ногу, но он ловит ее и поднимает на меня строгий взгляд.

— Не дергайся. Нужно размочить края, так будет легче очистить рану.

Улыбаюсь себе под нос. Эмоция слишком внезапная и оттого не поддается контролю. И я даже не сопротивляюсь, когда на меня накатывает короткое чувство облегчения.