От радости я плохо понимаю, что говорит дальше мне Ахмад. Главное — лечу к Джамиле! Интересно, какой она будет, эта встреча, решит ли что-нибудь в моей судьбе?

— Рафик Салех! Повторите мое приказание! — требует он.

Это я отчетливо понял, а вот повторить приказание Ахмада не могу. Командир явно недоволен, брови нахмурил сердито.

— Ну что мне с тобой делать, Салех? — говорит он уже по-дружески. — Посылаю в ответственную поездку, а он ворон ловит, уши ватой заткнул.

— Извини, Ахмад, я так… ничего… Джамилю вспомнил, — честно признаюсь я командиру. — А о задании не беспокойся, сделаю все, как сказал… Только повтори, пожалуйста, свой приказ.

— Взять полный боекомплект патронов, автомат, две гранаты!

— Это еще зачем?

— Не твоего ума дело! — резко обрывает меня Ахмад и снова переходит на командирский тон: — Вы поступаете в полное распоряжение особоуполномоченного ЦК НДПА рафика Хафизуллы Барыка, за безопасность которого отвечаете головой! Надеюсь, теперь все ясно?

— Так точно, рафик Ахмад! — отчеканил я.

Он смягчился, руку протягивает, говорит на прощание:

— Джамиле привет передай… Вижу, доволен, что к ней едешь. Весь радостью светишься… Ну, будь!

…Признаться, мне было как-то не по себе в вертолете. Ведь первый раз в жизни от земли так высоко отрываюсь, лечу рядом с облаками. Хочется в окошко круглое заглянуть, что там, за бортом умной машины. Да побаиваюсь, как бы голова не закружилась. А рафик Барык посмеивается:

— Трусишь, парень! Смотри, форменные штаны не замарай!

Ему что, он привык. Летает из одной провинции в другую. Занимается инспекцией от ЦК НДПА по проведению правительственной реформы ликвидации безграмотности среди взрослого населения. Большой начальник, хотя по внешнему виду этого не скажешь. Роста невысокого, мне по плечо, пучеглазый, губы тонкие, из-под усов почти не видно. Одет как простой дехканин: рубашка до колен навыпуск, шаровары широкие, стоптанные сандалии на босу ногу. Видя мое недоумение при знакомстве на аэродроме, пояснил:

— Идем в народ! Надо быть ближе к массам!

Я согласен с Хафизуллой, но зачем к этим массам с пистолетом лететь? Оттопыривается ручка из-под рубашки. И мне приказали вооружиться так, словно бой предстоит с душманами, а не мирные беседы с дехканами. Так подумал, но промолчал. Ему виднее, он ответственный работник ЦК нашей партии.

— Мы летим не на прогулку, а на ликвидацию безграмотности, — инструктировал уже в полете Хафизулла Барык. — К сожалению, решения партии и правительства выполняются медленно на местах. Наши представители в провинции забыли, что ликбез сегодня — настоящий фронт классовой борьбы. Требуются решительные меры. И мы будем действовать с тобой, Салех, по-фронтовому!

Помолчал немного и добавил:

— Разумеется, согласно реальной обстановке!

За какие-то полчаса мы были у цели. Вертолет, что умная птица, покружился над кишлаком, осмотрелся, выбрал место для посадки и пошел на снижение. К нам, как стая галчат, бросилась ватага босых, оборванных ребятишек.

Не спеша, улыбаясь, навстречу вертолету шла Джамиля.

Немного осталось на белом свете таких стран, как Афганистан. На исходе XX век. Мир достиг ошеломляющего прогресса в науке и технике. Космические корабли летают к другим планетам, а у нас темнота средневековая. Афганистан — страна сплошной неграмотности. Моим соотечественникам неведомо, что на голубом глобусе Земли помимо высоких гор Гиндукуша есть еще широкие степи и бескрайние леса, моря и океаны. Далеко ушли караваны других народов, а наш остался на месте у потухшего костра среди дьявольских ущелий и изнывающей от жажды пустыни Регистан. Что-то случилось с нашими часами. Время остановилось в прошлых столетиях. Но вот пришла Апрельская революция, и заторопились стрелки часов, спеша наверстать упущенное. Революция вселила надежду народу, надо только собраться в путь, перешагнуть через хребет времени, из века феодального выйти в современный мир. Но движению вперед мешает неграмотность. С первых дней своего существования Революционный совет принимает экстренные меры, чтобы все дети страны бесплатно обучались в школе. Значительная часть государственного бюджета дается министерству просвещения. В народе рождается добрый почин — сбор средств для издания учебников и закупки школьного оборудования. Тысячи молодых парней и девушек, выпускников школ и лицеев, вчерашних безграмотных, добровольцами едут работать учителями в сельскую местность.

Решено было в кратчайший срок покончить с неграмотностью взрослого населения, особенно среди женщин. В одной из дальних провинций за эту нелегкую работу взялась Джамиля.

С большим трудом решалась проблема ликбеза среди женщин в ее провинции… Джамиля возглавила отряд учителей-добровольцев. Для себя выбрала самый дальний кишлак. Надо бы пример своим товарищам показать, а вот, как на грех, ничего не получается. Ни одна женщина кишлака не села за букварь. Джамиле оказалось не под силу сломить вековой закон, нарушить старые обычаи. Как она ни старалась, сколько раз ни беседовала с муллой и стариками, все напрасно. Они не бранили ее, не возмущались, что с ними разговаривает женщина с открытым лицом. Слушали уважительно, как и подобает беседовать с представителем власти. В знак одобрения кивали черными чалмами, когда Джамиля рассказывала о программе революционного правительства. В кишлаке, затерянном среди скалистых гор, проживали шииты[13]. Они охотно принимали все декреты нового правительства. Но стоило только Джамиле повести разговор о ликвидации неграмотности среди женщин, словно немели. Ни да ни нет! Вдруг один из стариков вспомнил, что дувал у него завалился, надо кизяк собирать, глину месить ногами. Кому-то позарез потребовалось сходить в горы за дровами, пора огонь разводить, лепешки печь к обеду. У всех сразу находились дела неотложные, спешные, ковыляли к своим убогим жилищам.

— Не выдержала я как-то раз, — рассказывает она нам с Барыком. — Разревелась при стариках от досады. «Для вас же, — говорю, — стараюсь! Через книгу женщина радость жизни познает!»

За всех Джамиле отвечал мулла, глаза раскосые, в разные стороны смотрят, не поймешь, на кого глядят.

— Зря убиваешься, ваша светлость! Плачь не плачь, а обычаев своих не нарушим. Слыханное ли дело, чтобы жена книжки читала. А кто за нее работать в поле будет, коров доить, навоз выгребать, детей нянчить?! Нет, одна радость у нее — муж! Верно я говорю, почтенные?

Старики одобрительно шумели, на все лады расхваливали мудрость служителя Аллаха. А когда ночь приходила в кишлак, другие речи заводил мулла. Осторожно, огородами, чтобы никто не увидел, пробирался на огонек лампы в школе.

— Вы же понимаете, не могу я по-другому говорить при народе… Люди дикие… А я поддерживаю законы новой власти… Прошу сообщить об этом кому следует. Конечно, надо бороться с невежеством, учить людей грамоте.

Но как это сделать, чтобы люди сами изъявили желание учиться, мулла не знает. Просит только Коран не осквернять, не нарушать неразумными действиями святое писание. Постарается еще раз поговорить с правоверными, может, скала сдвинется с места, хотя лично он не верит.

Через несколько дней пришел к Джамиле радостный, руки к небу возносит.

— Слава Аллаху! Договорился, наконец! Будут у вас ученики! Вы уж там, в Кабуле, скажите, что мулла Ахмад вам помогал. Завтра к вечеру придут учиться взрослые сыновья со своими отцами…