Из показаний подсудимого А. Хадуда:

«Я только что получил назначение на должность начальника КAM[27] и 8 октября дежурил. Вечером меня вызвал начальник гвардии Джандад и заявил, что по приказу партии и Революционного совета я должен убить Н. М. Тараки. Я спросил, как это сделать. Джандад ответил, что все уже подготовлено, в том числе могила и саван. Он заявил также, что в убийстве будут участвовать Рузи и Экбаль.

Я сменился с дежурства, и в кабинете Джандад еще раз повторил нам задание. Он сказал, что принято решение умертвить Тараки. Рузи со своей стороны добавил, что мы не вправе не выполнить приказ партии. После этого мы вышли из помещения, сели в белый „Лендровер“ и поехали в Коте-Бахчи (квартира председателя Революционного совета, расположенная в бывшем королевском дворце в центре Кабула). Прибыв туда, мы оставили машину у входа в здание и поднялись на второй этаж, где находился Тараки. Сначала в помещение вошел Рузи. Мы остались в коридоре. После того как мы вслед за Рузи вошли в помещение, где находился Тараки, Рузи сказал ему, что мы должны перевезти его в другое место. Тараки отдал Рузи свой партийный билет с просьбой передать его Амину. Он отдал Рузи также черную сумку, где находились деньги и украшения, с просьбой передать эту сумку его жене, если она жива. После этого все мы пошли вниз. Рузи завел Тараки в комнату, где, вероятно, ранее жил кто-нибудь из прислуги, и сказал мне, чтобы я принес для Тараки стакан воды, так как он хочет пить. Однако тут же Рузи передумал и сказал, что ни я, ни Экбаль не должны идти за водой, но я все же выбежал из комнаты. Стакана для воды я не нашел, и когда вернулся, то увидел, что Рузи и Экбаль уже связали полотенцем руки Тараки и положили его на кровать. Рузи душил Тараки, закрыв ему рот подушкой, а Экбаль держал его за ноги. Рузи приказал мне держать Тараки за ноги, но я не стал этого делать. Минут через пятнадцать Тараки умер. После этого мы завернули его тело в саван и вынесли из здания».

Человек, который в низком поклоне целовал руки Тараки, величал его великим вождем афганского народа, своим родным отцом, стал убийцей президента. По приговору революционного трибунала Хафизулла Амин был расстрелян. Получил свое по заслугам и Абдула Бури. Он был осужден, но долго в тюрьме не сидел, каялся, умолял простить. Поверили, дал подписку никогда не выступать против революционного правительства, и тут же через два дня удрал за границу.

Среди ночи раздается резкий телефонный звонок в моем номере:

— Хелло! Доброй ночи, Салех! Это я, надеюсь, не забыл еще?

Машинально взглянул на часы, стрелки показывали половину второго. Самый сон, а тут телефонный налет. Послать бы ночного звонаря куда подальше, да неудобно, звонила женщина.

— Это я, Гульпача!

Могла бы и не представляться. Узнал сразу. Сама полуночница и другим глаза сомкнуть не дает. Да еще радуется неизвестно чему. Я думал, что уже не увижусь с этой странной девушкой. Привезла меня в Пешавар, простилась у отеля и умчалась неведомо куда на своем джипе. И вот я снова слышу ее голос.

…Она выполняла очередное поручение шефа, везла меня на быстроходном джипе в штаб-квартиру Бури.

— Велено доставить в целости и сохранности, как почетного гостя, — не то серьезно, не то в шутку говорила Гульпача, ловко ведя машину по темным улочкам и закоулкам. Скоро остались позади тусклые огни спящего города, машина вышла на дорожный простор и понеслась в черноту ночи.

Не знаю, случайно или нет, но встреча с Бури состоялась на поле учебного боя. Он был подготовлен по всем правилам военного дела. В долине, куда из-за белого пика горы не заглядывало солнце, окопалась, заняла оборону часть его войска. Другая таилась где-то в горах, ждала сигнала атаки… Принял меня Бури с распростертыми объятиями на своем командном пункте. В новенькой военной форме без знаков различия, бинокль на шее, кобура пистолета на животе, защитный картуз с длинным козырьком. Командный пункт был выбран удачно, на макушке одной гряды, укрытый с воздуха маскировочной сеткой… Под рукой рация, полевые телефоны, карты, стереотруба и даже походные стульчики для начальства. Бури был окружен небольшой штабной свитой.

— Внимание, господа! Представляю вам одного из новых членов руководящего комитета нашей партии, господина Салеха!

Вот это новость. Я выхожу на большую дорогу, становлюсь одним из лидеров «Шамшари ислами». И это без всякой со мной беседы. Не дал одуматься, прямо с дороги брал хватко, как говорится, голыми руками быка за рога. Улыбается, хитро прищурились маленькие плутоватые глазки. Смотрит, какой эффект произвели на меня его слова. Я церемонно киваю во все стороны, стараюсь и вида не подать, что несколько ошарашен неожиданным назначением.

— А это мои военные советники, прошу знакомиться!

— Мистер Уильямс! — представляется один из них и протягивает волосатую тяжелую руку.

— Рахити! — берет под козырек другой, раскосый, ниже среднего роста, лысый человек в выгоревшем френче.

— Господа, наш друг — офицер… Имеет диплом с отличием. Особенно преуспевает в тактике. Так что теперь есть кому по достоинству оценить ваш труд.

Бури, оказывается, неплохо информирован о моей биографии. Для меня это не новость, но все же…

— Думаю, пора начинать!

Абдула взглянул на свои часы и резко махнул рукой. За его спиной один из мятежников нажал спусковой крючок ракетницы. Шипя, взвилась и тут же рассыпалась на тысячи красных огоньков ракета. Откуда-то сверху ответила глухая дробь автомата, вторая, третья, и пошла перекрестная стрельба. Замелькали перед стеклами бинокля хлопки взрывпакетов, серые людские фигурки, быстро спускающиеся с гор.

— Перед вами ученики Уильямса. Мы дали этой группе условное название «черные тюльпаны», — начал пояснять мне Абдула. — Не правда ли, впечатляющее зрелище? Настоящая лавина смерти! В обороне «красные маки». Посмотрим, как встретят неприятеля воспитанники Рахити.

— Не сомневайтесь, встретят, как надо… как учил! — довольно самоуверенно заверяет он, не отрываясь от окуляров стереотрубы. — Хорошо, очень хорошо, — одобряет он своих молодцов. — Надо поближе подпустить противника. Не стрелять, не стрелять! Еще рано!

Нервы, видать, сдают у советника. Забыл, что окопы далеко, никто его приказов не слышит.

Мистер Уильямс, косая сажень в плечах, спокоен. Посасывает, как ребенок соску, давно погасший окурок сигары, чешет затылок, скребет себя под мышками. Дышит тяжело, хрипло, как простуженный. На походный стульчик сесть не пожелал, отодвинул его небрежно от себя, чего доброго, раздавить может казенное имущество. Оптическим стеклам не доверяет, видит вдаль, как ястреб с высоты. У советников сегодня был особый день. Шли итоговые показательные учения в присутствии самого лидера «Шамшари ислами». Три месяца более трехсот молодых мятежников проходили военную подготовку под руководством опытных иностранных учителей здесь, в горной глуши, подальше от дурного глаза. Неизвестно, на какие деньги и как, но Бури сумел организовать учебу пусть небольшого, но собственного отряда мятежников. Это был резерв для тех отрядов, которые сражались сейчас в Афганистане и несли значительные потери. Вместо победных реляций его командиры, как сговорились, слали одни и те же донесения: «Нуждаюсь в пополнении, кончились боеприпасы, нет медикаментов и продовольствия…» Все, что отправлялось в отряды, словно проваливалось в пропасть. Особенно плохо обстояло дело с людскими резервами. Не так-то просто было найти и обучить новое пополнение мятежников.