Гладкий пол манил меня сильнее, чем пуховая перина. Хотелось прилечь и закрыть глаза — ненадолго, хотя бы на одну минутку. Однако я твёрдо знал, что так делать нельзя.

Стоило уступить этому опасному желанию, и можно закрыть глаза не на минуту, а навсегда.

Я кое-как встал, заткнул книгу за пояс и побрёл к выходу. Медленно и печально.

Шаг за шагом. Ноги двигались с большим трудом — я буквально заставлял себя идти вперёд. В ушах гулким грохотом отзывались удары сердца, а перед глазами вертелась бесконечная хмарь.

Я старался контролировать обстановку, но был слишком слаб, чтобы делать это эффективно… И судьба не преминула наказать меня за невнимательность — от стены отделилась тень, которая тут же двинулась мне наперерез.

Дёргаться не имело смысла. Как говорится, поздно пить боржоми, когда почки отказали. Оставалась только надеяться, что это друг… Ну, или хотя бы не враг.

Лёгкий звон кольчуги. Скрип кожи. Лязг стали. Тень приближалась, обретая узнаваемые черты.

Пуллон. Уставший, забрызганный кровью, но куда более готовый к бою, чем я.

Ветеран держал в правой руке круглый бронзовый щит. В левой — короткое копьё или, скорее, дротик. На поясе — меч. Он двигался очень правильно — осторожно, плавно, уверено.

Иллюзий у меня не было. Вряд ли отставной легионер оказался здесь случайно — я никогда не верил в подобные совпадения.

Он шёл за мной. Шёл с вполне конкретной целью… Гибель Спицы и Красного требовала отмщения, и Пуллон собирался взять эту почётную обязанность на себя.

Что же, каждый поступок влечёт за собой последствия. И на этот раз последствия настигли меня в самый «подходящий» момент.

Мысли «шевелились» в голове вяло и лениво. Драться не хотелось, но, боюсь, моего мнения по этому вопросу никто спрашивать не будет. Вряд ли Пуллон благородно позволит мне полностью восстановить силы и вступить в схватку во всеоружии.

Нет, он ударит прямо сейчас, когда у меня, фигурально выражаясь, «закончились патроны». Ударит и правильно сделает — я сам поступил бы точно так же.

Пальцы скользнули по висевшему на поясе клевцу. Камень в его ударной части окончательно потух — заряды заклинания закончились, и оружие превратилось в обычную железяку. Хорошо сделанную, удобную и добротную, но куда менее смертоносную…

Кроме клевца, у меня осталась пара кинжалов да обрывок чернёной цепи. Ну и магия, конечно, хотя организм недвусмысленно намекал, что колдовать не стоит… Впрочем, я был готов использовать заклинание, несмотря ни на что.

Глупо беречь себя, когда жить, возможно, осталось считаные минуты.

Как-то по-дурацки всё получилось. Задача не просто выполнена, а перевыполнена на триста процентов. Книга у меня, Король нищих убит, его люди разгромлены, Древние Своды под нашим контролем…

Вроде бы полный успех — можно пожинать залуженные плоды — но не тут-то было. На самом финише, как всегда, оказалась какая-то засада. С моей удачей что-то определённо не так…

В ушах раздался противный голос старшего сержанта Вереенко. В прошлый раз он тоже «явился» мне на пороге смерти и, похоже, это «явление» превращалось в нехорошую традицию.

— Что делает настоящий красноармеец, когда у него заканчиваются патроны? — на рябой сержантской роже застывает хитрое выражение.

Я снова оказываюсь на полигоне на занятиях по огневой подготовке. Боевая стрельба отделения в наступлении. Пять магазинов к АКМу, пара учебных гранат, напитавшаяся дождём плащ-палатка… И пронизывающий до костей ветер, который качает едва заметные грудные мишени.

— Примыкает штык-нож и готовиться к рукопашному бою, тарищ старший сержант! — отвечает кто-то из бойцов.

— Мимо, товарищ солдат. У кого ещё есть предположения?

— Встречает противника сапёрной лопаткой? — робко предполагает отличник боевой и политической подготовки рядовой Сергеев.

— Рядовой Сергеев получает заслуженную награду! — торжественно вопит Вереенко, выпучив глаза.

На бледном лице Сергеева загорается радостная улыбка.

— А какая награда для солдата самая главная? — с издёвкой спрашивает сержант. Спрашивает и тут же отвечает: — Главная награда — это возможность проявить себя на службе Родине!

Улыбка на лице Сергеева сразу же гаснет. Он понимает, что слова командира не сулят ему ничего хорошего.

— Партия и Правительство поручают рядовому Сергееву доставить малые пехотные лопаты всего отделения в расположение части! После стрельб и исключительно бегом!

— Марш-бросок, товарищ старший сержант? — обречённо спрашивает Сергеев.

— Марш-бросок, товарищ солдат! — радостно соглашается Вереенко. — А если ещё раз назовёшь малую пехотную лопату сапёрной лопаткой, будешь скакать в противогазе, пока кефир из жопы не польётся. Всосал, малыш?

— Так точно, товарищ старший сержант! — печаль на лице Сергеева невозможно описать словами.

Я стряхиваю капли дождя, висящие на козырьке каски. Ветер развевает полы плащ-палатки. Мне холодно и очень хочется есть.

— Ну а ты чего молчишь? — Вереенко смотрит на меня. — Что делает настоящий красноармеец, когда у него заканчиваются патроны?

— Не знаю, тарищ старший сержант, — честно отвечаю я.

— Эх ты! — Вереенко тяжело вздыхает. — Настоящий красноармеец продолжает стрелять, чтобы ввести противника в заблуждение!

Он произносит эту незамысловатую шутку и ждёт реакции. Продрогшие бойцы, сжимающие в руках мокрые автоматы, смеются — сперва тихо, а затем всё громче и громче.

Я смеюсь вместе со всеми. Смеётся даже Сергеев — перспектива грядущего марш-броска уже не так сильно пугает его.

Измученные, грязные и уставшие пацаны хохочут, глядя на тёмное небо. Тучи стягиваются над нашими головами. Скоро разразится настоящая буря…

Я вывалился из воспоминания так же неожиданно, как в него провалился. Губы против воли растянулись в улыбке. Даже в моём прошлом есть моменты, в которые хочется вернуться…

— Почему ты смеёшься? — Пуллон замер в десяти шагах.

Готовый к бою ветеран смотрел на меня с подозрением, ожидая какого-нибудь подвоха.

— Чего ты встал? — я вытянул клевец из петли. — Ждёшь, когда я помру со скуки?

Удивительное дело, но апатия полностью ушла. Силы, конечно, по-прежнему были на нуле, однако теперь я больше не испытывал отстранённого безразличия к происходящему.

Тот, кто не заинтересован в сохранении собственной шкуры, уже почти проиграл. А я проигрывать не привык и привыкать не собирался.

В голову, словно вино, ударила злая радость, смешанная с предвкушением схватки. Ещё ничего не кончилось. Мы ещё повоюем.

— Почему ты смеёшься? — требовательно повторил Пуллон.

— Вспомнил, как верещал Красный, когда я его резал… Не визг, а музыка! Жаль, что он выбрал путь воина — глядишь, сейчас был бы жив и удивлял своим чудным пением шлюх в каком-нибудь дешёвом борделе…

Пуллон побагровел. В голубоватом свете его кожа стала казаться почти чёрной.

— А вот Спица меня совершенно не порадовал, — продолжил я. — Похрипел немного, булькнул пару раз и скучно подох… Даже вспомнить не о чем.

Пуллон зарычал, подшагнул вперёд и резко метнул копьё. Снаряд свистнул в полуметре от меня.

Не самый лучший результат для столь опытного бойца. Впрочем, чему удивляться? Злость не способствует меткости — трудно попасть по цели, когда от ненависти дрожат руки, а глаза застилает пелена ярости.

Утративший самообладание враг опасен, как бешеная собака — он чувствует прилив сил и ничего не боится. Однако его легче «передумать» и подловить на ошибке, чем хладнокровного противника. А это, учитывая обстоятельства, в настоящий момент куда важнее.

Ветеран попёр на меня. Он был похож на штурмовика из какого-нибудь полицейского спецподразделения — не хватало только пистолета и большого красного круга на щите.

Профессионал, который знал, как нужно действовать. Неумолимый и уверенный в своих силах, он собирался реализовать преимущество в снаряжении на сто процентов.