Трудно сказать, каковы были условия жизни левобережных бургундов после катастрофы 436 г. Оставались ли они жить на прежнем месте? После уничтожения королевства и королевского дома договор, заключенный с Констанцием, явно перестал существовать. Может быть, они перешли из разряда федератов в разряд летов? Эго. конечно, могло бы быть, но никаких подтверждений такой мысли не имеется. Бургунды на какое-то время вообще исчезли из поля зрения римлян. Известно только, что через семь лет, в 443 г., Аэций предоставил остаткам бургундов во главе с королем Гундиохом для поселения земли на юго-востоке Галлии в области Сапаудии в районе Женевского озера[322]. Столицей нового королевства стала Генава (Женева). С Гундиохом к власти, возможно (но не обязательно), пришел новый королевский род, заменивший собой уничтоженных Гибихундов. Однако новые короли ощущали себя непосредственными и законными преемниками прежней династии и всячески подчеркивали преемственность королевской власти. По словам хрониста, Сапаудия была дана бургундам для раздела с местными жителями. Следовательно, условия поселения бургундов были аналогичны поселениям других федератов. Поэтому можно с уверенностью говорить, что, как и в 413 г., так и теперь бургунды получали часть имперской территории в качестве федератов.
Причины, подвигнувшие Аэция восстановить Бургундского королевство, были, видимо, разнообразными. Большую роль, вероятно, играли стратегические соображения. Новое королевство должно было обеспечить безопасность имперской территории в этом районе и обезопасить альпийские перевалы, связывавшие Галлию с Италией. Какую-то роль могло играть стремление противопоставить, как и раньше, бургундов аламанам. Правда, в это время аламаны, как кажется, не проявляли особой активности и на имперские границы не нападали. Но потенциальная аламанская угроза все же оставалась. Не исключено, что и страх перед возможным возобновлением внутренних волнений мог тоже подвигнуть Аэция на поселении здесь бургундов. В конце 407 или в начале 408 г. багауды не дали возможность Сару спокойно отступить из Галлии в Италию. Позже в этом же районе действовали некие варги. Между тем держать под твердым контролем коммуникации между Галлией и Италией было жизненно важно для Империи. Бургунды могли частично выполнять эту функцию контроля. Сравнительно недавно было подавлено восстание Тибатона, охватившее значительную территорию Галлии, и бургунды, возможно, по мысли Аэция, должны были стать еще одной преградой для распространения подобного восстания, если таковое вспыхнет, на приальпийские земли. Поселение бургундов в Сапаудии было каким-то образом согласовано с вестготским королем Теодорихом[323]. Это обстоятельство не мешало тому, что Аэций мог надеяться на противопоставление в случае необходимости бургундов вестготам. Поселение бургундов можно рассматривать как часть не только военного, но и дипломатического «восстановления Галлии», проводимого Аэцием. Наконец, западноримская армия чрезвычайно нуждалась в людях. Оставлять вне возможного использования в качестве нового воинского контингента такой уже известный своей воинственностью народ, как бургунды, Аэций, будучи опытным генералом и политиком, явно не хотел. С другой стороны, после катастрофического разгрома, какой потерпели бургунды от самого Аэция и от гуннов, они, казалось, уже не представляли такой угрозы для Империи, как раньше. Поэтому можно было спокойно пойти на восстановление их королевства. В 451 г. бургундский контингент, действительно, понадобился Аэцию, когда он собирал армию, способную противостоять войскам Аттилы. Бургунды вместе с другими римскими федератами активно участвовали в битве на Каталаунских полях. В то же время Аэций, восстанавливая Бургундское королевство, предпочел поселить бургундов не на старом месте, где сохранились бы традиции и воспоминания о прежних акциях, в том числе антиимперских, а в другой области, среди другого населения, с несколько иными традициями. И это в какой-то степени могло быть средством предохранения от повторения их неконтролируемой экспансии.
Убийства Аэция, а затем и Валентиниана III открыли период все усиливающейся нестабильности и потери Империей реальной власти в заальпийских землях. Бургундское королевство стало активным игроком на тогдашней политической сцене. В 455 г. бургунды вместе с вестготами активно поддержали в качестве императора Авита. Затем опять же вместе с вестготами они официально по поручению Авита участвовали в войне со свевами в Испании. А когда Авит был свергнут и убит, бургунды выступили против сменившего его Майориана. В союзе с вестготами, которые, разумеется, тоже не признали Майориана, они начали экспансию в южном направлении. Противниками нового императора являлись и местные галло-римские магнаты. Между бургундами и населением провинции Лугдунской был заключен союз, и провинциалы в 457 г. признали власть бургундского короля взамен помощи против Майориана. В столицу провинции Лугдун (Лион) был введен бургундский гарнизон. При этом бургунды договорились с местной знатью о разделе земель на новоприобретенной территории[324]. Местные магнаты предпочли уступить часть своих владений бургундам, чтобы получить их помощь против своих италийских соперников. Они (как и ранее землевладельцы Сапаудии) тем более согласились с таким разделом, что крупная собственность в Галлии была рассеянная, и многие магнаты имели по несколько имений в разных частях страны. Поэтому уступка части своих владений в долине Роны (Родан) не наносила им катастрофического ущерба. Майориану пришлось завоевывать Галлию. Посланный им в Галлию умелый дипломат Петр сумел договориться с бургундами, и те согласились покинуть Лион и даже дать Петру заложников в знак своего признания власти Майориана[325]. Когда сам Майориан с армией прибыл в Галлию, бургунды заключили с ним мирный договор, по которому вновь признали себя федератами Империи и официально отказались от и так уже фактически оставленного ими Лиона. Зато большая часть провинции осталась за ними. Майориан, готовясь к решающей схватке с вандалами, не захотел обострять ситуацию в Галлии, в том числе он предпочел пойти на компромисс и с бургундами. Убийство Майориана снова изменило обстановку. Эгидий, командовавший войсками в Галлии, отказался признать марионеточного императора Либия Севера и стоявшего за его спиной фактического правителя западной империи Рицимера. В ответ Рицимер снял Эгидия с должности и заменил его Агриппином. Но Эгидий не подчинился этому решению. Рицимеру и Агриппину удалось укрепиться в Южной Галлии, но северная часть страны оказалась под властью Эгидия. Все это создало в Галлии обстановку политической нестабильности, чем воспользовались бургунды. Они возобновили свое наступление и вновь овладели Лионом. Король Гундиох перенес туда свою резиденцию, и с 461 г. Лион являлся столицей Бургундского королевства. Королевство усилилось, когда к бургундам, жившим в Галлии, присоединились их соотечественники, ранее остававшиеся в зарейнской Германии. Их тамошняя территория была занята аламанами, и они вынуждены были перейти на римскую сторону.
Распространив свою власть на большую часть Юго-Восточной Галлии, бургунды стали значительной силой в Западной империи. Еще ранее они заключили союз с вестготами. Затем Гундиох женился на сестре фактического правителя римского Запада Рицимера, после чего между Гундиохом и Рицимером установились очень тесные связи. Рицимер официально назначил Гундиоха магистром обеих армий для Галлии. Кроме этого Гундиох получил также титул vir illustris. Это был самый высокий титул в римской сенаторской и чиновничьей иерархии. Бургундский король, таким образом, официально занял место на самом верху имперской иерархической системы. Пост магистра давал ему формальную возможность управлять не только территорией своего королевства, но и всей Галлией, но реально его власть не распространялась ни на территорию, подчиненную вестготскому королю, ни на земли севернее Лигера (Луара). Официально бургунды являлись федератами Империи, а их король частью имперского государственного аппарата, но фактически ни о каком контроле римских властей над ними и территорией их королевства не было и речи. Получение Гундиохом самого высокого римского титула в некоторой степени примиряло (или, во всяком случае, теоретически должно было примирить) с его властью галло-римское население. Одновременно оно резко повышало его авторитет среди соплеменников, среди которых реноме Империи и ее титулов и чинов было еще весьма велико. Бургунды не могли не увидеть в этом знак высочайшего признания заслуг своего короля, а следовательно, и своих заслуг перед Империей. Еще раньше возникло представление об общем происхождении римлян и бургундов. Может быть, оно было сначала изобретено императорской пропагандой, чтобы теснее привязать бургундов к союзу с Империей в борьбе против более грозных для римлян аламанов. Даже если и так, то и сами бургунды с удовольствием восприняли это представление, которое делало их равными римлянам. Теперь, подчиняясь римскому магистру, бургунды становились, по крайней мере в своих глазах, частью римского общества. Все это делало бургундского короля значительной политической фигурой. Его родственные связи, естественно, вели к тому, что он примыкал к группировке Рицимера. Когда в 468 г. связанный с Рицимером префект претория для Галлии Арванд, намереваясь с помощью варваров свергнуть императора Антемия, попытался вступить в переговоры с вестготами, он предложил вестготскому королю разделить всю Галлию между вестготами и бургундами. Из этой затеи ничего не вышло, т. к. письмо Арванда было перехвачено, а значительная часть галльской знати решительно выступила против такой перспективы. Но характерно, что сторонники союза с вестготами не мыслили урегулирования положения без учета интересов бургундского короля. Это, конечно. частично объясняется личной близостью Гундиоха и Рицимера, но в большой мере и реальной ролью Бургундского королевства в Галлии.
