— «Вороний глаз бросил его лицо в огненную яму», — сообщил Герион Ланнистер через всю комнату. Выражение лица Грегора свидетельствовало о том, что он был в ужасе.

— Но это не помешало мне воткнуть мой кинжал ему в горло, — хрипло пробормотал Сандор, — дважды.

Обара и Дейси улыбнулись при этом, но на лице Грегора сохранился испуганный вид.

— «Грег?» — спросил Сандор, заметив настороженный взгляд брата. — Что случилось?

Грегор не ответил. Не оглядываясь через плечо, он крикнул:

— «Мейстер?»

При этом мейстер появился у изножья кровати Сандора и произнес:

— «Да, милорд?»

— «Сними бинты с моего брата, — приказал ему Грегор, — я увижу его рану».

Обара, Дейси и Сандор были встревожены тем, как требовательно он звучал. Мейстер казался равнодушным, но строго сказал:

— «Я должен протестовать, сэр. Его рана все еще заживает».

— сейчас, — сказал Грегор сквозь стиснутые зубы, — вы можете завернуть их позже.

При этом мейстер вздохнул и уступил:

— «Как прикажете».

Грегор, Дейси и Обара отошли в сторону, чтобы мейстер мог встать на колени рядом с наследником Крепости Клигана. Он медленно расстегнул и развязал бинт, закрывавший лицо Сандора. Закончив, он отошел в сторону, чтобы остальные могли видеть повреждения.

Ущерб оказался даже хуже, чем думала Обара.

Правая половина лица Сандора была гротескной. Все между его бровью и губой было обуглено. Кожа почернела, как будто умерла. Его ноздри стали намного тоньше. Его веко слегка нависло над глазом. Прядь его волос была сожжена.

На мгновение Обара почувствовал желание закричать. Ей пришлось прикусить язык, чтобы сдержаться. Она посмотрела на других своих спутников. Дейси казалась такой же потрясенной, как и она. Но Грегор… Грегор был совершенно подавлен. Он продолжал шептать в отрицании:

— «Нет, нет, нет, нет, нет, нет!»

Его слов и выражения лица было достаточно, чтобы предупредить Сандора. Пес повернулся к мейстеру и напряженно рявкнул:

— «Принесите мне зеркало».

Мейстер медлил и не решался повиноваться, но все же повиновался. Он взял маленькое зеркальце со своего стола и поднес его к самому высокому пациенту. Он протянул предмет, и Сандор тут же взял его в руки.

Сандор постепенно поднес зеркало к лицу. Когда он увидел то, что видели другие, он был ошеломлен.

— О, боги… — пробормотал он, глядя на себя.

Обара хотела сказать что-нибудь, чтобы утешить его, но какие слова могли утешить человека, который почти половину лица потерял в огне?

После неприятного молчания Сандор посмотрел из зеркала на человека, который дал ему его. Он с надеждой пробормотал:

— «Мейстер… пожалуйста, скажите мне, что с этим можно сделать. Что-нибудь. Что-нибудь».

Мейстер вздохнул и заявил:

— «Я предотвратил нагноение раны и могу полностью облегчить вашу боль. Но я боюсь, что повреждение тканей вашего лица необратимо. Вы будете носить этот шрам до конца дней вашей жизни, милорд».

О, нет. Ты не можешь быть серьезным.

Несколько мгновений Сандор просто смотрел на мейстера, словно не слышал этих слов. Тогда он отреагировал. Он нахмурился и швырнул зеркало в противоположную стену. Когда он разлетелся на десятки крошечных осколков, Сандор издал яростный рев.

— «Милорд, пожалуйста, — умолял его мейстер, — остальные пациенты пытаются уснуть».

— «Да пошел ты!»

Сандор сердито выплюнул:

— «Их раны заживут! По-вашему, мои не заживут!»

— «Если бы я мог залечить вашу рану, я бы это сделал, — настаивал мейстер, — но я не могу. Никто из моего ордена не может».

— И ты хочешь сказать, что я должен просто жить с этим?!

Сандор раздраженно выпалил.

— «Да, ты должен.»

Тогда говорил не мейстер, а Обара. Сандор, мейстер и все остальные повернулись, чтобы посмотреть на бывшую Песчаную Змею. Она наклонилась ближе к намеченному и заявила:

— «Сандор, ты не должен вымещать свой гнев на мейстере. Это не его вина. И не твоя тоже. Единственный человек, которого ты можешь винить, теперь мертв. Убит твоей рукой».

— Я знаю, — тихо пробормотал Сандор. Он немного успокоился, но его голос все еще был полон напряжения:

— «Но что скажут другие люди, когда увидят это?»

— «Тебя не должно волновать, что они говорят, — возразил Обара. — Кроме того, ты получил этот шрам, защищая свою страну от враждебных захватчиков. Они будут уважать тебя за это».

— Но они все равно будут считать меня уродом, — возразил Сандор.

— Нет, не будут, — возразила Обара.

— «Как вы можете быть уверены?» — спросил ее Сандор.

— «Поскольку вы не урод, — заявил Обара, — если кто-то посмеет назвать вас таковым, я заставлю его пожалеть о своих словах».

Сандор казался ошеломленным этим.

— Ты… ты будешь?

Обара твердо кивнула головой и заявила:

— «Меня не волнует, навсегда ли у тебя шрамы. Сгорел или не сжег себя, мы с тобой все еще обручены друг с другом. У меня есть все намерения обменяться клятвами с тобой в септе. И потребуется гораздо больше, чем уродство, чтобы отговорить меня от этого».

Сандор потерял дар речи, но в хорошем смысле. Как будто она дала ему уверенность в себе, которую он потерял. Грегор и Дейси, казалось, тоже чувствовали себя намного лучше.

Обара знал, что пройдет еще много времени, прежде чем они все смогут полностью справиться с травмой Сандора, но, по крайней мере, они прошли стадию отрицания. Горе, конечно, будет, но горе пройдет.

Возможно, со временем Сандор полюбит свой шрам.

В этот момент Сандор приподнялся, обхватил щеку Обары левой рукой и нежно притянул ее ближе. Он легонько поцеловал ее в губы.

Несколько раз до войны они целовались наедине. Эти поцелуи всегда были игривыми. Этот был вызван исключительно страстью. Таким образом, Обара нашла это гораздо более приятным.

Более того, к огромному удивлению (и радости) Обары, поцелуй Сандора не сильно отличался от того, что был до его шрама. Его губы были такими же мягкими, кожа такой же гладкой, дыхание таким же приятным. Во всяком случае… его поцелуй был даже лучше. Это было особенное чувство.

Это было незадолго до того, как новости о морских победах Королевской армии в Сигарде и Фэйр-Айле достигли материка. Лорд Станнис Баратеон и лорд Тайвин Ланнистер сообщили королю Роберту, что они успешно нейтрализовали наследника лорда Бейлона Грейджоя и убили Вороньего Глаза. Король-олень был весьма доволен действиями своего брата и отца его жены.

Теперь, когда западное побережье Речных и западных земель было в безопасности, ничто не стояло между Королевской армией и Железными островами. Таким образом, король Роберт собрал остальную часть Королевского флота и отправился прямо к островам.

Из семи островов только три представляли собой реальную проблему для осаждающих. У Харлоу, Солтклиффа, Оркмонта и Блэктайда было мало оборонительных возможностей, когда они стояли поодиночке. Однако Старый Вик, Великий Вик и Пайк были гораздо более грозными, и ни один из них не падет так легко.

Имея это в виду, король Роберт разделил свою армаду на три меньших флота. Каждый из них будет осаждать один из трех самых сильных островов. Силы лорда Станниса возьмут Старый Вик, силы лорда Тайвина возьмут Великий Вик, а силы короля возьмут Пайк.

Виктарион Грейджой был в числе последних. Он не был ни в Сигарде, ни в Фэр-Айле. По просьбе короля он остался в Западных землях, чтобы посоветовать королю, как захватить Железные острова с минимальными потерями жизней или ресурсов. Тем не менее, на заключительном этапе войны Роберт решил позволить Железному капитану присоединиться к битве.

Виктарион теперь стоял на мостике «Железной победы». Прежде чем он и его товарищи-легионеры покинули Ров Кейлин, он организовал доставку корабля к Утесу Кастерли. Тем временем он ускакал на лошади в Западные земли.

Он уже не был против путешествий по суше, как когда-то, но всегда предпочитал паруса лошадям. Он никогда не чувствовал себя более живым и умиротворенным, чем когда стоял на палубе корабля.