В 5.00 командир полка вводит в бой 2-й батальон с задачей — развертываясь из-за левого фланга 1-го, овладеть Скураты и перерезать большак.

В 7.30 двумя батальонами полк овладел н.п. Скураты.

Противник дрогнул и начал отступление в беспорядке. Преследуя его, батальоны вышли к рубежу 300 метров восточнее н.п. Лужки, где были встречены пушечным огнем…

Далее из документа: «Противник, выбитый из леса, из Скураты, бросая технику, в беспорядке вышел в д. Лужки, где в это время было выброшено подкрепление на 4-х автомашинах <>

3. Потери — убиты 62 чел. Ранено 36 чел.».

В этот день восточнее деревни Лужки был ранен и мой дед, получив слепое осколочное ранение правой голени с повреждением кости.

И снова — эвакогоспитали Последний был к г. Осташкове, где 19 июня 1944 г. его признали негодным к военной службе с переосвидетельствованием через год и уволили.

В свидетельстве о болезни № 404С», выданном мне Ногинским военкоматом, написано: «Ранен в бою при защите С.С.С.Р».

Не один год я потратил, чтобы все это узнать. В течение многих лет вел переписку с Ногинским военкоматом и архивом военно-медицинских документов, трижды посещал архив в Подольске, по крупицам собирая все, что могло быть связано с моим дедом.

Дело в том, что он умер в год моего рождения, а все документы, которые остались после него, исчезли бесследно… И я поклялся, еще будучи курсантом, что восстановлю его фронтовой боевой путь и узнаю о нем все, что смогу…

Но каково было моё удивление, когда я узнал, что отец моей мамы, участник Великой Отечественной войны с августа 1941 г. по июнь 1944 г., прошедший три года в пехоте на передовой пулеметчиком, гвардии старший сержант, дважды раненный, так и не был награжден хотя бы медалью, будь то «За боевые заслуги» или «За отвагу».

На мой запрос в 1995 г. из Глазного управления кадров Министерства обороны РФ ответили так: «…по учетным данным Главного управления и Центрального архива МО РФ. Ваш дед Пылов П.В. в числе награжденных, к сожалению, не значится, поэтому восстановить, чем он был награжден, в т. ч. и медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», не представляется возможным».

Получается, что воевал солдат за Родину, проливал свою кровь и на этом можно поставить точку.

Для него высшая награда — жизнь Хоть в этом ему повезло За что нужно благодарить только Бога! И всем «из царицы полей».

В одном из интервью известный писатель В П. Астафьев сказал: «Не все ладно было и на войне. Я знаю солдат, вынесших на своих плечах самую тяжелую пору — 41—42-й годы. У них лишь медали «За победу над Германией». Зато к концу, когда воевать стало легче, награды возили мешками. Особенно много получали их те, кто сам не сражался на передовой. Штабные работники. Солдат всегда в походе, всегда в пути. Бои, ранения, госпитали. Обстановка менялась каждый день. А штабист — на месте. Вот и гребли ордена.

Не от этой ли обезлички фронтовики, несмотря на песенные призывы надеть ордена, стеснялись их носить? Хранили доставшиеся кровью награды в шкафах, комодах, ящиках. В них играли дети, часто теряли…»

А вот воспоминание писателя и философа А Зиновьева. «Дело шло к победе. В армии назревало состояние ликования по этому поводу. Это было время наград Летать стало не так опасно, а награды получать стало легче. Началась оргия наград. Причем награды, как из рога изобилия, сыпались на начальство и на всех тех, кто вообще в боях не участвовал. Я тогда произвел свои измерения и установил, что более семидесяти процентов наград были даны людям, вообще не участвовавшим в бою в собственном смысле слова. Много лет спустя, когда признали конкретную социологию, я с удивлением узнал что произвел свои те вычисления военных лет вполне корректно. <>.

В один из совершенно безопасных боевых вылетов мне вместо стрелка посадили майора из политотдела дивизии. Майору нужно было иметь в своем активе личное участие в боях, чтобы получить высокую награду. Ко мне его посадили потому, что я считался самым «мягким» (или «плавным») летчиком эскадрильи. Полет был фактически прогулкой — мы бомбили какой-то мирный населенный пункт. Я решил проучить майора. Я вел машину специально так, что его стало мутить. К тому же он перед вылетом выпил для храбрости стопку водки. Он облевал всю кабину стрелка и фюзеляж самолета.

Когда мы приземлились, он чуть живой вылез из самолета и хотел уйти, но я его заставил вымыть кабину и фюзеляж, угрожая пистолетом.

Мне за эту выходку дачи двое суток ареста. А майора наградили орденом Красного Знамени за участие в боях и проявленную при этом «храбрость». Кроме ареста, я был наказан тем, что меня отстранили от очередной законной награды».

В книге личного шофера маршала Г.К. Жукова я нашел вот такие слова: «Помню, не очень я обрадовался, когда 21 августа 1943 г. он наградил, вручил мне медаль «За отвагу». Я рассчитывал хотя бы на орден «Великой Отечественной».

Вот так вот, рассчитывал…

А кто ползал на животе, кто поднимался в атаку на передовой, тот рассчитывал хотя бы на медаль «За отвагу»?

Нет, наверное, он рассчитывал выжить, как и мой дед, как и многие другие…

Маршал Жуков вручил ту награду, которую посчитал заслуженной. А его шофер не знал, наверно, что у ордена Отечественной войны был статут, причем довольно подробный, и в нем не нашлось одного единственного пункта именно для него. Но разве виноват в этом маршал Жуков?

Генерал М.Д. Скобелев — герой русско-турецкой войны по этому поводу говорил: «Денщик со мной не разлучался и не выходил из огня, а я и ему не дал креста, потому что он слуга, а не солдат. Этак мы до того дойдем, что и кучеров, и поварят, всякую сволочь украсим военными орденами, а те, кто за нас умирает, никогда не дождутся знака отличий».

А Зиновьев: «О том, до какой нелепости дошла наградная система, говорит хотя бы такой факт. К нам в воздушную армию прибыла важная комиссия из Москвы. Я был дежурным по полку, когда комиссия должна была прибыть к нам.

Зная по опыту, на что обычно обращают внимание в таких случаях, я мобилизовал всех людей, не занятых на аэродроме, на уборку мусора в распоряжении полка и в помещениях. Я попал, как говорится, в яблочко. В других полках комиссия возмущалась именно захламленностью территории, окурками в помещениях, плохой заправкой коек. В нашем полку она была потрясена порядком. За это ряд старших офицеров полка был награжден орденами и медалями, а меня наградили почетным оружием — немецким пистолетом «Вальтер».

В повести Евгения Воробьева «Капля крови» есть очень интересный эпизод о младшем лейтенанте Кныше, который попал в штрафную роту из-за банальной жадности к наградам и чинам.

Разведчикам поставили задачу — добыть языка, и командиру разведвзвода повезло. Ему удалось блокировать немецкий блиндаж и захватить сразу троих, дело было под Оршой, дивизия долго стояла в обороне, и взять языка было непросто. Мечтающий о награде младший лейтенант в штаб отправил одного немца, а двух других упрятал в бревенчатый овин под замок. Этот овин находился за боевым охранением на ничейной земле и добраться к нему было можно только ночью, да и то по траншее. Тимофей Кныш даже подкармливал фрицев из пайка, который получал за двух разведчиков, раненых и отправленных в медпункт. Через три дня отвели в штаб второго, еще через два — третьего. Так как за каждого «языка» генерал обещал орден, то Кныш колол дырки аж на три…

Получил первый орден, а генерал не нахвалится: «Языка за языком берут!» Ну а потом немцы в разведотделе штаба армии вывели Тимошу на чистую воду на очной ставке. И свинтили ордена, сняли медали и сорвали погоны.

Дали десятку, но заменили штрафной.

Судя по многим документам, свидетельствам очевидцев и фактам, можно с уверенностью говорить об особом отношении к наградам солдат, офицеров и генералов в годы войны. Любовь к ним, действительно, была какая-то странная.